— Им тоже выдеру! — радостно завизжала я и кинулась в объятья Ибены-матери. — Возвращай, Ибенушка, миленька!
— Бесстрашная и безмозглая ты женщина, — вздохнула богиня, вытерла об простыню руки и щелкнула пальцами. — Крекс-пекс-фекс!
И нас разметало по углам.
На кровати, заваленные грильяжем, заляпанные кремом и вымазанные мороженым, дрыхли неразличимые тела. Штук семь, не меньше. Из кучи вертикально вверх торчало родное ухо, изрядно опухшее. Только по нему и узнала родного мужа.
— Мать моя Ибена! — вырвалось у меня. — Как же мне его протрезвить-то?
Богиня наклонилась над грудой тел и осторожно понюхала.
— Темноэльфиевка. Протрезвеет сам. Дня через три.
— Убью! — грозно пообещала я.
— У темных эльфов судьба трудная, их демон Актимэль проклял, их обижать грех, тем более, что они сами кого хошь обидят, — философски заметила Ибена-мать. — Пойдем лучше маникюр сделаем. Накрасим друг другу чего-нибудь, как девочка девочке. — И она неодобрительно посмотрела на мои облупившиеся ногти.
Так мы и сделали. А потом еще раз. И опять. И опять.
— То есть тебе было достаточно выматериться, чтобы вернуть себе мужика? — спросила Мене-Текел-Фарес, которую мы взяли в компанию третьей девочкой и все ей рассказали. При этом мой министр выглядела так, будто не могла определиться — Рождество сейчас или кого-то хоронят.
— Ага! — радостно кивнула я.
— И никаких больше проблем нет? — уточнила Менька.
— Есть! — сказала, как отрезала, моя новая родственница. Даже представить не могу, как она по всем правилам называется. Кажется, стрыня. — Демон продолжений никуда из Муркиной башки не делся.
— Так ты же всемогуща, о мать народа моего, — витиевато выразилась Мене-Текел-Фарес. — Почему бы тебе его не изгнать?
— Только по согласию пациента! — погрозила пальцем богиня. — У нас с адом свои договоренности, с его посланниками надо вести себя дипломатично!
— Выходит, пациент здесь не наше безбашенное величество, а тот самый демон? — подняла бровь Менька. Ну до чего у меня министры умные! Аж страшно. За себя. — И как нам добиться его согласия?
— Придется выяснять, чего демону продолжений по жизни не хватает, — пожала плечами богиня. — Ключевое слово тут — «согласие».
Здрассьте. Очень приятно ощущать себя столом переговоров. Хорошо хоть не полем битвы.
Я печально вздохнула. Пока мой свежеспасенный муженек без всякой надежды на трогательное воссоединение нас дрых и храпел, аж стены тряслись, в душе моей возникло нехорошее брожение. Теперь, под покровительством всемогущей богини, которой на любые проблемы пое… положить, меня так и тянуло… развеяться. Исполнить парочку предсказаний. Решить проблемы всех и каждого. Сместить затраханного ректора с поста, пусть уже займется любимым делом, которого лишен столько лет. Закончить за Гаттера обучение в этом дурацком заведении, пусть парень получит диплом, в жизни министра корочка пригодится. Устроить судьбу моих братьев-недотеп — не может же Прозак прозаковать, то есть прозябать здесь на роли вечного жиголо? Вернуть Деанусу возлюбленного Сэмми, всех поженить и благословить. Это была какая-то неконтролируемая тяга к хеппи-энду!
Притом, что мой собственный хеппи-энд парадоксальным образом казался недостижимым. До пробуждения мужа оставалось всего ничего, но я, похоже… боялась долгожданного момента. И была готова отсрочить его, рванув за приключениями хоть по морю, хоть посуху. Благо и корабль мой был на приколе, и команда была по приколу, и меч, давно сидевший без крови, непрерывно бухтел, будто протрезвевший потерпевший.
Поведение артефакта наводило на нехорошие размышления. Что, если Розамунд мой тоже, того-с, тайный алкоголик? По эльфам с их неувядаемой красотой и юностью вовек не поймешь, кто они на самом деле. Вон у Шамбла Д‘Ора все пороки налицо, то есть на лице — и его все презирают. За водочку, селедочку и говнофоточку. А будь он красавец, весь в кубиках пресса и кудрях до талии — обожали бы и за пороки. Обожают же все моего второго братца? Да начни он студенток плеткой пороть, они и тогда его залюбят, как миленькие! Хм. А откуда я знаю, что он их не порет?
Я застонала и спрятала лицо в фейспалм. Поздно спохватилась, твое величество. Поздно.
В соседней комнате послышалась возня, отборный эльфийский мат, грозное требование:
— Рассолу мне! — И двери в смежную спальню отворились медленно и печально, точно двери темницы. Моя раскосоухая судьба стояла в проеме, почесывая голую, грязную, волосатую грудь.
Это было ужасно. Пискнув, я закрыла глаза и повалилась без чувств прямо на колени Ибены-матери.
Потуга двадцать четвертая
— А все ты! — надрывалось у меня над ухом что-то знакомое. Что-то, вызывающее в памяти последние мгновения пребывания в Мудротеево и самое начало приключений на земле предков. Проще говоря, оно рычало, как конвейер с тефтельками — и одновременно храпело, как Громудила, сраженный очередным приступом нарколепсии. — Я тебе говор-р-рил, р-р-разбуди меня пор-р-раньше?! Говор-р-рил?!
— Да я и будил! Будил! — отрыкивался другой голос, незнакомый. — Мы все будили! Когда ты вырубил третьего, мы решили дать тебе поспать!
— Мерлиновым сном? Тысяча лет в дупле — и никаких проблем, никаких претендентов на трон?!
— Спятил, что ли? Какой трон, чье дупло, где ты, где Мерлин?!!
— Сейчас мой трон окажется в твоем дупле, братец, чтоб ты знал, как мальчишники после свадьбы устраивать!!!
— А-а-а-а… о-о-о-о… ум-м-м-м… — продемонстрировала я самый действенный общеженский прием под названием «Вы что, не видите — я умираю?»
Прием подействовал, ко мне немедля кинулись и зашептали на ухо:
— Мурмундия, дорогая, ты очнулась? Ты меня слышишь, дорогая Мурмундия?
Словом, моя агония не осталась незамеченной и с полпинка вытеснила со сцены братский скандал. А мне только того и было надо: я немедля заступила на скандальную вахту. Скандал сдал — скандал принял!
В следующие полчаса мы с моим прекрасным Розамундом орали друг на друга, точно два петуха, не поделивших один курятник.
— Я искала тебя, жизнью рисковала, а ты дрых в дупле?
— Не дрых я ни в каком дупле, это фигуральное выражение! Я был в плену!
— В фигуральном плену? Ужравшись в дупло темноэльфиевкой?
— Это общеэльфийская традиция — мальчишник после свадьбы! А еще мы должны были отметить государственный магический праздник!
— Какой праздник? Праздник дефлорации меня? Так ты его прое… просра… пролетел, как фанера над Парижем, муженек!
— Над каким Парижем? Я не ездил ни в какой Париж! Просто каждый год мы с друзьями…
— Ходите в баню?
— Ну да, а откуда ты знаешь?
— Видела я, как вы ходите в баню!
— Как видела? Когда? Кого? И ты смеешь утверждать, что тебя все еще требуется дефлорировать?
— Смею! Кто хочешь подтвердит — и Ибена-мать, и ее братец, бог секса!
— Что-о-о-о?!! Самые злоебучие божества во вселенной будут подтверждать девственность моей жены?
— А ты бы еще дольше гулял с друзьями в бане, глядишь, не было бы у тебя ни жены, ни ее девственности!
— Так ты просто искала мне замену?
— Я? Да в этой стране все геи, импотенты и родственники! Я не извращенка, чтобы из них мужа выбирать!
— Значит, я гей, импотент и родственник?
— А вот не знаю! Может, ты потому и не сбежал от фон Честеров, что выбрать между ними не смог.
— Да я… — И тут мой прекрасный раскосоухий подпрыгнул с места на три метра вверх — вертикально, будто блоха — и втянулся в раскрывшийся в воздухе портал.
Звук от всеобщего фейспалма прокатился по Хогвартсорбонне. Я только презрительно хмыкнула. Ну конечно, мой драгоценный супруг поступил, как настоящий мужчина — трусливо удрал, хлопнув порталом.
— Актимэль меня раздери… — пробормотал кто-то, потерявшийся на фоне нашей с Розамундом первой семейной ссоры. Ага, вот ты где, деверь-устроитель мальчишника! Я обернулась с твердым намерением снести голову мерзавцу, ставшему причиной бессмысленного и беспощадного квеста.
