Еще невероятней представлялось ему предстоящее обручение. Столько лет ждать, сомневаться, сделать кучу ошибок и почти не надеяться! И вот наконец-то сегодня все должно было свершиться.

— Серег, как я выгляжу? Не смешон в своем наряде? — Волжин придирчиво осмотрел себя в зеркале, достал расческу и который раз за день причесал густой ежик.

— Ты смотришься офигительно! — усмехнулся старший брат невесты, с которым Волжин когда-то учился в одной школе, и даже в одном классе. — Все невесты в загсе будут задыхаться от зависти. И я горд, что предметом этой зависти будет моя сестра.

— Скорее, мне будут завидовать. Юлька — самая потрясающая женщина на свете, — счастливо засмеявшись, ответил Волжин.

И вот вместо свадебной процессии визг тормозов, мертвая кошка, распластанное на асфальте тело сына, о существовании которого он узнал лишь недавно, и окровавленная перчатка на руке лишившейся чувств Юльки. Невыносимо было сознавать свою неспособность помочь в эти минуты, свою беспомощность, свое бессилие. Если бы ему, Волжину, сказали — чтобы спасти этих дорогих его сердцу людей, необходимо лечь под поезд, он, ни секунды не сомневаясь, сделал бы это. Но Станислав ничего, ничего не мог сделать, чтобы помочь своим близким. И эта мысль убивала его. Он помнил, как держал любимую женщину на руках, как душераздирающим голосом звал Соню, как она вызывала «скорую», и как он упал на колени, внутренне рыдая и моля Всевышнего не оставить Юльку без своей милости.

В больнице весь медперсонал сбежался посмотреть на ослепительную невесту, похожую на спящую царевну. А широкоплечий кареглазый жених в строгом смокинге, с коротким ежиком густых волос, напоминавших чернобурку, покорил воображение всех женщин клиники.

— Какой импозантный мужчина! — шепотом обменивались они мнениями. — А невеста — просто глаз не отвести.

Волжин с отрешенным взглядом ждал заключения врача. Здесь, в больничных стенах, его жениховский наряд казался нелепым, но ему это было безразлично.

— Доктор сказал, что раньше, чем через час, вы не получите никакой информации, — предупредила медсестра. — А вот мальчика вы можете уже забрать, ему наложили гипс.

— Слушай, старик, давай, сгоняем домой, переоденемся, — старался отвлечь Волжина Сергей.

— Я никуда не поеду.

Сергей в чем-то пытался убедить его, но Волжин ничего не понимал и ничего не слышал. Только, когда к ним вышла Сонечка с Ильей, взгляд Стаса смягчился. Он обнял сына, вдыхая родной запах, и не хотел его отпускать от себя. Мальчик притих и, впервые ощутив себя в отцовских объятиях, прикрыл глаза.

— Прости меня, папа, все это из-за меня произошло, — чуть не плача произнес Илья.

Волжин не ответил, только погладил сына по таким же, как и у него, густым темным волосам.

— Илья, поехали, я отвезу тебя и Соню домой, — решительно сказал Сергей.

— А где мама?

— Поехали, поехали, по дороге все расскажу.

Теперь все тревоги позади, жизнь невесты и сына вне опасности, а остальное все неважно и можно наконец вздохнуть полной грудью, а то такое ощущение, что внутри все сдавило, спрессовало, распилило и превратило в опилки. Прежде чем поймать машину, Волжин позвонил Соне:

— У меня хорошие новости. К Юле вернулась память, и, возможно, уже завтра ее переведут из реанимации в обычную палату. Успокой детей.

— Спасибо, Станислав, что позвонил. Мы тут все извелись. Олег даже сигареты купил и курит одну за другой на балконе. Ничего не ест.

— Дай мне его, пожалуйста.

— Слушаю, — раздался юношеский бас.

— Олег, сынок, успокойся. С мамой все в порядке. Она говорила со мной и даже улыбалась. Завтра вместе поедем к ней. Ты только не кури больше, не надо.

— Но вы же сами, дядя Стас, постоянно смолите.

— Я — это другое дело. Мне уже поздно менять свои привычки, а тебе не надо приобретать дурные. И подумай, как недовольна будет мама, когда узнает об этом.

— Хорошо, дядя Стас, я докуриваю последнюю и больше курить не буду. А мама, правда, себя хорошо чувствует?

— Правда. Она и сама могла бы это подтвердить, если бы ей не вкололи снотворное. Мама сейчас крепко спит. Завтра за тобой заеду. Договорились?

— Договорились. Спасибо, что позвонили, дядя Стас. Вы даже представить себе не можете, как нам всем хотелось поскорее услышать такие хорошие новости.

— Ты знаешь, Олег, еще как могу себе представить. А сейчас позови мне Илью.

Волжин с волнением ждал, когда услышит родной голос. Он еще не знал, как лучше вести себя с внезапно обретенным сыном, и каждый раз перед встречей с ним волновался. Отношения со старшим Юлькиным сыном от Андрея — Олегом складывались легче и проще, ведь Волжин знал его с малых лет и иногда виделся с ним в доме Сергея — двоюродные братья Кирилл и Олег часто приезжали в гости друг к другу.

— Але, папа! — прозвучал такой чистый и такой проникновенный голосок Ильи.

— Сынок, мама просила передать, что очень любит тебя, — произнес Волжин.

— А к ней можно?

— Завтра, завтра все поедем к маме.

— Ура! — закричал обрадованный Илья.

По реакции Сони, которая старалась приструнить не в меру развеселившихся мальчишек, Волжин понял, как вовремя он позвонил.

— Стас, успокой их, это невыносимо. Они тут совсем голову потеряли, демонстрируют боксерские приемы. Илье нужен покой, иначе придется накладывать повторный гипс. Скажи ты им! — возмущалась Сонечка.

— Пусть они немного расслабятся. Ведь ты, как врач, должна знать, что стрессы легче всего лечатся радостью. И спасибо тебе за то, что взяла на себя заботу о ребятах. Я бы и рад тебе помочь, но хочу поехать к Елене Васильевне. Ей, как матери и бабушке, сейчас тяжелее всего.

— Благодарить меня не за что. Юлькины дети — это мои дети. А к Елене Васильевне обязательно надо поехать. Твоих родителей мы уже успокоили. Так что все приглашенные в курсе событий.

— Спасибо, Соня. Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного, — нарочито почтительно произнес Волжин.

— Вот теперь я вижу, что ты окончательно пришел в себя и в своем репертуаре, — послышался повеселевший Сонечкин голос.

В квартире Елены Васильевны витал запах корвалола. Сергей открыл дверь и вопрошающе посмотрел на Волжина.

— Юлька в порядке, не волнуйся. Как мать?

— Переживает за сестренку, за тебя.

— Проведи меня к ней.

Волжина встретила постаревшая женщина с бледным потерянным лицом. Ее усталые глаза не блестели, как прежде, а были тусклы и безжизненны. Сердце Волжина дрогнуло.

— Елена Васильевна, родная, — тепло обнял он ее и коснулся губами седых волос. — Ваша дочь пришла в себя и уже способна разговаривать и даже смеяться. Успокойтесь, ей больше ничего не грозит, только одну ночь она проведет в реанимации, а уже завтра ее можно будет навестить.

— Слава богу, — облегченно вздохнула Юлькина мама. — Так ты видел Юлю, Станислав? Что говорят врачи? Что же все-таки произошло с ней?

— Я болван, Елена Васильевна, потому что сделал непростительную глупость. Мне даже в голову не пришло спросить об этом у доктора. Я был счастлив от одной только мысли, что Юля жива, и единственной моей целью было прорваться к ней в палату.

— Я думала, что только мой Сергей может быть мальчишкой, — потрепала Волжина по волосам Елена Васильевна и на глазах переменилась: появилась живость в глазах, порозовело лицо, распрямились плечи. — Послушай меня, мой мальчик. Жизнь моя подходит к концу. Да, да, не возражай, так оно и есть. Я не хотела бы говорить на эту тему с детьми, боюсь, что они не станут слушать меня. А ты, Станислав, у меня вместо старшего, самого разумного сына. Я виновата перед дочерью, да и перед тобой тоже. Помнишь, как в одной из известных притч царь Соломон разрешил спор двух женщин, претендующих на новорожденного младенца. Царь тогда предложил разделить ребенка пополам, тем самым выявив истинную мать, согласившуюся, скорее, отдать дитя чужой женщине, чем причинить ему боль и тем более убить его. Много лет назад ты отступился от Юли, хотя мог бы одержать победу в борьбе с Андреем. Он был славным парнем, Царство ему Небесное. И Юля любила его. И все же не так, как тебя. По тебе, Станислав, она всю жизнь сохла. Я помню, как разрывалось ее сердце, когда она усомнилась в том, что нужна тебе. И это происходило в то время, когда она собиралась выходить замуж за Андрея.