Глава двадцать восьмая
Истина в любви
И тут произошло то, что заставило ее забыть все эти сайты, письма, горечь разлуки и чувство оскорбленного достоинства. Вышел в свет Юлькин роман. Как неистово было ее желание увидеть собственными глазами первую рожденную ею книгу! Позвонили из издательства и пригласили получить первые пять сигнальных экземпляров. Юлька приехала вместе с Олегом, руки которого обрывались от сумок со снедью.
— Это ваш кавалер? — тихонько спросила секретарь Маша.
— Что вы, это мой сын! — вспыхнула от удовольствия Юлька.
Вручая книги, генеральный директор произнес речь, сказав, что счастлив присутствовать при таком радостном и значительном событии, которое можно сравнить только с рождением ребенка.
— Юля, подпишите, пожалуйста, вашу книгу, — попросил совсем молоденький Саша, сделавший верстку в рекордный срок. В руках у него была ее книга, на обложке которой среди бело-голубых облаков улыбалась неземной красоты девушка.
— И издательству тоже, Юлечка. А то у вас голова закружится от успеха, забудете о нас и не придете, — улыбнулся главный редактор Николай Нордон. — А я вам подарю свою последнюю книгу.
— Так вы еще и пишете? — удивилась Юлька.
— Бывает, — засмеялся бархатным смехом Нордон.
Юлька достала из сумочки ручку. Пальцы ее дрожали и не слушались. Ее попросили сесть и успокоиться, понимая, в каком она состоянии. Нордон подарил ей свой двухтомник, сделав авторскую надпись: Юленьке Стасовой, очаровательной женщине и писателю, живущему между небом и землей. Юльке казалось, что душа у нее отделилась от тела, ведь ее впервые в жизни назвали писателем.
На специальной подставке красовалась книга, которую дружно сели обмывать. Все, кто участвовал в ее создании, сидели за большим столом, пестревшим разнообразием блюд. В центре стояла большая лоханка красной икры, привезенной Юлькой с далекой Камчатки, и большая стопка тончайших, как лепестки, блинов. Пили русскую водку, французский коньяк, итальянское вино, шампанское «брют». И было сказано столько добрых слов, столько пожеланий, что Юлька с трудом сдерживала слезы счастья.
— Олег, берегите свою маму, чтобы она еще долго радовала всех нас своими романами, — сказал финансовый директор.
Мгновенно родились стихи, посвященные людям, работающим в издательстве, с которыми Юлька общалась по телефону да по имейлу и которых наконец увидела. Но ей казалось, что она давно знала их и уже не мыслила, как могла жить раньше, будучи с ними незнакомой:
За то, что жизни яркой мне продлили срок,
За то, что вытеснили радостью отчаянье,
За мудрой критики преподанный урок,
За голос дивный в бархате звучанья.
За скрытый, щедрый теплоты поток,
За простоту и легкость в обращеньи,
За искренность рожденных мною строк
Спасибо вам, дающим вдохновенье.
Юлька прочитала их под гром аплодисментов.
А в службе бортпроводников творился настоящий ажиотаж. Профсоюз выкупил у издательства три сотни экземпляров, и теперь эти книги раздаривались стюардессам и стюардам, имевшим большой стаж работы. Юльку специально планировали в дневной резерв, чтобы она имела возможность, приезжая в гостиницу «Новотель», заходить на второй этаж, где располагалась служба, и делать авторские подписи. Из кабинетов приходили работники администрации, также желающие получить книги с именной подписью. Придумывая на ходу различные пожелания, Юлька писала их с искренней любовью и чувствовала себя абсолютно счастливым человеком.
Слава обрушилась на нее лавиной. Собственный корреспондент газеты «Сервис-курьер», принадлежащий службе, встретилась с Юлькой, чтобы написать о ней и ее книге в очередном выпуске.
— Юля, от лица всех работников комплекса и редакционного коллектива хочу поприветствовать вас и поблагодарить, что вы нашли время встретиться с нашими читателями. Вышла в свет ваша книга, о чем она? — задала вопрос миловидная Катя Васильева.
— Я также хочу поприветствовать и поблагодарить лично вас, Катенька, моих дорогих коллег, моих читателей за то, что не остались равнодушными к столь важному для меня событию, как выход в свет моей первой в жизни книги, повествующей о сложной судьбе стюардессы Лу, о ее сумасшедшей любви, о трагических и радостных моментах в ее жизни и в жизни ее близких, друзей, коллег, с которыми она связана тесными узами неба.
— Какие события в вашей жизни заставили взяться за перо?
— Видимо, просто время пришло, когда начинаешь чувствовать «завершительный ропот шуршащих листвою ветров». Отшумела весною юность, и жаркое звонкое лето умчалось вдаль, мелькнув последним вагоном, и я вступила в пору осени, когда кажется, что все самое яркое и значительное прошло и не повторится вновь. Захотелось перелистать страницы прожитого и перенестись в то время, когда была молода и счастлива. И вдруг почувствовала, как «все удивительней вино существованья».
— «Аэрофлот» как-то повлиял на ваше отношение к жизни и творчеству? — поинтересовалась Катя.
— Еще как повлиял! Спасибо, небо!
Куда я возношусь из тесноты земной,
Где ждет меня тобой настроенная лира,
Где ждут меня мечты, согретые тобой.
«Аэрофлот» наполнил мою жизнь яркими, незабываемыми событиями. И пока эта насыщенная светом, сверкающая комета не достигла Земли, я просто должна была, ради памяти ушедших из жизни коллег и ради здравствующих — бывших, настоящих и будущих, — запечатлеть эти события в романе.
— Как складывалась ваша судьба? Как пришли в «Аэрофлот»?
— Сложная жизнь и сложная судьба, об этом не хочу распространяться. Но страсть к путешествиям и любовь к небу я ощутила с тех пор, как помню себя. Эта удивительная сказка, которой я так бредила, скоро превратилась в явь.
— Увидит ли «Аэрофлот» и широкая общественность еще какие-то плоды вашего творчества?
— Не без доли тщеславия мечтаю, чтобы экранизировали мой новый роман «Небо любви, или Как трудно любить стюардессу». Это было бы не только моей победой, но и победой моих дорогих коллег, победой «Аэрофлота», с которым, увы, рано или поздно придется проститься.
Радость и грусть, счастье и горе ходят где-то рядом. После трагической смерти Андрея Юлька почти не общалась со свекровью, разве что несколько раз созванивались, чтобы поехать вместе на кладбище. Узнав о существовании Ильи (тайное становится явным), Вероника Павловна обвинила Юльку во всех смертных грехах и даже в смерти сына. Только Георгий Александрович не разделял мнения жены и втайне от нее навещал внука с невесткой, и иногда даже заразительно смеялся, общаясь сними. Произнесенные невесткой дорогие для него слова «отец», слова, которые уже никто ему не скажет, ласкали Георгию Александровичу душу.
Юлька все же напоминала Олегу, что у него есть бабушка по отцовской линии и что ее следует поздравлять и с праздником 8 марта, и с Новым годом, и с днем рождения. Навьюченный подарками, привезенными Юлькой из разных стран, Олег приезжал к Веронике Павловне и радовал ее и своим присутствием, и рассказами о школе, об увлечениях, о друзьях и о планах на будущее.
Узнав, что Вероника Павловна отписала квартиру племяннице, а не родному внуку, Юлька нисколько не изменила к ней отношение.
За год до этого умирающий свекор, которому по наследству досталась двухкомнатная квартира, оформил куплю-продажу все на ту же племянницу, упорно не интересовавшуюся его здоровьем. Ухаживавшей за ним в больнице Юльке он сказал:
— Не переживай. Вероника обязательно завещает квартиру Олегу, она мне обещала.
— Да что ты, отец, я и не переживаю. У нас жилья достаточно. Живем, не тужим.
