— Я ошибся, — сказал Комендант. — Мы разобрались с Раном Аденом ещё до рассвета.

Джейм развернулась и обхватила его руками. — Ран, вы вернулись!

— Ээ. да, — сказал он, освобождаясь от её объятий. — Похоже, по мне тут скучали. Бедный Аден. Он стал становиться проблемой, как я обнаружил, вернувшись этим вечером и найдя его не только пытающимся уморить бегом моего дежурного офицера, но и вселившимся в мои покои. Однако я боюсь, что вы также потеряли друга, а вы, Лордан, полубрата.

— Может и потеряла, — сказала Джейм, задумчиво глядя в реку, — но я допускаю, что Драй наконец-то оказался там, где ему всегда хотелось быть, а Съеденная Когда-то всё-таки получила Любимчика по своему вкусу. Поглядите. Дождь кончился.

44-й день весны

Долгий затяжной ливень наконец стих, но серое небо всё ещё тяжело сдавливало собой всё Заречье. Низкие, торопливые облака укутывали собой верхушки гор, периодически сплёвывая водой на промокшую землю внизу, как будто в раздумье.

— Помни, — говорила, казалось, каждая капля. — То, что я устроила перед этим, я легко могу повторить снова.

Торисен стоял посреди своих разорённых посевов, оценивая ущерб. Хотя сам Готрегор стоял на высоком утёсе и потому избежал разлива, посевные поля, лежащие вниз по течению у извива Серебряной, оказались полностью уничтоженными. Земляные плотины заливного луга, где выращивали сено, исчезли бесследно. От террас для зерна выше по склону остались только отдельные полосы, уцелевшие от разрушения вязким месивом оползней. Озимая пшеница и рожь были ободраны до стеблей, а затем прибиты к земле. Весенние посевы, которые так недавно сеяли с такими надеждами, были смыты прочь. Из-за поздней, холодной весны, лён и ячмень ещё не успели посеять, но теперь это тоже было невозможно, пока не будут восстановлены террасы.

— Так что со временем у нас будет ячменный хлеб, пиво и достаточно прочной верёвки, чтобы нам всем на ней повеситься, — сказал Торисен кисло.

Его управляющая Рябина бросила на него косой взгляд. Её лицо, как обычно, совершено ничего не выражало, замороженное шрамами через весь её лоб, которые складывались в буквы имени бога карнидов. — Мы всё ещё можем превратить внутренний двор замка в огород, как только стада вернутся на луга.

Торисен против своей воли рассмеялся. — Могу представить себе рожу Калдана, когда он услышит, что я выращиваю капусту прямо у своего порога.

— Она очень питательная, капуста. А заодно и морковь, и лук, и пастернак, и свеклу.

— Так что в итоге мы сможем сварить овощной суп. А как насчёт следующего урожая сена?

— Корни всё ещё здесь, под всем этим слоем ила и грязи. Они должны оправиться. По крайней мере, у вас теперь есть деньги, чтобы закупить новые семена.

— Хмммм, — сказал Торисен несчастно.

Он повернулся и захлюпал обратно к лошадям и Уайс, которые ждали их на возвышенности. Рябина захромала следом. Оба кенцира носили ботфорты[103] и были очень этому рады, поскольку липкая речная грязь облепила их ноги почти до колена.

Хлюп, плюх, хлюп, плюх.

Это правда, у него был выкуп за Эрулан, но как же он ненавидел тянуться к этому (по его мнению) нечестивому источнику. Его отец Гант потребовал за бессрочный контракт девушки неприлично большую сумму, а Лорд Брендан настоял на том, чтобы выплатить её за её посмертное знамя. Торисен хотел просто ему его отдать. Ему казалось неправильным извлекать выгоду из старой боли. Однако, и Матрона Яран Тришен, и Джейм сказали ему, что отказываться от платы будет даже ещё большим злом и вредом, хотя он так до конца и не понял почему.

Его так же малость смущало то, что Эрулан оказалось возлюбленной не самого Бранта, а его сестры проклинающей Бренвир, той, чьё проклятие превратило нижнее бельё Торисена в изодранные ленты и отразилось на неё самою, искромсав в клочья её собственную одежду. Внутри Женского Мира определённо существовало ещё много всего того, чего он по-прежнему не понимал, впрочем, не то, чтобы он очень жаждал собираться с силами и спрашивать свою сестру о зиме, что она провела в женских залах.

Трус, сказал голос отца за закрытой дверью в его душе. И опять, разве ты нуждаешься в столь ничтожных знаниях?

Ему хотелось рявкнуть в ответ, Пытаешься поймать двух зайцев разом, Отец? но с этим задиристым внутренним голосом лучше всего работало сохранение полного спокойствия.

Его люди должны стоять выше его гордости. Это было его ответственностью, его наивысшей честью. Он уже использовал приданое, чтобы купить семена на этот год, предыдущий урожай был полностью уничтожен градом и пеплом, порождёнными прошлогодним вулканическим извержением далеко на севере. И если понадобится, он был готов снова обратиться к щедрому дару Эрулан.

И приползти на коленях к своей сестре, чтобы спросить её, что она знает о Женском Мире?

И это тоже, если потребуется. Странно, как когда-то немыслимое потихоньку становилось возможным — почти возможным. Не случилось ничего особо драматичного, у него просто было немного времени, благословенно свободного от ночных кошмаров, чтобы подумать. И теперь его врождённый здравый смысл предупреждал его, что ему следует побольше узнать о таинственном прошлом Джейм, пока это незнание не вышло боком им обоим.

Ответственность. Сколь многие формы она принимает.

Этим утром кендар Крон пришёл его повидать.

— Лорд, вы знаете, что этой зимой умер мой маленький сын Гилл.

Торисен помнил — как он мог забыть? Мальчик попытался оседлать одного из телят-одногодок, загнанных внутрь для защиты от бурь, и неудачно упал, сломав себе шею. Хуже того, несчастный случай его не убил. Когда его родители увидели, что он оказался парализованным, они попросили о Белом Ноже. Торисену ещё никогда прежде не приходилось приносить смерть кому-то столь юному или столь смелому.

Крон держался очень спокойно, но его глаза светились беспокойством. — Я и моя подруга хотели бы завести другого ребёнка. Никто не сможет заменить нам того, что мы потеряли, но без него в нашей комнате так тихо.

Официальное одобрение рождения младенца должно гарантировать ему место в доме. Милосердные Трое, ещё одно имя, чтобы помнить.

Правда, он ещё никого не забыл со дня смерти Муллена, но всё же, он как будто отдавал кусочек души каждому связанному с ним кендару и от неё уже мало что осталось.

Кроме того, он получил прошение от Рандир Вороной, которая оказалась бывшей Клятвопреступницей Норф. Он и не знал, что в Глуши есть Норфы. Тревожная мысль, и в тоже время, интригующая. Что за возможность узнать о Рандирах изнутри. Он вовсе не порицал каждого Норфа, у которого хватило здравого смысла, чтобы не последовать в изгнание за его отцом. И всё же, его беспокоило то, что их нужда привела их в подобную гавань. Тут была слабая вероятность того, что пригласить любого из них вернуться, означало сказать добро пожаловать шпиону Рандир внутри его дома. В конце концов, некоторые из них вполне могли рассматривать безумие Ганта как предательство, как делал и сам Торисен.

Итак, два претендента, одно место. Чему же следует сохранять верность, прошлому или будущему?

Рябина издала приглушенное восклицание. Торисен обернулся и обнаружил, что она погрузилась по бёдра и барахтается в грязи.

— Не подходите ближе, милорд, — поспешно сказала она, когда он двинулся на помощь. — Чёртов Порог. я провалилась в ловушку шваппа[104].

— Чего?

— А, верно, — сказала она скорее самой себе, чем ему. — Вы обычно не бываете здесь по весне, да и к тому же она ещё никогда не выдавалась такой мокрой. Достаньте мне жердь и я буду в порядке. Упс.

С этим она погрузилась снова, уже по талию. Грязь издавала неприличные, сосущие звуки, подобно языку, ощупывающему гнилой зуб. Она откинулась на подрагивающую трясину, чтобы перераспределить свой вес и попыталась выкрутить на свободу свои ноги.