Не успела она сесть за компьютер, как вошел Костя.

Он воровато оглянулся, чмокнул Владу в щеку.

— Ты неважно выглядишь, — заметил он.

— Голова что-то болит.

— Не надо целыми днями за машиной сидеть.

— Не в этом дело. Просто…

— Просто мы давно с тобой никуда не выбирались… Слушай, давай плюнем сейчас на все и закатимся в ресторан… Ресторанчик. Вчера набрел на такой. Словно кукольный. Очень понравилось. Согласна?

— Вы уже закончили?

— Вот только что — и сразу к тебе.

— Симпатичная девочка. Где ты ее нашел?

— Не я — Костромин. Ну так как насчет ресторанчика?

— Хорошо, пусть будет ресторанчик, — ответила Влада.

Ресторан в самом деле оказался ресторанчиком. Пять столиков, из которых три были свободны. Скатерти с петухами, на окнах тюлевые занавески, на стенах — картины из обожженной соломки.

— Детством повеяло, — сказала Влада.

Она заказала салат “Монте-Карло”, рыбу в кляре, голландский крестьянский омлет, взбитые сливки и кофе с пирожными.

Костя изучил карту вин, очень скромную — пятьдесят три наименования, — и выбрал токай.

— Слушай, — сказал Костя, — ты же так и не видела готовый ролик! Гениально получилось!

— До сих пор понять не могу, как я согласилась?

— А что там понимать! Это в крови у каждой женщины — продемонстрировать себя как можно откровеннее.

Костя зажал ногами ее ногу. Влада высвободилась.

— Ты хочешь меня обидеть?

— Извини, Владик… А клип правда получился миленький. Еще художники с компьютерщиками неплохо сработали… Между прочим, скоро конкурс рекламных клипов в Штатах. Костромин хочет там попытать счастья именно с ним.

— Только не это! — Влада чуть не подавилась рыбой.

— Да ты не пугайся, там от тебя осталась только улыбка. Ну и попа… немножко… совсем чуть-чуть.

Костя вдруг замолчал.

— Зачем я затронул эту тему?.. Что теперь делать? Я тебя хочу, просто умираю.

Костя огляделся по сторонам.

— Слушай, — нагнулся он к Владе, — как ты смотришь на то, чтобы заняться любовью прямо сейчас… в туалете?

Влада ничего не ответила, только смотрела на Костю долгим взглядом.

Костя вздохнул, достал сигарету.

— Если бы ты знала, — сказал он, и изо рта у него повалил дым, как из пасти Змея Горыныча, — что ты для меня значишь! Но я чувствую, что ты — не вся моя. Ты еще и его.

— Если ты о моем муже, то у него, между прочим, имя есть — Кирилл.

— Знаешь, чего я хочу сейчас больше всего?

— Кончить?

Костя поперхнулся дымом.

— Почти угадала. Я хочу, чтобы ты залетела от меня.

— Что тебе это даст?

— Как что? В тебе проснется материнский инстинкт. Ты не сможешь отказаться от ребенка! И все расскажешь мне. Во мне проснется отцовский инстинкт. Тебе останется только развестись с ним. А мне останется только жениться на тебе.

— Ты уверен, что хочешь жениться именно на мне, а не на той девочке, которую вы сегодня снимали и так и сяк?

Костя замолчал, с интересом разглядывая Владу.

— Значит, ты все знаешь?

— Знаю, — подтвердила она.

— Послушай… Все, что у меня было с этой Викой, — эпизод. Если тебя это задевает, я могу попросить прощения. Но поверь… Я никогда никого не любил. И никогда никому не говорил… А тебе скажу: я люблю тебя!

— Любишь? И, любя меня, ты спал с другой? Очень интересно.

Они замолчали. Костя нервно барабанил пальцами по столу, а Влада спокойно продолжала есть.

— Знаешь, — сказала она, допив кофе, — хорошо, что я не залетела от тебя.

Егорий жил недалеко от Нарвских ворот, в бывшем рабочем квартале, где откупил себе последний этаж в небольшом двухэтажном доме.

Влада позвонила ему вечером после разговора с Костей. Егорий назначил время, и она пришла.

Он провел ее через большую пустую комнату, где на полу лежало несколько спортивных матов.

— Здесь я провожу сеансы гипноза, — пояснил Егорий.

— Я думала, у вас всегда люди… А у вас никого.

— Сегодня я отменил прием.

— Из-за меня?

— Да… Значит, ты все-таки не хочешь этого ребенка?

— Не хочу! — твердо сказала Влада.

— Почему? Можешь не отвечать.

— Отчего же… Не хочу потому, что хочет он.

Егорий покачал головой.

— Я никогда не понимал женщин. Думаю, этого и не надо.

Он привел Владу в комнату, в которой стояли массажный стол, накрытый белоснежной простыней, несколько стульев, шкаф. На окнах — жалюзи.

— Чтобы ты ничего не боялась, я тебе скажу, что собираюсь сделать.

— Я не боюсь.

Егорий усадил ее на стул.

— Это древнекитайский метод. Мне его открыли в одном из тибетских монастырей.

— Вы были в Китае?

— Я жил там три года. Не отвлекайся! — Егорий достал небольшую коробочку, открыл. — Здесь иглы. Сплав золота и серебра. Такими лечили китайских императоров. Я уколю тебе несколько точек. Это совершенно безболезненно. Ты даже ничего не почувствуешь. Сеанс длится всего полчаса. И завтра ты почувствуешь себя так, как будто ничего не было. Все поняла?

Егорий отложил коробочку, взял руки Влады в свои ладони, горячие, сухие… Прикоснулся к ней впервые за все время их знакомства.

Влада вскинула удивленные глаза.

— Что-то не так? — заботливо спросил Егорий.

— Ваши руки…

— Что — мои руки?

— У меня такое ощущение, что это руки Кирилла…

Егорий отпустил Владу, но она не могла успокоиться.

— Скажите, Егорий Сильвестрович, что вас держит возле моей свекрови? Для меня это всегда было загадкой.

— Все очень просто, девочка моя. Если люди не могут расстаться, значит, у них общая тайна.

Владу вдруг осенила удивительная догадка.

— Послушайте… А не может так быть, что Кирилл…

Егорий приложил палец к ее губам.

— Тсс… Все может быть, голубушка. Все может быть.

Самолет Нью-Йорк — Санкт-Петербург набирал высоту.

— ЕБЖ, пара-тройка часов, и мы дома, — сказал по-русски сосед слева от Кирилла, — а там вовсю весна, время картошку сажать…

ЕБЖ? Если будем живы, вспомнил Кирилл. Он внимательно оглядел крепкого старичка, своего соседа, и узнал его. Это с ним Кирилл летел из России в Америку.

— Здорово, отец, — обрадовался Кирилл. — Что, назад, на историческую Родину? Не сошлись характерами с зятем-негром?

— К дочери лечу, — поделился старик, — она у меня замужем в Питере за “новым русским”. Вот, переманила к себе. Я у них, когда в Америку-то улетал, три денька погостил — ничего живут. Сам-то я из-под Омска. Поживу в Питере, огляжусь, а потом, может, в Австралию подамся — к другой дочери.

— Сколько же у тебя дочерей, отец?

— По паспорту — пять. Но я думаю, их раза в три больше… Сыновей я не считаю. Я молодой был — охочий до этого дела… Но захомутать себя никому не давал. Колесил туда-сюда, пока в Красный Яр не попал. А там отец моей Алевтины навел на меня двустволку, и тут я понял, что семья — это тоже неплохо. Алевтина мне пять девок и родила. Но зато все как на подбор — красавицы! Вот такие же, как твоя! — И он кивнул на Дженни, сидевшую справа от Кирилла.

Старик улыбнулся Дженни, и та улыбнулась в ответ.

Кирилл пояснил Дженни, при каких обстоятельствах встретил старика в первый раз. Она оценила такое совпадение и прибавила:

— Кстати, Алан узнал, что я лечу в Россию вместе с тобой… Он сказал, что, вероятно, будет в Санкт-Петербурге в то же время.

— Этого нам только не хватало, — встревожился Кирилл.

Старику-соседу он на всякий случай растолковал, что миссис Томпсон не кто-нибудь, а его деловой партнер.

Старик кивнул, но по его глазам Кирилл понял, что тот ему не поверил.

А между тем Кирилл сказал чистую правду.

В тот вечер, когда неожиданно выяснилось, что у Кирилла оказался стилет, который безуспешно искала миссис Томпсон — стилет с рукояткой в виде тела змеи с головой льва, они перестали быть просто любовниками. Между ними вдруг выросла стена из тугих долларовых пачек, и сделать вид, что стены этой нет, оказалось невозможным.