Передо мной стоял… Розамунд. Точно такой же, только в другой цветовой гамме. Насмешница-судьба словно решила предложить мне выбор между белым и черным, темными прОклятыми дроу и светлыми, но дикими обитателями Великого леса. И теперь брат моего мужа, его копия цвета кофе, с волосами, как лунное серебро, рассматривал меня глазами. Опаловыми, замечу.

— Привет, — подмигнул он мне. — Я Мундароз, будем знакомы.

— Ибена-мать, — только и смогла выдохнуть я.

— Да здесь я, здесь, — материализовавшись сбоку, похлопала меня по плечу богиня.

При виде моей, как уже было сказано, стрыни мой опаловоглазый деверь побледнел до оттенка кофе с молоком, пал на колени и простерся ниц. То есть попросту стек на пол и прилег у наших ног лужицей латте. Серебро волос исполняло роль молочной пенки.

— Что это с ним? — изумилась я.

— Раскаяние, — назидательно пояснила Ибена-мать. — Думаешь, Актимэль их ни с того ни с сего проклял?

— А с чего?

И тут богиня-стрыня достала грязное белье моего мужа и потрясла им передо мной. Вернее, потрясла им меня. Фигурально, конечно.

— Когда-то эти двое были неразлучны, — поведала мне Ибена-мать. — Десятилетиями Розамунд и Мундароз косячили и свинячили по всем священным эльфийским местам и сакральным урочищам. Единственный храм, который не подвергся атакам их инфантильного дебилизма, был храм Всеотца богов, божества Нефигделать. Даже этим придуркам было ясно, что попытки осквернения и вандализма закончатся вечной местью. Ибо отцу нашему только дай повод наложить особо заковыристое проклятье…

Бедняга Мундароз, по-моему, всхлипнул в своей неприлично-двусмысленно-тематической позе.

— Но однажды, курнув благовоний со спайсами, эти дети греха решили исполнить древний темномагический ритуал, вызвать в всех демонов ада и пару коньков в придачу. В главном храме бога Нефигделать!

Теперь я отчетливо слышала поскрипывание-постанывание, которое и сама имела привычку издавать в те редчайшие минуты жизни, когда мне было ну очень стыдно. Вспомнив свои ощущения, я искренне посочувствовала деверю, да и муженьку моему дважды пропащему — тоже.

— Эти двухсотлетние сопляки нашли какого-то странного мага из параллельного мира, который, как он выразился, скинул им заклинание. Называлось оно «666 паролей высокой сложности». И что хуже всего, оно работало! Оказалось, если прочитать вслух какую-то неимоверную чушь, можно вызвать не только наших демонов, но и тамошних демонов. Например, Сотану, — произнесла Ибена-мать с ударением на втором слоге. — И обратно отправить демона-попаданца нет никакой возможности. Он и сам не рад, что попал в наше, как он выражается, срендивековье, но деваться-то ему некуда. И поймать Сотану никому не удается — потому его так и прозвали Неуловимым. Вот он и бродит по законным храмам всех богов подряд, воет на луну от скуки, пакостит по мелочи и ждет избавителя.

— А что этот… папаша всенародный, тунеядец… э-э-э… Нефигделать?

— Всеотец? — переспросила Ибена-мать и сделала мхатовскую паузу.

Признаться, меня никогда не интересовала мифология моей новой родины. Хватало и того, что здесь работает МАГИЯ, причем работает вкривь и вкось, никаких гарантий. Если еще с мифологией связаться — вообще все выйдет из-под контроля. Я уже обдумывала королевский указ о запрете любых попыток связаться с богами без письменной санкции моего величества, заверенной личной печатью первого министра (уж мы-то с Менькой не дадим всем спайсокурам этой страны наломать дров… в храме), как Ибена-мать отмерла и продолжила рассказ:

— Всеотец был милосерден и мудр.

— Ага, как же… — выдохнули на уровне плинтуса.

— Цыц, сопляк! Вы оба могли заснуть мерлиновым сном на тысячу лет! А так тебе всего лишь назначили кару: разрушать все планы твоего братца, всегда и во всем! До тех пор, пока Сотана и его легион неприкаянных духов не вернутся в свою родную преисподнюю!

— ЧТО?!! — Зуб даю, глаза у меня горели не хуже адского пламени. — Это он будет портить мне личную жизнь вечно?!! Ибена, что я-то вашему папане сделала, за что он МЕНЯ так наказал? И кто такой Актимэль?

— Как кто? Мой брат, бог плодородия, секса и прочих безобразий. — Выходит, они всей семейкой замешаны в моем злосчастье?

— Ну а он-то почему проклял Розамунда и этого… — Я ткнула носком сапога тушку Мундароза. — В храме Актимэля никто паролей не зачитывал!

— Вот за неудачный выбор места да за неумелый вандализм и проклял, — пожала плечами стрыня-богиня. — И лишил воображения. А то бы они давно придумали, как отправить Сотану с его свитой назад.

— Сей же час расколдуй его обратно! — взвизгнула я самым некоролевским образом. — Иначе я… иначе я…

— Ну что, что? — издевательски поинтересовалась Ибена-мать.

Действительно, что я могу сделать богине, всемогущей и всеведущей? Погодь-погодь, что ты там бормочешь, демон продолжений в моей голове?

— Иначе я не дам тебе больше ни одной печеньки! — отчеканила я и демонстративно отряхнула руки. — Ни конфет, ни пирожных, ни мороженого, ни безе, ни профитролей, ни эклеров, ни чизкейков, ни трубочек с кремом, ни пирожков с вареньем, ни маффинов, ни кексов, ни тартов, ни тортов, ни вафель, ни зефира, ни пастилы, ни халвы, ни помадок, ни козинаков, ни пряников, ни чак-чака, ни блинов со сгущенкой…

Через полчаса они все еще слушали. Иногда полезно сидеть на диете и смотреть канал «Кухня» голодными вечерами. Можно узнать неведомое богам.

— Ух, ёооо! — прохрипел мой деверь, оторвав, наконец, повинную башку от пола, вытертого его волосами.

— А ну вставай! — разозлилась Ибена-мать. — Извиняться перед Актимэлем сам будешь. Я, так и быть, включу ваше с братцем жалкое воображение авансом. А ты! — Она наставила на меня палец с накрашенным (мной же и накрашенным) ногтем. — Гони вот это все! И каждого по три штуки! Нет, по пять!

— Заметано, — ухмыльнулась из-за моей спины Мене-Текел-Фарес. — Пришлем по десять, если поможешь договориться нашему величеству с демоном продолжений.

Богиня почесала своим клинковым маникюром в затылке и махнула рукой:

— Выходи, поганец.

И демон вышел.

Вообще-то у меня было ощущение, что я опять упала в обморок и очнулась уже совсем в другую реальность. Все было каким-то… окончательным. Не было печали: ах, отныне мне не будет в жизни счастья, я осяду в королевском дворце, и от всех функций жизнедеятельности останется три — сидеть на троне, улыбаться придворным и подписывать. Не было страха перед тем, что квесты останутся позади, а впереди ожидает лишь череда одинаково-благополучных дней, и каждый будет начинаться с чашечки кофе и булочек с клубничным джемом. Не было даже внутреннего протеста против того, что наш с Розамундом брак принесет стране массу финансовых выгод и территориальных льгот, а значит, в чем-то это не любовь, а сделка.

«Будете должны, пропозит!» — мстительно подумала я об основателе династии — нашей с эльфами смешанной династии. Которая, без сомнения, станет великой и славной — еще бы, с такими-то генами: с моей выживаемостью и красотой Розамунда!

Пока я, вернувшись к государственному мышлению, вперивала свой взор в грядущее, перед нами нарисовался какой-то поц. Очевидно, тот самый демон продолжений.

Был он наглым и беспринципным, словно кот, избалованный хозяйкой и чудом вырвавшийся на улицу спраздновать март. Кровожадно-сладострастная скотина в рубашечке из органзы, через которую виднелись соски, в кожаных брючках с низкой посадкой и с анимешно-асимметричной челочкой набочок. Выглядел он при этом… Но о демонах, как о покойниках — либо хорошо, либо проходите мимо.

— Вызывали? — осведомился он с неподражаемой смесью угодливости и хамства.

— Вызывала-вызывала, — с интонацией суки-начальницы пропела Ибена-мать. — Ты не слишком ли разохотился, дружок? Родственницу богов в рабстве держать — аппетиты у тебя прямо божественные… Ты, часом, не богом себя вообразил?

Демон потупил взор, демонстрируя застенчивую наглость и прочие ужимки прирожденного афериста.