Я по несколько раз в день разговаривал с генералом Казаковым*, командующим Южной группой войск, и затем с Михаилом Сергеевичем Малининым, который был туда командирован Жуковым Георгием Константиновичем.

Оба мы — старые сослуживцы, каждый раз спрашивали, что нам дальше делать. Я мог только советовать: без команды ни шагу. Сами они в Будапеште уже не бывают. Сидят в Южной группе войск в бывшем Суворовском училище.

Один раз у Имре Надя был Малинин, когда его вызвали и предъявили ультиматум о выводе войск из Венгрии. Я их предупреждал, чтобы они не доверялись по телефону ВЧ, так как могли всегда уже подслушивать[582].

2 ноября меня вызвали на заседание Президиума ЦК не как обычно, а в 9 часов вечера.

Когда я пришел, то увидел в приемной товарищей, которые мне не были знакомы. Это были Мюнних* и Кадар*[583].

Войдя в зал заседаний, <увидел, что> все сидели и обменивались отдельными фразами. Видимо, ждали меня. Затем Хрущев сказал: «Ну, давайте обсудим».

Жуков тогда встал и говорит: «Я тщательно проанализировал наличие наших войск в Венгрии, их дислокацию, и считаю, что уходить нам оттуда нечего, а если будут ершиться, то набьем морду, и они утихнут. Вот решение Министерства обороны».

Мне понравилось такое смелое и четкое решение. В свою очередь я сказал, что «правительство» во главе с Надем надо изолировать.

Хрущев спросил мнение остальных. Все согласились. Тогда Жуков говорит: «От нас, на место для решения этих вопросов вылетит Конев Иван Степанович и там будет руководить войсками».

Затем Хрущев сказал: «А от ЦК вылетит товарищ Серов Иван Александрович и будет там находиться, пока мы ему не скажем». Потом подумал и говорит: «А дальше, когда утихнет, то пусть слетает Анастас, товарищ Аристов и Суслов». Так и было решено[584].

Как мне рассказывал после заседания Малин, когда пригласили Мюнниха и Кадара на Президиум, то Хрущев представил Мюнниха как своего старого друга, с которым в 20-х годах жили в одной палатке на переподготовке. А по рекомендации Мюнниха имелось в виду Кадара использовать также на руководящей работе в Венгрии.

Когда Хрущев сказал, что он полагает, что товарищ Мюнних будет секретарем ЦК партии Венгрии, а товарищ Кадар председателем правительства, то после этого Мюнних высказался, что было бы лучше сделать наоборот, так как возраст Мюнниха за 65 лет, поэтому ему будет тяжелее секретарем ЦК.

Президиум согласился. Затем, выступил Кадар, который сказал: «Товарищ Хрущев (у венгров ударение на первом слоге), я согласен работать секретарем ЦК партии, но прошу учесть, что буду направлять работу ЦК партии, как сочту целесообразным в создавшихся условиях, и вы мне не мешайте, так как быть марионеткой я не смогу. Если это вас (президиум ЦК) не устраивает, то я не согласен на эту должность, но вместе с этим я все сделаю, чтобы восстановить самые братские отношения с СССР».

Все поглядели на Кадара и друг на друга и замолчали. Хрущев спросил у Мюнниха, как он считает? Тот подтвердил мысль Кадара, и на этом их отпустили, пожелав успехов[585].

Я заказал из Кремля самолет в готовности к вылету в 7 часов утра. Вот так предстоит провести праздник Октябрьской революции.

Я у Жукова, когда пошли одеваться, спросил, где Конев. Он сказал, что ему уже скомандовал повернуть самолет на Будапешт, вернее, на наш аэродром, так как он летел в Москву на крыльях отдыха. Я ему сказал: «Я утром вылетаю».

Днем прилетел на аэродром под Будапештом с группой генералов КГБ. Ведут себя уверенно, организовали кругом аэродрома охрану, но чувствуют нехорошие отношения с венграми[586].

Я сразу же пошел к телефону ВЧ, который был на аэродроме у «ОД»[587], связался с Михаилом Сергеевичем Малининым, который был в группе войск. Сказал ему, чтобы он договаривался на завтра с правителями Венгрии о том, чтобы они прислали правительственную делегацию на аэродром для переговоров о выводе советских войск. Представителем от советской стороны будешь ты, прилетай сюда.

Спрашиваю: «Понял?», он молчит и говорит: «Почти». «Ну, тогда действуй, меня не упоминай нигде. Меня здесь нет». Он говорит, что ему <Иван> Степанович <Конев> тоже так сказал.

Затем я созванивался с Коневым, сказал, что я тут, и мы условились в ближайшие дни, когда я приосвобожусь от своих дел, встретимся. Он был в Сольноке, 70 км от Будапешта[588].

Когда сориентировался в обстановке, то оказалось, что Надь за это время уже в ряде областей рассадил своих повстанцев, которые возглавили власть. По радио всех стран стали передавать, что в Венгрию хлынули помещики и капиталисты восстанавливать свои имения, фабрики и заводы. Знаменитый миллионер Эстерхази двинулся в Венгрию из Австрии[589].

Одним словом, Венгерской социалистической республики вот-вот не будет. Это плохо. Надо <начинать> решительные действия.

Вечером я собрал своих офицеров и генералов и проинструктировал их по предстоящему разоружению и задержанию «представителей Венгерского правительства». Вроде, получилось все ясно.

Днем прилетел генерал Малинин. Я его тоже проинструктировал, как начать переговоры с венграми, а уже конец переговоров я брал на себя, и ему тоже рассказал. Казалось, все ясно.

Под вечер приехали венгры. Вопреки нашему мирному настроению, на переговоры приехали заместитель премьера, министр обороны, генерал (вновь назначенный) Сюч*, начальник политического управления армии, начальник общественного отдела управления и т. д. В общей сложности 12 человек, генералов и офицеров на двух бронетранспортерах и двух танках с полным вооружением и двумя взводами солдат и средствами радиосвязи.

Причем Малинин, было, бросился их на улицу встречать. Я еле удержал его, говоря, что это не братья-венгры, а двурушники. Пошли, говорю, офицера. Пусть проведет в штаб. Подержи их минут 20 там, а потом пусть проведут к тебе в кабинет в другом здании, где мы вчера выбирали место.

Михаил Сергеевич — человек покладистый, все так и сделал. Я из окна 2-го этажа смотрел на все это. Потом, когда я увидел идущих в «кабинет» к Михаилу Сергеевичу венгерских представителей в сопровождении взвода венгерских солдат с автоматами, чего у нас не было предусмотрено, я быстро успел предупредить Михаила Сергеевича, чтобы он затянул минут на 20 переговоры с тем, чтобы мне успеть подтянуть взвод пехоты и проинструктировать их на случай, если венгры начнут стрелять.

Своих генералов я вновь вынужден был проинструктировать на случай «немирного исхода переговоров». Затем рассказал солдатам и сержантам, чтобы они в коридоре встали против каждого венгра и не дали применить им оружие, не допустить их в кабинет, куда мы с генералами войдем.

После этого я пошел в кабинет к Михаилу Сергеевичу Малинину, за мной все остальные генералы, каждый встал рядом с венгерским генералом.

Когда я вошел и одним поклоном поприветствовал присутствующих, Михаил Сергеевич Малинин растерялся, встал, хотя мы равные по званию генералы армии, и я его просил не вставать.

Ну, а дальше пошло принужденно, искусственно, чего я не хотел. Может быть, это и лучше, так как венгры явно насторожились. Михаил Сергеевич попытался продолжить «переговоры», но голос охрип, смутился, и тогда я решил продолжить.

Встал и говорю: «Довольно заниматься пустой болтовней о выводе советских войск. Трудящиеся Венгрии не для того обрели независимость, чтобы вы посадили на их шею Эстерхази и других капиталистов».