С зыбучим песком это вполне могло бы сработать. Но в данном случае, Торисен был не так уж в этом уверен. Может у неё и замороженное лицо, но Рябина воспринимала своё нынешнее затруднение как-то уж чересчур хладнокровно.

— Вы могли бы пойти за помощью, — предложила она.

— И оставить тебя в этой грязевой ванне?

Он, осторожно ступая, обошёл её кругом. Грязь вокруг кендар, потревоженная её попытками сбежать, была определённо более жидкой, чем земля вокруг. К этому времени, вода должна была уже просочиться в её сапоги. И вообще, насколько глубокая эта нора?

— Мне кажется, ты просто хочешь от меня отделаться, — сказал он.

— Хочешь остаться и посмеяться? Достаточно плохо и то, что наговорят сегодня вечером в казармах. Ну почему, из всех глупых несчастных случаев.

— Что именно ты не хочешь мне говорить?

Он рискнул сделать шаг вперёд, нагнулся и подхватил её под руки. Однако, очень скоро стало ясным, что вытащить её на свободу чистой силой не представляется хоть сколько-то возможным; пока земля сохраняла свою хватку, он скорее вывихнет себе обе руки, если только не разорвёт её пополам. И всё же, он мог не дать ей погружаться всё дальше и дальше и ждать, пока ей на выручку не придёт её естественная плавучесть.

— Вот, к примеру, что такое швапп?

Блууп.

Из грязи, серией мелких, влажных взрывов, стали подниматься пузыри. Они приближались.

— Мой лорд. Черныш. Просто иди.

Блууп, Блупп. Появлялось всё больше следов, идущих со всех направлений.

Уайс зашлёпала вперёд к ним. Легче, чем они, на громадных лапах, она бежала по грязи, как через тающий снег, хотя была забрызгана коричневым по самые брови. Затем она приостановилась, уши торчком, голова высоко поднята.

Блууп, блупп, блуу.

Затем она внезапно набросилась на конец цепочки из пузырьков и принялась яростно копать. Из земли вырвалась скользкая голова, безглазая и на вид состоящая из одних зубов. Грязь взбивали перепончатые когти. Непонятное создание закричало, когда челюсти щенка сомкнулись на его шее. Затем Уайс бросилась на другой след, и ещё один, но их было слишком много и все они сходились на скрытой яме-ловушке.

Ноги Рябины выскочили на свободу, её сапоги превратились в лохмотья. Заполненная водой яма бурлила множеством грязных тел, напоминая собой какую-то мерзкую похлебку из угрей. Тори вытащил её на твёрдую поверхность и помог подняться.

— Уайс, идём!

Два кенцира побрели к своим лошадям, со щенком волвера в качестве яростного арьергарда. Торисен помог Рябине забраться в её седло, а затем запрыгнул в своё собственное. Уайс ухмыльнулась ему снизу, белые зубы, свисающий красный язык и голубые глаза в маске из грязи.

— Хорошая девочка.

День уже клонился к закату, когда они вернулись в крепость. Торисен остановился в воротах караулки, разглядывая запертый в замке крупнорогатый скот, который уже почти полностью уничтожил внутренний двор. После разорительного налёта коров, коз, овец и свиней, то, что от него осталось, можно было спокойно распахивать под огород Рябины. Предки видят, он уже хорошо удобрен.

Вокруг двора располагались вспомогательные и жилые помещения его гарнизона; через него, старый замок; за замком, Женские Залы, а за ними целый акр запустения — и всё это внутри стен огромной крепости. Вот если бы его образ души был таким же большим, как Готрегор, с его тысячами пустых комнат, тогда бы ему не пришлось никому отказывать в укрытии там. Мысли об этом болезненно его задели; благодаря запертой двери в его душе, он имел доступ едва ли к её трети.

И что же на самом деле скрывалось за этой дверью?

Ему не давал покоя их последний разговор с Тришен. Что-то случилось, что-то, чего он тогда не смог запомнить, но что потихоньку возвращалось обратно, как будто медленно всплывая из колодца сна.

— Просто капля крови на кончике его ножа, не достаточно сильно, чтобы привязать больше, чем на час или два, но достаточно долго, чтобы сделать игру более интересной. «Дорогой, маленький Гангрена,» называл он меня.

Это был его отец, говорящий о его мерзком дяде Грешане, говорящий через него. Грешан на время привязывал Ганта кровью — сколько раз, и какой непотребной игрой он тогда с ним занимался?

И всё же, там было нечто большее.

Он вспомнил, как Тришен стоит, прижав ладони к губам, разговаривая не с ним, а с его отцом: «Гант. Ты не хочешь, чтобы твой сын покидал тебя, поступал против твоей воли. Только не говори мне, что ты… ты…»

Торисен вздрогнул. Хватит уже. В прах мёртвых и прошлое.

Он повернулся к Рябине. — Будь добра, найди Крона. Скажи ему, что у него есть моё благословение.

Когда Торисен устало вскарабкался по ступенькам в покои Верховного Совета, Марк сделал паузу в процессе смешивания свежих ингредиентов для новой порции стекла.

— Ты выглядишь по уши в грязи, парень.

— Точно так же, как и поля.

Торисен опустился в своё кресло. Скорее коричневая от грязи, чем белая, следом за ним в покои Верховного Совета прорысила Уайс и нашла убежище под эбеновым столом.

— Я должен радоваться, что их вообще не смыло прочь. С большей частью пепла так и случилось. Мы не можем и думать о том, чтобы снова что-то посеять, пока они хоть немного не подсохнут.

— Время ещё есть, — сказал Марк успокаивающе. — И в любом случае, у вас теперь есть денежные резервы, чтобы справиться с этим, если летний урожай провалится.

— Как все не устают мне напоминать.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он поглядел вверх, на карту. Марк снабдил зияющую каменную амбразуру решёткой из горизонтальных железных полос. Пока что он смог заполнить только самый верхний слот, включающий в себя всё Заречье. Неуместно стреляя рубиновым, чтобы обозначить золотоносный песок, вниз спускались извивы Серебряной, со сверкающими стеклянными кластерами по обе стороны, обозначающими большинство замков Заречья. Каждая секция была сделана из веществ, естественных для каждого конкретного региона, плюс стеклобой из старого окна, чтобы довести сырьё до нужного объёма. Странно, но участки стекла, обозначающие смежные географические области, легко сплавлялись между собой, без всякого тепла, швов или необходимости в свинцовой проставке. Результат, пока что, выглядел подобно перекрученной лозе, стреляющей во все стороны комкообразными фруктами, раскрашенными в дюжину сияющих оттенков и расположенными через более или менее регулярные интервалы.

— Это самосплавляющееся стекло удивительно прочное, — сказал Марк, созерцая работу своих рук. — Я думаю, я мог бы забивать им гвозди. Возможно, когда карта будет наконец готова, ей вообще не потребуется крепёж.

— Ты думаешь, это когда-нибудь случится — полная готовность, я имею в виду?

Большой кендар пожал плечами и бросил раздосадованный взгляд на пустые Южные Земли. Восточные были почти столь же голыми, а между ними зияли многочисленные провалы. — Здесь осталось много свободного место, которое можно будет заполнить этими маленькими кусочками, большинство из них обозначают районы, где кенциры никогда не бывали. Материал для некоторых из них обеспечила Матушка Рвагга, а твои агенты каждый день приносят домой всё новое сырьё, отовсюду, куда мы только можем дотянуться. — Он рассмеялся. — В некоторой степени, это стало почти состязанием. Хотя пока что, далеко не все эти кусочки объединяются в единое целое.

Он указал на эбеновый стол, на котором мелом была начерчена грубая карта. Маленькие мешочки и осколки отлитого стекла испещряли её подобно произвольным кусочкам головоломки, ещё не приложенным к общей картине.

— Я думаю, — сказал он, скребя свой щетинистый подбородок, — я мог бы заполнить пробелы одним переплавленным стеклобоем от первоначального окна с добавкой исключительно местного сырья и соединить всё свинцовыми полосками. Собственно говоря, так обычно и делается.