— Ну вы пра-а-ативные-е-е, да-а-а? — возмущенно промяукал граф Ман, потирая щеку. — Что я вам сделал-та-а-а?
Мы все потупились, как нашкодившие. И в самом деле, чего мы взъелись-то? Ну играет человек на бракованном черноклавишном рояле. Ну поет самолично сочиненные песни. А в морду-то воротами за что?
Так бы и овладело нами страшное Наваждение Пробудившейся Совести, насланное черным графом, самочинно оккупировавшим лес (принадлежащий, между прочим, ипритской короне на восемьдесят процентов, на десять — Хогвартсорбонне и на десять — трастовому фонду «Галадриады против графомании»!), кабы не наш вездессущий друг, капитан Бляд. Определенно, его нам послало небо. Скооперировавшись с морем.
— Да тебя за твои примочки убить мало, пидер, — с тихой злобой произнес наш спаситель, выходя из-за кустов и поправляя третью ногу.
— Уй, бля-я-я… — безнадежно проныл граф.
— Звал, твоя светлость? — ехидно откликнулся кэп. — Или тебя теперь надо звать «твоя темность», а, цу Кабздец?
— Так вы что, знакомы? — изумилась я, восхищенная тем, как все (в который раз!) удачно складывается. Прямо поразительно, как мне везет в этой жизни, уж и не знаю почему. Вот только жить долго и счастливо после очередного везения отчего-то не получается.
— Знакомьтесь, — Бляд неприятно улыбнулся. — Мой бывший канонир, беглый потомок древнего рода цу Кабздецов, пидер.
— Ну что он пидер, мог бы и не упоминать, — хмыкнула я. — Во-первых, неполиткорректно, а во-вторых, и так видно.
Все посмотрели на меня этим своим фирменным, блин с икрой, многозначительным взглядом «Наша Мурочка по жизни дурочка». Кажется, я начинаю привыкать к самой мерзкой привычке моей команды.
— Это имя, — мягко пояснила Мене-Текел-Фарес, — имя такое. Пидер цу Кабздец.
— Пидер, — автоматически повторила я. — Цу. Кабздец какое красивое имя.
Граф Пидер просиял белозубой улыбкой, в которой, подозреваю, до нашего знакомства еще все зубы были на месте. Надеюсь, у бедняги Кабздеца не только рояли, но и стоматологи при замке имеются.
— Чем обязан визиту? — светски пришепетывая, осведомился он. Но в дом, что характерно, не пригласил.
— Нужен ты нам сто лет в обед, — с моряцкой прямотой ответствовал капитан Бляд. — Сам себе ответь, чем обязан. Какого лешего указатели перевесил, Пидер? Бойцов своих на нас натравил… Чё за дела, ваще?
— Тебя по-прежнему не проведешь, кэп, — обольстительно выгибаясь, сладко прошептал граф, заглядывая Бляду в глаза и вытягивая губы дудочкой. Кэп взял Кабздеца за лицо и аккуратно отвернул в сторону. Мне его жест отчего-то показался привычным. Как будто капитан проделывал его по сто раз на дню. Когда-то, не сказать чтоб очень давно.
Я скрестила руки на груди и раздраженно постучала о порог носком походного сапога на титановой шпильке.
— Не пора ли углубиться в детали, милые? Королева ждет, — с едва уловимой угрозой озвучила мои внутренние мысли Менька. Все-таки правильно я ее сделала премьер-министром.
— Он у меня на «Вездессущей Толерантности» три года канониром проплавал, — хмуро сообщил капитан пространству над нашими головами — так, словно боялся смотреть нам в глаза. — Мортиры там, фальконеты-мине… Впрочем, это королеве неинтересно… наверное.
— Почему неинтересно? — вскинулся юный Гаттер, но получив пинка с двух сторон — от Чкала и от Меньки — скоропостижно заткнулся.
— Так что я его кабздецовую породу хорошоо-о-о знаю, лично проверял… — тяжело дыша от ненависти, закончил Бляд.
Граф Пидер мечтательно провел пальцем по нижней губе, закатил глазки и самодовольно ухмыльнулся. Кэп со свистом втянул воздух и вперил тоскливый взор в черную-пречерную чащу. Мне почему-то стало его жалко.
— Ответ не по теме, — безжалостно заметила Менька. — И расплывчатый. Что именно подразумевается под кабздецовой породой?
— Постойте-постойте, — вдруг вклинился в допрос, то есть в светскую беседу Финлепсин. — А вы не из тех ли Кабздецов, что по материнской линии приходятся родней Цефалоаналам?
Потомок Кабздецов при этом вопросе едва собственным пальцем не подавился. Теперь понятно: коли он в родстве с потомственным предателем Цефалоаналом, никакие детали моему королевскому величеству уже не требуются. Кровь, как говорится, не вода. Предатели-изменники-заговорщики в двадцатом поколении практически обречены родовой селекцией на преступление против трона. Любого Цефалоанала или цу Кабздеца можно бросать в темницу просто потому, что он Кабздец (Цефалоанал). Что существенно облегчает ведение следствия.
— А что ж мы на пороге стоим-то? — как бы спохватился хозяин Черного замка и гостеприимно распахнул вторую створку. — Прошу!
При этом его оранжевые глаза полыхнули маниакальным огнем, а взгляд, словно ненароком, мазнул по кошачьим изваяниям — и те, казалось, напряглись, приподнимаясь на толстых кривых лапах. В тот же миг по ноздрям ударило вонью, которую ни с чем не спутаешь: мой верный меч подавал мне свой фирменный сигнал об опасности! А через секунду он же дробил в щебень-гравий каменных демонов-хранителей частной территории Мана (захваченной, напоминаю, самочинно). Демоны, спущенные с ограды мысленным приказом Пидера-графа, то есть графа Пидера, дробиться отказывались, лупили по мечу изогнутыми обсидиановыми когтями, безжалостно царапая древнее лезвие. Я впервые испытала страх за свое боевое оружие, всей душой ощущая боль, пронзающую Дерьмовый меч при каждом ответном демоническом ударе. Становилось ясно, что мы долго не продержимся.
Все, разумеется, бросились на подмогу, но кусачие и царапучие колдовские твари самозабвенно кружились в танце смерти и сдаваться не собирались. Более того, они явно собирались сожрать нас с мечом заживо и довольно близко подошли к успешному выполнению поставленной задачи. Моим соратником тоже досталось на орехи: во дворе замка поднялась настоящая метель из перьев Чкала и Тупи, Финлепсин потерял половину своей роскошной боевой косы, Навигатору серьезно проредили хвост и гриву, оставалось лишь надеяться, что Лассаль с Гаттером не вздумали путаться под ногами у демонов, людей, коней и мерчандайзеров. Единственный, кого каменные коты не тронули, был, конечно, капитан. И почему меня это ни капли не удивляло? Удивляло другое. Капитан не ввязался в драку. Капитан не сделал ничего, чтобы помочь своей госпоже в лице меня. Капитан лишь положил руку на плечо мерзавца Кабздеца, развернул к себе и с выражением глубочайшего отвращения на небритой физиономии… поцеловал. Прямо скажем, не по-братски. И в то же мгновение коты замерли и покрылись каменной коркой, в тех позах, в которых Пидер цу Кабздец утратил контроль над своими чудовищами.
Потому что на данный момент его интересовало только одно — возможность вскарабкаться на Бляда, словно обезьяна на пальму и висеть, уцепившись всеми конечностями. Будь у потомка знатной фамилии хвост, он бы и его в ход пустил.
Капитан посмотрел на нашу помятую компанию из-за плеча Кабздеца с выражением «И за это вы мне тоже заплатите!» и тяжелой походкой, неся разомлевшего Пидера на руках, пошел по мощеной дорожке к замку. Во дворе которого, невинно раззявив черную клавиатуру, стоял тот самый магический рояль.
Потуга седьмая
Замок Пидера цу Кабздеца был словно плащ Дракулы: черный с кровавым подбоем. Все внутри оказалось красное и в сердечках — обивка мебели, гобелены на стенах, гардины, портьеры и балдахины. В замковом интерьере точно святой Валентин взорвался и все вокруг собой заляпал. Мы гуськом, храня молчание, прошли сквозь красный холл в сердечках, поднялись по красной лестнице с сердечками на перилах (капитан Бляд всю дорогу так и пер на себе нашего гостеприимного хозяина, изображая Ретта Батлера, пока цу Кабздец игрался в его законную Скарлетт).
Я уже как-то расслабилась, представляя себе файвоклок в обществе примирившихся влюбленных, домашнюю выпечку, крепкий сон на простынях алого шелка (ну или хотя бы египетского хлопка) и завтрак в постель. Ага, как же. Судьба Мурмундии Неистребимой сурова и непредсказуема.