— Значит, скоро станет, вот помяни мое слово. Он у тебя целеустремленный и наделенный особенной харизмой. Ты, Юленька, не переживай. Я чувствую, — а моя интуиция никогда меня не обманывала, — что он безумно любит тебя и никуда от тебя не уйдет.

— Понимаешь, очень долгое время между нами не было близких отношений. Такое впечатление, что я стала для него совершенно безразлична. И вдруг сегодня ночью произошло что-то невероятное.

— Сподобились? — догадалась Ляна.

— Ну, в общем, да. Только даже после этого Стас уехал, не простившись, небрежно начеркав «Не жди».

— Вот и не жди, а занимайся собой.

— У меня только что возникла мысль, может, взять отпуск и махнуть на какой-нибудь остров, например в Таиланд.

— Отличная идея! Я бы с радостью разделила с тобой путешествие, если бы не бизнес: завязки такие серьезные возникли. Я просто дрожу от нетерпения, как лошадь перед скачками.

— Вот видишь, у тебя есть любимое дело. Ты не чувствуешь себя одинокой и производишь впечатление благополучной и довольной жизнью женщины.

— Так и есть. А может, тебе заняться литературной деятельностью? Ведь ты издала поэму. Попробуй себя в стихах или в прозе. Кто знает, может, ты создашь шедевры. А потом, это же твоя стихия — искусство, собственное видение реальности, исследование человека человеком. Да и сюжетов сколько угодно, они повсюду, только приглядись.

— Ты права, с сюжетами нет проблем, тем более если черпать их из реальности.

— Так в чем же дело?

— Литература — это здорово, только на этом поприще много не заработаешь. Говорят, если начнешь писать, чтобы выжить, кончишь писать, чтобы не умереть. Позволить себе писать могут очень богатые люди, ради собственного удовольствия или развлечения. Это как дорогой вид спорта, теннис например. Интересно, но дорого.

— Если тебя волнует материальная сторона, то я помогу тебе, сделаю взнос на опубликование романа. Давай, Юлька, решайся. Пора утереть нос Волжину.

— Если я и решусь на этот шаг, то все буду делать только на собственные средства. Я еще не знаю, чем буду заниматься, но чувствую, что пора что-то предпринимать, иначе я потеряю семью, если уже не потеряла. И самое главное — перестану себя уважать.

— Не потеряла, не потеряла. Еще за свои выходки Стас молить тебя о прощении будет. От такой красавицы уйти! Уму непостижимо!

— А как у тебя дела, Ляночка? — перебила Юлька, давая понять, что больше не настроена обсуждать свои проблемы. — Какие перспективы на работе?

— День на день не приходится. Бизнес — величина непостоянная, сегодня денег воз, а завтра ни копейки. Знаешь, как Брынцалов говорил: «У меня нет ни копейки, ну там миллион, два, три». Я, конечно, утрирую, но работаю, надо тебе признаться, как мужчина. Легких денег не бывает, а без них я не могу ни дня, они дают мне свободу и уверенность. Правда, не все это понимают, считая, что бизнесмены ворочают легкими деньгами и что большая часть из них мошенники.

— Эти люди просто не знают главного, если мошенничество — это хорошая сделка, столкнувшаяся с плохим законом, то бизнес — это искусство извлекать деньги из чужого кармана, не прибегая к насилию, — поддержала подругу Юлька.

— Удивительно, откуда ты это знаешь?

— Так, вычитала где-то. А память меня редко подводит.

— Я не перестаю тобою восхищаться, — удивилась Ляна и продолжила свой рассказ о любимой, но далеко не легкой работе.

Юлька с упоением слушала подругу, от которой веяло уверенностью и спокойствием, и сама не заметила, как почувствовала себя способной встретиться с любыми трудностями.

— Ляночка, ты по-прежнему служишь Родине? — осторожно спросила Юлька, не называя той серьезной организации, к которой Ляна всегда имела отношение.

— И знаешь об этом только ты. — Ляна старалась избегать столь серьезной темы, о которой они чаще умалчивали или касались вскользь.

Такое тесное общение этих двух совершенно разных по характеру молодых женщин порою могло показаться странным, если бы их не связывало между собой нечто большее. Здесь глубоко переплелись времена, события, история. И у этих женщин были общие предки.

После очередной чашечки кофе, предпочитаемого Ляной всем напиткам, и употребляемого ею в неимоверных количествах, она решительно встала и, попрощавшись, пожелала Юльке справиться со всеми невзгодами и смотреть на жизнь оптимистичней. А Юльке больше не хотелось жаловаться и уподобляться людям, которые хвастаются своими несчастьями, поскольку хвастаться им больше нечем.

Волжин проснулся рано и, стараясь не производить шума, осторожно высвободил свою руку из-под Юлькиной головы. Он решительно встал и, запретив себе оглядываться, прошел в ванную комнату. Стоя под струями бодрящей прохладной воды, он постепенно приходил в себя после сумасшедшей бессонной ночи. Он гнал прочь сладкие воспоминания, которые преследовали его, лаская, нежно обволакивая, приводя в восторг и обещая наслаждение. Этой ночью Волжин поначалу отчаянно сопротивлялся охватившему его желанию, но острое ощущение близости любимой женщины сломило его железную волю.

«Стрелки часов показывают шесть, значит, я спал совсем немного, а в запасе еще целый час. Надо отключить будильник на телефоне, чтобы не разбудить Юльку, которой следует сегодня основательно выспаться. Ведь ей всю ночь предстоит работать в небе. Наверное, это никогда не кончится. И главное — бесполезно убеждать, грозить, умолять, настаивать на ее увольнении с работы. Я использовал все воспитательные методы, какие только можно. Сегодня я сделаю последний шаг», — размышлял Волжин, не заметив, как вошел в спальню.

Бесшумно присев на краешек постели, он взглянул на спящую Юльку, золотистые локоны рассыпались по подушке, темные длинные ресницы слегка вздрагивали, словно она не спала, а только притворялась спящей, тронутые улыбкой пухлые губы хранили на себе следы ночных поцелуев.

У Волжина перехватило дыхание, ноздри его затрепетали, словно у зверя, учуявшего добычу, и он, скинув махровый халат и приподняв одеяло, совсем обнаженный лег рядом. Он знал, что под утро Юлькин сон особенно крепок, и надеялся, что не побеспокоит ее, если просто тихонько прижмет к себе, ощутив тепло ее гибкого тела.

Но Волжина тут же накрыла волна щемящего чувства радости, а руки его сами по себе нашли знакомые изгибы. Ее небольшая упругая грудь, прижатая к его груди, слегка вздрагивала, но даже при этом Юлька не проснулась, а только вздохнула во сне.

Волжин слегка отстранился, позволяя Юльке свободней дышать, и припал губами к нежно-розовым соскам, приводящим его в состояние первобытного возбуждения. Его руки ласкали ее бархатный живот, опускаясь все ниже и ниже и, наконец, замерли, чуть заметно поглаживая увлажняющееся горячее лоно. В животе заныло от нестерпимого желания и, аккуратно раздвинув пальцами скользкие лепестки, он медленно и осторожно ввел свою вздрагивающую от нетерпения, отвердевшую плоть. Он почти не двигался, довольствуясь волнующим кровь соитием тел и чувствуя, как приближается волна высшего наслаждения.

Дыхание его остановилось, учащенное биение сердца отдавало в ушах, и вдруг все внутри задрожало, завибрировало, заклокотало и наконец прорвало вулканом, щедро выплескивая из себя горячую лаву. Волжин с трудом сдержал крик радости, почувствовав, как плоть спящей женщины едва заметно ответила ему легким пульсированием. Затаив дыхание, не двигаясь, он еще долго пребывал в блаженной неге.

Звонок, напомнивший о заказанном такси, заставил его вскочить и одеться в считанные секунды, как в армии по тревоге. «Так я запросто опоздаю в аэропорт», — мелькнула запоздалая мысль. Проверив еще раз документы и бумаги, необходимые для выступления на конференции, Волжин уже было поспешил на выход, где его ждало такси, но вдруг остановился в задумчивости и решительно развернулся. Он вырвал из записной книжки листок, написал несколько строк, положил на комод в спальне и вышел, не удостоив безмятежно спящую жену взглядом. «Все, теперь все», — мелькнуло в голове, и тут же зазвонил телефон, уводящий его мысли в другую жизнь.