Потом позвонил Крылов, волнуется, Берия его выругал, он ничего не знает и так далее. Я ему рассказал, что все устранено. Он говорит: «Напишите, я донесу». Я отсоветовал, так как это будет хуже. Больше у нас таких дел не было.

Жук потом мне говорил, что я в рубашке родился, что прорыв в плотине водохранилища неминуемо по гидротехнике грозит катастрофой, а нам удалось ее предотвратить. После всего этого я убедился, что гидростроители действуют строго по науке и никаких отклонений в таких случаях не допускают, то есть берут самый легкий способ избежать аварии — это выпустить воду, чтобы снизить напор.

И в то же время в ходе работ идут против науки. Наука им говорит, что при отсыпке плотины надо класть хороший грунт, а не со снегом, и утрамбовывать, а они это нарушают. Вот и прорвало.

Уже наступил май месяц. Дела шли хорошо. Начался монтаж агрегатов на шлюзах. Я езжу, подбадриваю: «Заканчиваем рытье канала».

Работают шагающие экскаваторы, которые выбирают грунт ковшом сразу 14 кубометров. Длина стрелы 48 метров, работает на электричестве. В лагерях все в порядке, женщин заставил работать. Они покрывают дерном насыпи вокруг шлюзов и станций.

Провели совещание со всеми з/к. Пообещал, что если все сделаем хорошо, то я выйду с предложением в Правительство, чтобы лучших досрочно освободить за хорошую работу, а отличившихся наградить орденами.

Это вызвало небывалый подъем в работе. Но не обошлось и без подлецов. В одном лагере з/к армянин подстроил двух русских «Иванов», и начали выпускать листовки: «Зачем мы тратим и губим здоровье», «Прекращай работать» и так далее. Я сразу решил пресечь.

Подозрение пало на одного из распространителей. Я его допросил. Он признался и показал на армянина. Вызвал его, прижал как следует, и он признался. Оказывается, он осужден якобы за кражу, а фактически и на воле занимался антисоветской агитацией.

Подумал, что делать. Ведь паршивая овца все дело может испортить и приказал провести следствие и судить, а затем отправить в другой лагерь…

Строители мне не нравятся еще и потому, что у них привычка — «сделать основное», а что кругом недоделки мелкие, то «это они сделают потом». А когда я смотрю на эти недоделки, хотя и мелкие, так у меня глаза сводит и кажется, все дело плохо сделано. Разные понятия. В общем, настроение у меня испортилось.

Когда приехал с шлюза в управление, собрал инженеров, и раздался телефонный звонок. Я поднял трубку: «Вас вызывает Москва». Так как Тарабанову поминутно звонили из Москвы из Гидропроекта, я ему передал трубку.

Вдруг Тарабанов встал, засуетился и говорит: «Это вас, товарищ генерал». Я взял трубку, говорил Поскребышев: «Будет говорить хозяин». Я приготовился и слушаю.

Раздалось обычное тихое «Да». Я говорю: «Серов слушает, товарищ Сталин». Он поздоровался и говорит: «Как идет строительство Волго-Дона?» Я ему сказал, что пока особенно похвастаться нечем, и перечислил, что вызывает беспокойство: шлюз на Цимле, и что не готовы шлюзы в Калаче.

И хотел сказать про выпуск воды из-под шлюза, как он вдруг сразу как-то изменил тон и говорит: «Чтобы Волго-Дон был готов в срок, вы головой будете отвечать. А то нашумели на весь мир в газетах, что вековая мечта исполнится, и Волга с Доном соединятся, а на самом деле вранье» — и повесил трубку.

Я был смущен. Ведь не я же шумел, а газеты об этом трещали, и не я два года «руководил» строительством. А я попал как <кур в ощип>. Барабанов* ерзал на стуле, сам не свой. Я ему сказал, чтобы все внимание уделил шлюзу, а то дело может кончиться плохо.

Когда прилетел в Калач, рассказал Раппапорту и Жуку об этом разговоре со Сталиным и о непорядках в строительстве. Ну, а те чувствуют, что теперь уже больше я буду отвечать, а не они, так все это приняли довольно спокойно.

Я позвонил Круглову и сказал, чтобы узнал, почему такой звонок был. Сам я три дня ходил под впечатлением от этого неприятного разговора. Я думал так: всю жизнь тружусь, стараюсь, как лучше, не люблю, когда меня подталкивают да еще пугают. Я ведь сам знаю, что надо сделать. Просто обидно.

Ведь я мог проще сделать: ознакомившись с ходом строительства, послать подробную депешу в ЦК, что нужно полгода для окончания, дал бы подписать любимому Жуку, Раппапорту, и сам подписал, и пришлось бы согласиться. Ну, попало бы Круглову, <Рясному>, но не мне. А теперь нужно проявить нечеловеческие усилия самому и подчиненным, чтобы вытянуть стройку.

Видимо, я такой несчастный человек. Не рад, что меня послали в это министерство. Был бы в армии на командной должности и меньше нервы трепал. Ну, теперь уже ничего не поделаешь. Время идет…

Настроение гадкое. Я все думал, почему у товарища Сталина такой характер. Ведь мне за время войны и после приходилось не раз с ним встречаться и быть вместе иногда вдвоем…

15 мая. Осталось 2 недели до конца. Сегодня и завтра будут закончены работы по отсыпке и уборке шлюзов и днищ. Будем затоплять водохранилище.

Советуюсь с Жуком, он говорит: «Надо воду в шлюзы давать потихоньку и каждый шлюз топить хотя бы двое суток». Я ему говорю: «Дней осталось 15, а шлюзов топить 10. Где мы пять дней возьмем?» Молчит. Раппапорт тоже молчит.

На следующий день я назначил затопить два шлюза сразу…

Два шлюза затопили, на ночь оставили дежурного, самосвалы и людей, чтобы сразу ликвидировать прорыв. Но, видимо, укатка дала свой эффект. Вода никуда не просочилась.

В следующие три дня потопили еще 5 шлюзов. Все обошлось нормально. В одном шлюзе было вода пошла, но сразу забили. Жук, естественно, опять за свою теорию, что я в рубашке родился.

30 мая затопили последние два шлюза. Остался не затопленный участок между первым и вторым шлюзами, где должны объединиться Волжские и Донские воды.

Накануне я позвонил секретарю Сталинградского обкома Гришину* И. Т. и говорю: «Если хочешь посмотреть, как будем соединять Волгу с Доном, приезжай». Гришин во время строительства помогал и оказывал содействие. Он говорит: «Обязательно. Я с собой возьму председателя облисполкома, киношников, корреспондентов и пр.». Я ему не посоветовал брать киношников.

Еще забыл записать, что три дня назад приехал ко мне скульптор Вучетич* и попросил проехать посмотреть, как он поставил монумент т. Сталину около шлюза № 1. Он уже закончил отработку верхней части монумента — головы и теперь откроет всю фигуру, и мы должны решить, все ли правильно.

Ну, поехали. Приехали, сели на катер и поплыли по Волге. Заплыли за 3 километра, посмотрели. Мне показалось, что фигура т. Сталина обращена не к Сталинграду, а в сторону. Подплыли ближе — действительно, голова повернута в сторону от города.

Говорю Вучетичу: «Как же так вы небрежно поставили». Он, заикаясь, говорит: «Иван Александрович, вот и хорошо, что вы заметили это». Я говорю: «Чего же хорошего, нас за это изобьют». Он, улыбаясь, говорит: «Завтра приезжайте в это время, и т. Сталин будет смотреть на Сталинград».

Я, по-честному говоря, усомнился. «Ну, хорошо, завтра приеду», и распрощались. На следующий день и действительно убедился, что голова повернута на Сталинград. Вот кудесники.

А ведь вся фигура 20 метров, голова 3 с лишним метра, вес более 10 тонн, и как они ее поворачивали, для меня осталось загадкой, а времени слазить внутрь фигуры не было[433].

Наступил день 31 мая. Я решил не 1 июня, а накануне соединить воды Волги и Дона, досрочно за сутки. Поехали на место, все осмотрели. Я т. Гришину показал пару шлюзов. Мне доложили, что люди на перемычке, которую будем со стороны Волги раскапывать, готовы и экскаватор тоже готов.

Мы условились так: с обеих сторон наблюдают за мной, как я махну фуражкой, со стороны шлюза откроют <перемычки>, и донская вода побежит к 1-му шлюзу, а около 1-го шлюза откопают перемычку, и волжская вода побежит навстречу донской. По обе стороны собрались народу человек по 200–300, в том числе и местные жители поселков.