Вечером собрались у т. Сталина — нарком авиапромышленности Хруничев* М. В., Яковлев* А. С., академик Келдыш* — аэродинамик, профессор Шишкин* — моторист, и я. Т. Сталин рассказал про Дессау и в конце говорит: «Надо разобраться, вылететь на место и дать предложение в ЦК». Опять назвал меня председателем комиссии[343].

Я попросил назначить авиаконструктора Яковлева А. С., все согласились, и добавил В. Сталина, в расчете на то, что он уже не будет самостоятельно докладывать о работе <товарищу> Сталину И. В.

На другой день мы вылетели в Берлин, а оттуда на следующий день членов комиссии я отправил на автомашинах в Дессау, а Василий уговорил меня лететь на двухместном немецком трофейном самолете в Дессау…

В Дессау мы были три дня. Все выяснили. Самолеты могут быть готовы через 2 1/2 — 3 месяца. В общем, перспектива неплохая. Особенно с истребителем, который может развивать скорость на высоте несколько тысяч километров в час! Запускается на высоте 8-10 тысяч (туда доставляется подвешенным на бомбардировщике) и на высоте может летать несколько минут (до 30), развивая бешеную скорость. Руководитель работ был немец, профессор Бааде[344].

В общем, дело стоящее, так мы и доложили запиской в ЦК. Там же мне Яковлев сказал, что американцы вывезли чертежи такого самолета, которые добыли через инженера, сбежавшего к ним, в последующие годы американцы назвали его «самолет X»[345].

Весной 1946 года ко мне приехали в Берлин родные: Вера, Вовка, Светланка и Харитина[346]. Все обрадовались. Устроились хорошо. Я с ними кой в какие города съездил, а потом они освоились и ездили с адъютантом Никитиным, так как я был занят. По-семейному встречались с Жуковым Г. К., Александрой Диевной и их девочками Эрой и Эллой. Жили на берегу озера Ванзее, иногда купались вместе. Через некоторое время, в апреле, Г. К. Жуков был назначен заместителем товарища Сталина (зам. наркома обороны) и главнокомандующим сухопутных войск. Проводили хорошо, по-товарищески[347].

Видимо, Георгий Константинович пойдет на повышение. Ну он этого и заслуживает. Воевал хорошо, всю войну на самых трудных участках, народом признан как полководец, уважением у военных, да и у наркомов пользуется. Трижды Герой Советского Союза и дважды награжден орденом Победы.

Правда, у него характер крутой, не любит возражений, но зато честный, прямой и может взять под защиту человека, в котором он уверен. Смелый, мужественный, патриот Родины, любит Родину и может себя держать с достоинством, не посрамив земли русской. Я уже выше не раз приводил факты.

Мне вот это все в нем нравится. В общем, желаю ему всяческой удачи в жизни, в работе.

Вместо Георгия Константиновича был по его рекомендации назначен В. Д. Соколовский, человек хороший, тактичный, грамотный. Вместо Соколовского в СВАГ приехал генерал-полковник Курасов* Владимир Васильевич, также порядочный человек.

Ну, поживем — увидим.

Апрель 1946 года, приезжавшие ко мне В. Пик и Ульбрихт, рассказали, что они договорились с руководством Социал-демократической партии Германии — Отто Гротеволем, об объединении обеих партий в Социалистическую единую партию Германии (СЕПГ). В. Пик сказал, что Гротеволя он знает десятки лет как толкового, умного марксиста, который с уважением относится к нам, то есть к В. Пику и В. Ульбрихту, и дела пойдут.

Через несколько дней они меня пригласили на заседание их Политбюро, где окончательно решался этот вопрос. Заседание прошло дружно. 21 апреля 1946 года было опубликовано об объединении обеих партий[348].

На днях имело место в Потсдамской опергруппе происшествие, которое представляет интерес с точки зрения отношений, развивающихся с союзниками. Дело было в Потсдаме.

Для организации оперативной работы, в основном, контрразведывательной, у меня были оперативные группы, в частности, в Потсдаме, где дислоцирован штаб фронта, где проходила Потсдамская конференция, где дворец Вильгельма Сан-Суси, куда был большой приток туристов и, особенно, разведчиков от союзников, так как в этом районе дислоцировались наши некоторые части. Начальник опергруппы был толковый особист, полковник Пименов, который мне хорошо помог в Варшаве, в захвате Окулицкого[349].

Приезжает ко мне Пименов и докладывает: «Товарищ генерал, у меня с явки не вернулся офицер, переводчик и шофер вместе с „виллисом“».

Я начинаю выяснять, в чем дело. Оказывается, их арестовали американцы. Вот так союзнички!

В районе Потсдама есть узенький поясок территории, примыкающей к американскому сектору, на этой территории имеется небольшая станция железнодорожной электрички, идущей из Берлина. Народу выходит много, вот тут и решил сотрудник провести встречу с немкой — девкой, работающей у американцев в администрации. Она, видимо, была «двойником» и рассказала им о предстоящей встрече с нашими.

Наш сотрудник подъехал. Встретил немку и повез в другое место…Его перегнал американский «виллис» «МП» (военная полиция), встал поперек дороги, а сзади подъехал «Додж 3/4», в котором сидело 10 сотрудников «МП».

Немку высадили к себе, а нашим предложили следовать в военную тюрьму, там же, в Потсдаме.

Я разозлился, дал указание: завтра к вечеру в районе Сан-Суси, куда ездят американцы на экскурсию, захватить 6 американских офицеров с женами (око за око, за зуб — два зуба).

Моих трех задержали, а их 6 задержим. Пименов смутился, так как это впервые случилось, но откозырял и уехал.

Наутро мне доложил, что задержано 4 офицера и 2 женщины. Я ему приказал задержать еще парочку и выяснить, где содержатся наши.

Оказалось, что из военной тюрьмы отправили в американский штаб во Франкфурт-на-Майне. Вон куда!

Днем я подготовил записку генералу Клею, заместителю Эйзенхауэра, от имени Соколовского, о задержке наших военнослужащих. Василий Данилович подписал, и мы ее отправили.

На следующий день Клей ответил, что он проверил у МП, которая сообщила, что таких советских военнослужащих задержано не было.

В тот же день вечером получена Соколовским В. Д. записка от Клея, о том, что нашей военной полицией задержаны 4 американских офицера с женами. Просит проверить и освободить.

Я подготовил ответ (переписал дословно ответ американцев), что Советская военная полиция никого из американских военнослужащих не задержала, и ничего об этом неизвестно.

Когда пришел на подпись к Соколовскому, он спросил: «А что, наши задержали кого-то?» Я, грешным делом, глазом не моргнул, говорю: «Нет».

К вечеру было уже задержано 10 американцев, из них двое — при фотографировании наших солдат около помещения артполка (ничего в этом секретного нет).

Через три дня пришла вторая записка Клея о задержании остальных американцев. С ответом я задержался. Дней через 7 американцы ответили, что действительно М. П. задержала 3-х советских военнослужащих в подозрении в шпионаже и готова их передать в Хофф (пограничный город, где происходит пропуск немцев).

Я перепечатал их ответ из слова в слово и дал на подпись т. Соколовскому, что «При проверке оказалось, что действительно 4 американца были арестованы нашей военной полицией по подозрению в шпионаже (фотографировали артполк), мы их готовы передать в Хофф. Остальных разыскиваем».

Соколовский поглядел на меня и говорит: «Иван Александрович, ведь ты же говорил, что мы не задерживали американцев?» Я ему отвечаю: «Василий Данилович, если бы я тебе сказал, что задержали, то ты бы дал указание немедленно освободить во избежание недоразумений, тем более что отношения с союзниками стали прохладнее. Ну, уж кстати, скажу, что еще задержано 6 человек, которые содержатся в культурных условиях с женами».