Таким образом, американцы должны уйти из Лейпцига, из Дрездена, из Тюрингии. Проще говоря, юг они должны весь освободить от оккупационных войск и передать нам. Это десятки километров территории и много городов[314].
Получилось так, что наши войска успешно заняли Берлин и на север от него до Балтики, а на юг до линии Галле пошло по Крымскому плану, а южнее наш 1-й Украинский фронт задержался, а союзники двинули быстрее. При этом мы города занимали с боями, а союзники подходили к городу, а их уже ждал парламентер с белым флагом и докладывал, что бургомистр ждет вас с хлебом, с солью. Вот они и двинулись успешно.
Первым вопросом обсуждали берлинский. Когда по Берлину вопрос утрясли, то Жуков, улыбнувшись довольно хитро, сказал Эйзенхауэру: «А еще какие у вас, господин генерал, вопросы?»
Тот пожал плечами, вернее, наклонил голову набок и говорит: «Ну, остались мелкие вопросы. Как обеспечить вашими пропусками наших представителей, где будут контрольные пункты и другое».
Жуков тут и проявил свой характер. Он поджал свою нижнюю губу (это <он делал>, когда сердился) и говорит: «А у меня важные вопросы есть». И начал им выкладывать.
1. Когда отведете войска с нашей территории?
2. Отдать приказание, чтобы ничего с территории не вывозили (гражданского предназначения), чтобы оставить все в порядке, не разрушать и т. д.
Эйзенхауэр замялся, начали переговариваться с Монтгомери. Одним словом, пауза произошла. Ну, потом пришли к общему знаменателю, сказали переводчику, что ответить. Тут-то нижняя губа Жукова опять проявилась.
Полковник Пантюхов, сидя против Жукова, положил свою правую ногу на левое колено (поза, конечно не военная), сигара в зубах, и начал переводить. Жуков вскипел и резким голосом говорит Пантюхову: «Вы, господин полковник, встаньте и потрудитесь вести себя с маршалом Советского Союза вежливо». Тот смутился, но не понял, в чем его невежливость.
Жуков не стерпел, да как зыкнет: «Сядьте как следует, уберите ногу», — и лишь после этого до Пантюхова дошло, и он встал. Эйзенхауэр и Монтгомери переглянулись, но не знают, в чем дело. Переводчик Монтгомери на ухо сказал, чем был маршал недоволен.
Ну, мне эта сцена понравилась. Жуков с достоинством отбрил этого дворянчика. Я так и не понял, произвела ли эта вспышка Жукова на них впечатление, так как у них между подчиненным и начальником какие-то не военные отношения.
В конце концов, договорились, что в июле могут они приезжать в Берлин. К этому времени союзники «постараются» вывести свои войска с территории, куда они вошли в ходе войны.
Затем подписали декларацию, что представители правительства СССР — маршал Жуков, США — генерал Эйзенхауэр, Великобритании — Монтгомери и от Франции Делатр де Тассиньи берут на себя верховную власть, которой располагало Германское правительство, верховное командование и муниципальные органы власти.
И далее перечислялись меры, которые будут приняты командующими…
Кстати скажу, что буквально на следующий день Георгий Константинович Жуков издал приказ № 1, где указывалось национал-социалистическую партию распустить. Руководящему составу национал-социалистической партии, гестапо, жандармерии и другим организациям в 48 часов зарегистрироваться в Советских военных комендатурах. В течение 72 часов зарегистрироваться всем немецким военнослужащим, СС, СД и другим организациям. Всем коммунальным предприятиям приступить к работе. Запасы продовольствия зарегистрировать. Финансовые операции прекратить, огнестрельное оружие сдать и т. д.
Забыл сказать, перед заседанием генерал Эйзенхауэр вручил Жукову высший военный орден США Легион почета, которым награждаются главнокомандующие.
Монтгомери также сказал, что король Великобритании его наградил высшим орденом Бани, дающим право называться пэром Англии.
После заседания была небольшая закуска с выпивкой, но «союзники», в том числе и наши, смотрели выжидательно друг на друга. Видимо, это объяснялось тем, что за всю войну первый раз встретились, отсюда и настороженность.
На следующий день мне Жуков рассказывал, что он доложил «хозяину», что его американцы и англичане наградили орденами.
В Москве приняли также решение наградить Эйзенхауэра и Монтгомери орденами Победы. Жуков говорит: «Как пришлют ордена из Москвы, полетим вручать».
И действительно, через несколько дней он мне говорит: «Завтра в 10 часов летим». Я отказался, говорю, что у меня нет указании от начальства. Он рассердился, и говорит: «Я дам телеграмму Сталину». Я ответил: «Если прикажут, полечу».
Вечером того же дня мне показали ответ из Москвы, чтобы во Франкфурт-на-Майне в штаб союзников для вручения орденов Победы вылететь Жукову и Серову. На следующий день мы, забрав своих адъютантов (я взял полковника Короткова Александра Михайловича), вылетели во Франкфурт-на-Майне[315].
На аэродроме нас встретил почетный караул и смешной шотландский оркестр в юбках, с погонами, а дирижер, лет 55, шел впереди оркестра и длинным цветным шестом выделывал такие выкрутасы, что дивиться пришлось, как он не выронит из рук палку, и как он умудряется в такт ей работать.
Когда шла рота почетного караула в красивой цветной форме, Жуков мне мигнул и сказал: «Прилетим, я у себя такую форму придумаю».
С аэродрома мы, сопровождаемые эскортом мотоциклистов, двинулись в объединенный штаб союзников. Это было помещение фирмы Фарбениндустрии. Прекрасное, как дворец, хороший сад, красивые девочки в военной форме.
При входе в здание нас встретил Эйзенхауэр, а в кабинете у него, куда мы пришли, были Монтгомери и Делатр де Тассиньи. Поздоровались, немного поговорили, и тут Жуков проявил себя военноначальником.
Вот я сейчас опишу весь церемониал вручения.
Жуков: «Господа, разрешите приступить к официальной части». И далее: «Вам зачитаю Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении, а затем вручу ордена. Прошу построиться». Сам поставил Эйзенхауэра и Монтгомери рядом, а за ними Делатр де Тассиньи. «Прошу внимания». Вытянувшись по стойке смирно, Жуков читает полностью Указ о награждении Эйзенхауэра.
Эйзенхауэр, улыбаясь, благодарит Советское правительство. Жуков поздравляет его с наградой, я тоже пожал ему руку. Затем Жуков вручил орденскую грамоту и ленточку.
Эйзенхауэр: «Господин маршал, а где носить орденскую ленточку?» Жуков, не задумываясь, отвечает: «Выше всех орденов. Давайте я вам приколю». Прикалывает. Эйзенхауэр не возражает, хотя очевидно и знает, что иностранные ордена носятся ниже своих, национальных.
Далее Жуков зачитывает Указ о награждении Монтгомери орденом Победы, после чего вручает орден. Монтгомери что-то бурчит, вроде благодарности, а затем так же, как и Эйзенхауэр, спрашивает: «Господин маршал, а сколько карат бриллиантов в ордене?»
Жуков, немного смутившись, так как не знает: «52 карата». Монтгомери: «А сколько этот орден стоит?» Жуков: «25 тысяч золотом!»
Я потом у него в самолете спросил, откуда он эти цифры взял. Он говорит: «Наугад сказал».
Затем Жуков вручил орден Суворова I степени Делатру де Тассиньи, который принял его с кислой миной. Потом, после вручения Жуков, решив поправиться, спросил у меня: «Может быть, французским офицерам дать ордена Красного Знамени?» (ордена были с собой).
Я поддержал его предложение, но когда Георгий Константинович сказал об этом Делатру де Тассиньи, он отказался, заявив: «Без разрешения правительства наши офицеры нe могут получать иностранные ордена».
Было видно, что французы недовольны, что их командующему не дали ордена Победы, не понимая того, что они название союзников получили только что, т. е. после войны, так как в войне войска не участвовали, а отряды сопротивления были внутри Франции, да и то немного…
Затем Эйзенхауэр пригласил в большой зал на прием, куда собралось человек 150. Жукова посадили в центре, слева Эйзенхауэр, справа Монти (так, оказывается, здесь называют генерала Монтгомери). Я сидел с вице-маршалом авиации Англии Теддером, который прилетел в Берлин подписывать капитуляцию немцев. Так что оказался старым знакомым.
