Условились с Устиновым, Яковлевым, Ванниковым, Носовским (это старший по инженерам), что они будут находиться здесь, а я им буду оказывать всяческую помощь, главное — в выявлении новых данных по ракете.
Через несколько дней московские гости, Устинов, Яковлев и другие, улетели в Москву, а появился новый гость, Завенягин Абрам Павлович, новый представитель по атомным делам.
Перед этим я дал телеграмму в Москву, что нашел уран и тяжелую воду. Атомное дело большое, а американцы говорят, что они имеют сверхмощную бомбу, а мы пока мало знаем.
Абрам Павлович рассказал московские новости, говорит, что атомному делу хозяева придают важнейшее внимание. Документы пошли в ход, и начинается освоение.
Спросил, что у меня имеется, я ему рассказал, что из допросов немцев я узнал, что немцы были близко к изготовлению атомной бомбы. В Норвегии, а затем и в Германии уже добывали тяжелую воду, откуда-то они достали уран. Я ему сказал, что уран и тяжелую воду я забрал и отправил на днях в Москву. Видимо, с ним разошлись, так как он ехал два дня поездом[323].
В конце разговора я ему советовал съездить в соляные копи, около Галле, где имеются большие выработки (залы), там мы нашли сложную аппаратуру, поставили охрану, надо давать команду на вывоз аппаратуры в Москву.
В заключение я ему продемонстрировал кусок урана, который лежал у меня в столе в кабинете. Я взял уран в руки и, чиркая по урану гвоздем, показал, как искры железа от гвоздя, сгорая под действием урана, раскаленными падали на пол.
Абрам Павлович разволновался, заохал и говорит: «Брось немедленно уран, убери из кабинета и не притрагивайся руками, потому что можешь заболеть радиоактивной болезнью или еще хуже». Рассказал при этом случай, произошедший с одним из сотрудников в Москве. Пришлось послушаться его рекомендаций.
По возвращении из соляных копей, где мы были, Завенягин мне сказал, что это очень ценные приборы и он заберет. Я дал команду на погрузку. Я Завенягину рассказал, что американцы выслали на розыск в 1944 году атомных дел специальную миссию «Алсос», которая имела целью захватить всех ученых по ракетам ФАУ-1 и 2 и особенно атомщиков-немцев, так как боялись, что немцы обогнали в разработке атомной бомбы американцев.
Вот эта «Алсос» и следовала вместе с наступающими войсками союзников и успела забрать 18 ученых-атомщиков во главе с руководителем Вернером Гейзенбергом*. Они нашли все разработки и документы по ядерной физике[324].
Все эти ученые попали не к нам, так как боялись последствий. Незначительная часть их ушла к англичанам и французам.
Исследования немцы вели в основном в институте кайзера Вильгельма, начиная с 1939 года.
Попрощавшись, Завенягин уехал в Москву.
Что-то из Москвы стали прибывать многие делегации для ознакомления «по разным отраслям промышленности» и др., а некоторые, я посмотрел в СВАГ, болтаются и боятся выехать куда-нибудь на периферию, так как распространили слухи, что немцы русских из-за угла убивают.
На самом деле были два-три случая, когда репатрианты русские, еще не выехавшие на родину, напивались пьяными, дрались с немцами, и дело доходило до убийства.
Вернувшись в Берлин, я прочел в газетах, что Союзники договорились провести 16 июля в Потсдаме конференцию на высшем уровне по Германии и договориться о союзнических правах над Берлином.
Начались звонки из Москвы от Абакумова НКГБ, с выяснением, где размещаться и т. д. Потом приехала группа МИДовцев и НКГБ из охраны. Состав конференций объявлен таков: Сталин, Трумэн (Рузвельт умер) и Черчилль.
Союзники также начали проявлять активность. На днях была вторая встреча с союзниками, на которой были те же, что и в первый раз, только сейчас в расширенном составе. С Эйзенхауэром приехал генерал Клей* (его зам.) с Монтгомери генерал Робертсон*, с французом тоже какой-то носатый генерал.
В основном договорились, что Берлин делится на 4 сектора. Мы берем восточную часть, а американцам, англичанам и французам западную часть Берлина. Определили трассу движения от западной границы между нами и союзниками. Через Магдебург и далее на Потсдам и в Берлин. Воздушную трассу наметили, условились вместе подыскать здание для заседаний «Контрольного совета над Германией».
Одним словом, все прошло дружно, с согласием. При этом я заметил, что Эйзенхауэр охотно шел на уступки, когда Жуков с чем-либо не соглашался, и в то же время Монтгомери в таких случаях мямлил, что-то пищал под нос (у него тонкий женский голос), но когда видел, что Жуков и Эйзенхауэр согласны, то ему нечего было возражать. Делатр де Тассиньи только мило улыбался и особых возражений не высказывал. И вот такой четверке придется решать судьбы Германии. Ну что же, поживем, увидим.
В последующие дни стали вырисовываться более четко задачи СВАГ, которыми я руководил. Тут пришлось решать задачи по демилитаризации всех учреждений и особенно крупных заводов и переводить их на работу в мирных целях.
Более простым <делом> оказалась денацификация всяких крупных синдикатов, трестов, так как владельцы и совладельцы убежали на Запад к американцам и англичанам, поэтому даешь указания коменданту: назначай добропорядочного немца руководителем, а к нему нашего представителя, и работайте. Так было с заводами и управлением оптической фирмы Цейс, и другими.
Вместе с этим немцы ведь педанты, они сразу ставят вопрос: «А по немецким законам так делать нельзя». Ну, пришлось отменить все немецкое законодательство, изданное фашистами.
Но главная задача — это проведение в жизнь демократических правил, от которых немцы за время гитлеровского правления отвыкли, восстановление экономики и ликвидация последствий войны. В общем, дел очень много, а времени мало.
Вчера был у меня Маркграф — полицай-президент. Уже обрел соответствующий вид и апломб.
В беседе доложил, что за эти дни вновь назначенные военные командиры своих секторов (американские и английские) приглашали его на ланч.
Вначале американец. Маркграф явился. Угощали шнапсом и коньяком. Много выспрашивали о городе, осторожно о русских. Интересовались, женат ли и где семья (у него семья в английской зоне). Ну и в конце довольно откровенно ему сказали, чтобы он встречался с ними, с американцами, и информировал обо всем. Видно, сразу берут быка за рога.
Ну, я, конечно, его потом тоже угостил и проинструктировал о линии поведения. Пока у меня в нем сомнений нет.
В конце, когда он подвыпил, я спросил, а как он дальше думает быть с семьей. Он, смутившись, говорит, что пошлет за ней своего человека, и он привезет. Поездки такие у нас разрешались. Я на это ему говорю: «Может быть, вам самому за семьей поехать в роли частного гражданина?»
Он заулыбался, доволен, что я оказал ему такое доверие, потом подумал, поблагодарил и говорит: «Все же лучше за ними послать». Я согласился.
Через пару дней к Маркграфу я заехал, и он мне рассказал о таком же ланче у англичан, которые угощали джином и виски, более скромно, но разговор был такой же, но, правда, в более короткой форме.
Англичанин, конечно, в этих делах умнее, а конец был про его семью, и предложили организовать ей там питание и уход, от чего якобы Маркграф отказался. В общем, союзники начинают отрабатывать нужных им людей. Учтем.
Ездил выбирать помещение для Потсдамской конференции, с генералом Добрыниным. Остановились на дворце сына Вильгельма, который расположен в Потсдаме в парке Сан-Суси[325].
Парк большой, несколько квадратных километров, дворец в готическом стиле, правда, не на наш вкус, но главное все есть. Зал для заседаний с хорами. Крыло и комнаты для размещения тов. Сталина и его охраны, а также МИДовцев и сопровождающих, которые приедут.
Потом я сказал <о выбранном месте> Жукову, и поехали с Жуковым и Соколовским посмотреть. В основном понравилось. Главное, в стороне от шумных улиц. Донесли в Москву об этом.
