Ну как тут не взорваться. Один врет, другой подвирает. Я не выдержал и говорю:

«Ну как вам, товарищи начальники, не стыдно! В полукилометре отсюда хлещет горячая вода без ограничения. Сделайте брезентовое укрытие и поочередно роту за ротой водите и купайте». И ушел. Каранадзе и Добрынин тоже поднялись и пошли.

На следующий день мы опять поехали по подразделениям. Правда, командиры рот получили команду сменить позиции. Когда я с ними разговаривал, то они уже наметили и разведали участок наиболее выгодного расположения.

Я нашел Сергацкова и сказал ему, чтобы замену позиций провели ночью, бесшумно, чтобы для немцев это было неожиданным, иначе они начнут стрельбу и будут потери. К вечеру я около источника уже видел моющихся бойцов.

Побыв несколько дней, за все было сделано, как я сказал — позиции сменили, бойцов помыли. За эти дни незначительные стычки с немцами, но наши не отступили.

В один из дней я возвращался из штаба дивизии в домик в Садоне, где мы жили. Было уже темно, около 22 часов.

Смотрю, едет автомашина с зажженными фарами, что на фронте является тяжким грехом. Я остановил машину и приказал потушить свет. Потом, когда повнимательней глянул, шофер — немец. Сзади немецкий офицер и два наших автоматчика.

Спрашиваю: «В чем дело?» Мне отвечают: «Эти немцы по ошибке к нам в роту приехали». Ну, пришлось вернуться в штаб и допросить их.

Оказывается, это был офицер связи, который объезжал роты с приказанием сменить позиции, так как русские их обходят, и по ошибке попал в плен, в том месте, где «по карте русских частей не было».

Ну, это уже неплохо. Допросив о намерениях командира немецкого полка, мы узнали, что немцы не собираются наступать, так как «ситуация не позволяет». Я сказал начальнику особого отдела дивизии тщательно допросить офицера и представить возможность нашим частям организовать наступление и выгнать немцев из предгорья Кавказа.

Через несколько дней, когда уже в дивизии улучшилось положение, мы выехали.

Обратный путь был трудным. Начались обвалы снега. Местами дорогу завалило до 0,5 км, но снег был настолько плотным, хотя слой достигал 7–8 метров, что мы свободно на газике проезжали по верху снега. Но выбрались благополучно.

Подъезжая к Амбролаури, райцентру, мы вынуждены были остановиться у шлагбаума, которого не было, когда мы ехали туда. Мы удивились, а Каранадзе улыбнулся. Подошел милицейский работник и доложил, что секретарь райкома партии просит заехать в Райком. Я вначале не хотел, но Гриша настоял.

В Райкоме секретарь собрал всех членов бюро и поблагодарил за участие в обороне Кавказа и Грузии, а затем мы сели в машины и нас повезли на винный завод в аул Хванчкара, известный своим вином. После короткой экскурсии по заводу был ужин. Вот где я насмотрелся, как пьют грузины. За столом ни одной женщины. Когда я об этом спросил секретаря Р. К., он, улыбнувшись, ответил: «Это не женское дело».

Из Кутаиси мы на поезде вернулись в Тбилиси. Подвернулось два часа свободного времени, и я решил сделать некоторый итог действий войск Закавказского фронта по обороне Кавказских перевалов.

Несмотря на неорганизованность и полное отсутствие руководства войсками со стороны штабов фронта и 46-й армии, на которую была возложена оборона Кавказских перевалов, части и подразделения, находившиеся в обороне, действовали самоотверженно, храбро защищали советскую землю, все делали для того, чтобы остановить немцев, но у них не было достаточной численности, боеприпасов, продовольствии и опыта действий в горах.

Находясь в Тбилиси, штаб фронта не позаботился подготовить альпинистов, которые могли бы стойко держаться и помогать войскам. На Клухорский перевал прислали ко мне для смеха «группу альпинистов» во главе с моряком. Когда я с ним поговорил, то, оказывается, они и в горах-то не бывали, кроме моряка, который родился в ауле.

На мой вопрос, как же вы стали альпинистами, они сказали, что, когда была мобилизация, их в военкомате «зачислили» в альпинисты, и они сидели на своих местах. Тренировок не было, так как в Сухуми не было инструктора-альпиниста.

Командование фронта — Тюленев и 46-й армии Сергацков — проявили преступную безответственность, когда полагали, что перевалы недоступны для противника, и не подготовили их для обороны.

Один раз, когда меня вызвали в Сухуми для того, чтобы я организовал наступление, мне удалось задать вопрос Тюленеву, почему не организована оборона на перевалах, он на это ответил, что штаб фронта считал главной задачей войск оборону Черноморского побережья, где и были развернуты основные силы.

Я ему в глаза сказал, что это вранье и невыполнение приказа Ставки. Вместо того, чтобы честно сказать «проморгали», он начал выкручиваться. Ведь он как военный человек должен знать, что противник через горы пойдет горно-альпийскими частями, натренированными, которые преодолеют перевалы.

Дальше — в то время как ему было известно, что немцы уже подходят к перевалам, а он, командующий фронтом, сидит в Тбилиси почти за 1000 км от боевых действий, несмотря на серьезный приказ Ставки, где четко и ясно все расписано. Ссылка на то, что 46-я армия была развернута для отражения противника, наступающего вдоль Черноморского побережья, тоже не серьезна, так как противник почти беспрепятственно следовал вдоль побережья, заняв город Новороссийск, и подошел к Геленджику.

Ставка Верховного, видя беспомощность командующего фронтом Тюленева, будучи озабочена серьезным прорывом немцев в Закавказье и к бакинской нефти через Владикавказ-Грозный-Махачкалу, направила группу генералов (Добрынин, Сладкевич, Корсун, Серов и др.).

Туда по указанию Ставки прибыл член ГОКО Берия. Мне думается, посылать невоенного человека на фронт неразумно, но одно ясно, что до его приезда Тюленев из 20 тысяч войск НКВД, находившихся в Грузии, ни одного не тронул, и все стояли в тылу, видимо, боялся, хотя ввиду создавшейся обстановки для республики он был обязан войска НКВД использовать для обороны.

С приездом Берия они все были использованы для обороны, Тюленев мог бы и без Берия дать телеграмму в Ставку — и ему бы разрешили.

И нужно сказать, части НКВД, направленные на оборону перевалов, мужественно сражались, многие погибли смертью храбрых и многие награждены орденами. И вместе с этим кадры, подобранные командиром фронта, такие как Сергацков, Кантария, не оправдали возложенных на них обязанностей по защите Родины.

В Тбилиси мне позвонили из Москвы и дали команду немедленно выехать во Владикавказ[135] (так как немец уже подошел на 4 км к городу) и проверить организацию обороны Владикавказа, особенно на участке, который занимает дивизия НКВД, командир которой Киселев В. И., боевой генерал[136].

Проехал по Тбилиси, город жил, как будто никакой войны нет. Грузины ходят веселые, разодетые. Молодых людей призывного возраста — сотни. Я с удивлением спросил водителя-русского, он мне ответил, что тут за деньги можно откупиться от призыва, а на базаре купить любую справку о болезни.

Странно! По книгам грузины значатся воинственным народом, а практически не получается. Избаловали их всякими привилегиями.

Во Владикавказ приехали на автомашине по военно-грузинской дороге в двадцатых числах октября. На подступах расположены войска, хоть и не так густо. Контрольные посты. Проверяют документы. Нарыто много окопов. Народ ходит озабоченный.

Местами нас останавливали и предупреждали, что ехать нельзя, этот участок немцы просматривают и обстреливают. Ну, а нам-то ехать надо. На полном ходу удавалось проскакивать. В таких случаях я сам садился за руль, чтобы шофер не растерялся.

Только один раз с полного хода чуть не заскочили в воронку снаряда, разорвавшегося перед нами.

В горкоме партии никого не нашел. В НКВД вахтер сообщил, что все сидят в бомбоубежище, и указал, куда ехать. Там я нашел все начальство.