4 мая 1938 года собрался Комитет обороны СССР, на котором «танковый вопрос» был главным. Окончательное решение: какие танки строить? — принял Сталин. Он поддержал сторону «гусеничников», но категоричным не был. Так что КБ Кошкина по-прежнему готовило к испытаниям два танка: колесо-гусеничный А-20 и гусеничный Т-32.

Вся весна и лето следующего года ушли на испытание машин. Председатель комиссии полковник В. Н. Черняев не решился отдать предпочтение одной машине. В отчете он написал, что оба танка успешно выдержали испытания. Что же было делать? Какой танк отобрать для серийного производства? Ослушаться Сталина?

23 сентября 1939 года состоялся показ танковой техники руководству Красной Армии и наркому обороны К. Е. Ворошилову. Большинство склонилось к гусеничному Т-32, памятуя о том, что сказал Сталин: «Будем делать гусеничный танк, он более удовлетворяет требованиям массового производства».

Один из директоров танкового завода отметил: «Запомните сегодняшний день — день рождения уникального танка».

Т-32 и стал прообразом «тридцатьчетверки».

Истинная же «тридцатьчетверка» появилась только в марте 1940 года. Два первых образца, прошедшие полигонные испытания, отправили своим ходом из Харькова в Москву. Причем из соображений секретности маршрут пробега был проложен в обход крупных населенных пунктов и основных дорог. Мостами через реки разрешалось пользоваться только в том случае, когда невозможно было перейти реку по льду, и только в ночное время.

Во время пробега Михаил Ильич Кошкин частенько сам садился за рычаги управления.

Первую машину вывел из строя представитель Главного автобронетанкового управления. Он заставлял машину разворачиваться в снегу на полной скорости. Несколько раз ему это удалось, а потом полетел главный фрикцион.

В Москву пришел только один танк. Его и показали Сталину.

Как мы уже знаем, самый первый прототип был назван А-20. «А» — шифр опытного образца. «20» — толщина брони в миллиметрах. «А» заменили на «Т» (танк), получилось «Т-32», новый корпус с противоснарядной броней решили не расшифровывать. Был еще один образец Т-33. Тот, что пришел в Москву, уже именовался Т-34. После кремлевского показа его направили в Кубинку, где обстреляли из 45-мм пушки. Броня выдержала.

31 марта 1940 года был подписан протокол Комитета Обороны о постановке танка Т-34 в серийное производство.

А Михаил Ильич Кошкин, простудившись во время пробега, попал в больницу с диагнозом воспаление легких. Болезнь его так и не оставила. Осенью конструктора не стало.

К началу войны армия успела получить 1225 новеньких «тридцатьчетверок».

На восьмой день войны в стране был создан Государственный Комитет Обороны под председательством И. В. Сталина. В постановлении говорилось, что в руках ГКО сосредотачивается вся полнота власти в государстве. Все гражданские, все партийные, советские и комсомольские органы обязаны беспрекословно выполнять решения и распоряжения Государственного Комитета Обороны.

Самое первое постановление касалось танкостроителей. Им предписывалось в кратчайшие сроки увеличить производство танков.

2 июля на завод «Красное Сормово» прибывает нарком среднего машиностроения Вячеслав Александрович Малышев. Ночью в кабинете главного инженера завода собрались руководители всех ведущих служб заводоуправления, начальники цехов, конструкторы.

Государственный Комитет Обороны приказывал сормовичам уже в сентябре дать фронту первые танки, собранные из узлов и деталей собственного производства, а с октября развернуть серийный выпуск боевых машин.

В годы войны завод «Красное Сормово» вынужден был освоить производство танков. Сборочный цех завода.

В помощь «Красному Сормову» придавалось одиннадцать предприятий страны; в том числе Горьковский автозавод, завод фрезерных станков, заводы «Красная Этна», «Двигатель революции», Выксунский и Кулебакский металлургические заводы.

К вечеру следующего дня на личном самолете наркома из Харькова были доставлены 4 тысячи чертежей и фотографии танка Т-34.

Но на заводе не было бронекорпусного цеха, где можно было собирать боевые машины, не было необходимых металлов, не было литейных форм, не было…

Сорок пять дней, меняя друг друга, работали судосборщики, литейщики, токари, инструментальщики на строительстве нового цеха. В конструкторском бюро разрабатывалась необходимая оснастка, инструмент, приспособления. Металлурги осваивали плавку новых сталей.

Заводу требовались рабочие. И они пришли. Первыми постучались в отдел кадров старейшие сормовичи Иван Андреевич Ляпин и Иван Матвеевич Олимпиев. Еще в 1905 году они сражались на баррикадах в Сормове. Старики отложили отдых.

Через день в газете «Красный сормович» появилось их письмо:

«Мы, старики, не должны сидеть дома, когда молодое поколение, доблестные бойцы и командиры Красной Армии бесстрашно борются за честь и свободу своего народа. Поднимемся все как один на защиту нашего государства, поможем социалистической Родине.

Старички! В грозный и ответственный момент у нас еще хватит сил по-боевому поработать, помочь нашим доблестным бойцам разгромить коварного врага».

Вместе с дедами в цеха пришли внуки-мальчишки, только что окончившие ремесленное училище при заводе. Их доучивали у станков.

Завод наращивал темпы, наращивал силы.

Производство танков задало новый рабочий ритм. До этого завод месяцами строил один-два волжских судна. Заканчивал их, закладывал другие. Теперь предстояло осваивать крупносерийное производство. Завод к такой работе не привык.

На помощь пришли заводские рационализаторы и изобретатели. Они досконально изучили технологию производства отдельных узлов и решили, что многие детали можно сделать гораздо быстрее. Каждый рационализатор обязался внести не менее двух предложений, направленных на совершенствование производства. После войны подсчитали, что сормовские умельцы внесли 20 000 предложений, в разработке которых участвовало 3400 рационализаторов и изобретателей. 11 260 предложений было внедрено. Но все это цифры, а что скрывалось за ними?

Вот история лишь одного рационализаторского предложения.

Всмотритесь в танк на пьедестале. На его гусеницах есть выступы, которые рабочие попросту звали «забияками». Для отливки их в большом количестве требовались стержни. Много раз программа выпуска танков была под угрозой срыва из-за этой, казалось бы, мелочи. Каждый стерженщик должен был за одиннадцатичасовую смену делать по 200 штук, но больше 100 никто не делал. Надо было преодолевать своего рода психологический барьер — оставить позади привычный ритм работы. Но как это сделать?

За дело взялся старый рабочий, стерженщик высокой квалификации Юрий Петрович Рожков. Его попросили устроить показ своих приемов работы и доказать, что за смену можно справиться с заданием.

Целую неделю рабочий готовился к демонстрации. Наконец решился.

Собрались стерженщики. Все с любопытством смотрели на Рожкова. Никаких специальных условий для установления рекорда ему не создавали.

Юрий Петрович снял пиджак, неторопливо надел фартук, достал инструмент, который сам изобрел и сделал. Все проверил. Попросил разрешения начать работу.

Он, казалось, работал не спеша, не суетился у стержневых ящиков. Все его повороты, шаги, движения были обдуманы и четки! Прошел час. Есть 40 стержней! Рабочих это не очень удивило. Час работы — мало. Отработай в таком темпе одиннадцать часов.

Незаметно прошел еще час. Еще 50 стержней оказались на сушильной плите. Ни тени усталости на лице старого рабочего. Точность движений завораживала.

Стерженщиков теперь интересует качество. Ходили, смотрели — придраться не к чему.

Прошло пять часов. На плите лежало 300 стержней! И ведь отработано только полсмены. Юрий Петрович отложил инструмент для короткого отдыха. Все молчали.