Подозвав к себе Жура и бесёнка, она спустилась в училище.

На квадрате установили эстакады столов и кадеты расселись за них в соответствии со своими домами. Время срывания шарфов, по-видимому, прошло, хотя Шиповник всё ещё носила у себя на руке шарф Хигберта и мрачно его высматривала.

Тиммон сидел за своим собственным столом, с пустыми местами по обе стороны. Пройдёт некоторое время, прежде чем он сумеет примириться со своим домом или с самим собой. Судя по напряжённой линии его плеч, Джейм могла бы сказать, что он понял и принял это.

Рандоны отдали празднику всё, что осталось от зимних припасов, сейчас было ещё слишком рано для весеннего урожая. Предоставленные самим себе, большинство домов остановилось на корнеплодах, сушеной фасоли и солонине, но сегодня был канун нового года, и все остатки припасов поделили поровну. Джейм видела деликатесы и чуяла пряности, которые многие месяцы были чужды её дому. Заливной пирог с сушёными ягодами, тушёная рыба с миндалём, запеканка из лебяжьей шеи, вино, приправленное специями, и сидр. Её рот начал наполняться слюной.

Как только кадеты уселись за столы, среди них начались яростные споры о том, кого назначить Комендантом Безвластия[70]? Возможно такая-то, поскольку она очень забавная; возможно, это имя как раз для такого-то, за его жуткие гримасы; а может ещё кто-то, потому что он всем нравится.

У дверей Старого Тентира возникло какое-то шевеление. Оттуда появились Хигберт и Досада, несущие с собой цепи. Звенья крепились к ошейнику, а ошейник, скрытый грязным белым шарфом, был надет на Медведя.

Он встал на пороге, покачиваясь и мигая налитыми кровью глазами.

Со времени его внезапного появления во время засады в конюшне, каждый слышал хотя бы слухи о том, что Медведь и был тем легендарным монстром в лабиринте, который, как болтали, поедал кадетов на обед и ужин, если не на завтрак. Даже его прошлое вышло на свет, вместе с рандонами, которые наконец-то ощутили возможность свободно описывать его подвиги в его лучшие дни. Тем не менее, вживую его видело всего несколько человек. Его громадная, неуклюжая фигура и грубая расселина в черепе внушили им благоговейный ужас, а дикость его взора заставила многих отпрянуть назад. Так же как и его вонючий запах, который перекрывал острый аромат яблочной водки.

Они должны были устроить ему королевскую попойку, чтобы надеть на него ошейник, подумала Джейм. Неудивительно, что он проспал всю её перепалку с Нарсой за его дверью.

Досада и Хигберт повели его, спотыкающегося, к головному столу и показали ему сесть.

Джейм обнаружила, что вскочила на ноги, как и каждый второй кадет. Когда он сел, они тоже уселись, но на самые краешки скамеек, готовые к Трое знают чему.

В последовавшей за этим неловкой тишине Досада попотчевал Медведя сначала кубком эля, который тот выпил одним глотком, а затем жареным бедром оленя. Гигант подозрительно оглядел кусок мяса и облизнулся. По рядам Каинронов пробежал нервный смех, когда он внезапно схватил его и принялся раздирать как дикий зверь.

Это неправильно, думала Джейм. Неправильно.

Досада ухватил бедро обратно и поднял его вверх, заставляя Медведя тянуться за ним. Потом он сунул мясо под стол. Медведь полез вслед за ним. Стол начал приподниматься. Против своей воли всё больше кадетов начинало нервно хихикать. Другие же призывали Досаду остановиться.

Стол внезапно перевернулся, когда Медведь встал. Он схватил цепь и рывком втащил Хигберта в пределы своей жуткой хватки.

Тут встала Шиповник, держа в руках шарф кадета.

— Я приказываю тебе. Не сопротивляйся.

Жутко напуганный Хигберт послушно обмяк. Медведь стал дёргать его за руки, заставляя танцевать как марионетку. Рута взялась прихлопывать в такт, в сопровождении остальных, но движения Медведя становились всё более и более жестокими. Он уже однажды разорвал кадета на части, за то, что тот над ним глумился.

Мимо них просвистела чёрная куртка и на «высоком столе»[71] оказался Комендант Шет Острый Язык. Он осторожно извлёк Хигберта из хватки своего брата. Издевательский шарф Медведя соскользнул прочь и стало видно, что кожаная полоска вокруг его шеи была усеяна шипами, обращёнными внутрь. Это был штрафной ошейник для непослушных жуткогончих. Досада дёрнул за него и охваченный болью Медведь набросился на ближайшего человека — своего брата. Комендант упал.

— Принесите копья! — закричал кто-то, и оружие возникло в руках Каинронов так быстро, как будто они прятали его под столом, да так оно, похоже, и было.

Это всё спланировано, подумала Джейм. Она бросилась к своему Сенетари, используя когти, когда кадеты двигались недостаточно быстро. Медведь был окружён кольцом стали, ударяя по каждому острию, которое оказывалось слишком близко. Комендант лежал у его ног.

— Убейте его! — надрывался Досада. — Убейте его!

— Во имя Порога, что здесь твориться?

Новый голос, хотя и не ревел во всё горло, нес в себя такую власть и силу, что атакующие кадеты немедленно остановились. В дверном проёме Старого Тентира стоял Горбел, его броня воняла кровью вепря, а в большом зале смутно виднелись его сопровождающие, несущие его охотничий трофей, привязанный к шесту за ноги (в области коленей[72]). Когда он тяжело зашагал вперёд, кадеты расступились и дали ему дорогу. Джейм с выгодой использовала их отвлечение, проскользнув внутрь круга стали, и опустилась на колени рядом с Комендантом. Он получил удар через всё лицо, к счастью, по всей видимости, тыльной стороной руки Медведя, иначе бы от его лица мало что осталось. Он уже с трудом пытался подняться.

— Копья вверх! — Приказал Шет кадетам и горстке рандонов, которые к ним присоединились.

Горбел вошёл в круг и встал лицом к лицу с Медведем. Его руки поднялись вверх, а голова опустилась в приветствии кадета старшему рандону. Остальные присоединялись к нему, один за другим, пока Медведь не оказался в круге безмолвного почтения. Джейм сняла с его шеи ошейник. Медведь посопел и медленно выпрямился. Неуклюже, как будто вспоминая полузабытое, он ответил на их салют.

Комендант вскарабкался на ноги, игнорируя руки, тянувшиеся ему на помощь, и коснулся плеча брата. Когда они встали лицом к лицу, любой мог увидеть их сходство: за дикой растрёпанностью старшего и слегка взъерошенной учтивостью младшего скрывались всё те же острые черты, та же посадка челюсти и соколиных глаз. Затем Шет увёл Медведя прочь, сквозь ряды безмолвных наблюдателей, обратно в его зловонную берлогу.

К тому времени, когда Комендант наконец вернулся в свои покои, которые, как и его кабинет, открывались в Комнату Карт, уже сгустились сумерки. На пороге он замер, ощущая движение на балконе. В комнату вступила неясная фигура, над её головой сгорбились плечи Снежных Пиков, увенчанные нимбом вечерних звёзд. Ни один кендар не бывает столь стройным; ни один кендар, кроме Харна Удава, не рискнёт войти к нему в такое время, после такого дня. Но Харн теперь с Южным Воинством. Странно, что он так скучает по своему старому сопернику-конкуренту.

— Я пришла убедиться, что с вами и с Медведем всё в порядке, — сказала Лордан Норф.

Шет вздохнул и ослабил свой офицерский шарф. На самом деле, его лицо всё ещё пульсировало от боли, а несколько зубов шаталось, но всё могло кончиться гораздо, гораздо хуже.

— Медведь спит, — сказал он. — Им, должно быть, пришлось много дней копить свои порции яблочной водки, чтобы так его напоить.

— И всё же Горбел хорошо справился, не так ли?

— Очень хорошо. Его отец делает большую ошибку, недооценивая его.

— Вы же понимаете, что Досада вас подставил, чтобы добиться одобрения казни Медведя.

— Такая мысль мелькала в моей голове, — сухо отозвался он. — Как и та, что он вряд ли сумел бы додуматься до такой схемы самостоятельно.