— Стас, — прошептала она. — Мне так хорошо с тобой. Просто так хорошо, даже без этого. Ты не обижайся на меня, пожалуйста, но я почти не спала сегодня.

— Спи, детка. Знаешь, есть такой смешной детский стишок:

Невыразимой нежностью и спокойствием были насыщены для них обоих первые дни после возвращения Юльки с курорта. Понимая, что первое время дочери надо побыть вдвоем с Волжиным, Елена Васильевна настояла на том, чтобы Олег переехал к ней.

— Мама, ну как же так, мне, право, неловко, словно я и не мать вовсе, — виновато говорила Юлька.

— Доченька, не возражай, я лучше знаю, что тебе сейчас нужно. Ты так долго жила в одиночестве, забывая о себе, посвящая всю свою жизнь детям и работе, что давно заслужила право и на личное счастье. Да и Олегу от меня ближе до университета добираться. Только все же надо оформить ваши отношения с Волжиным.

— Мама, ты же знаешь, почему мы не сделали этого раньше, — погрустнела Юлька.

— Да, конечно, знаю — из-за трагедии с Луиджи.

— Да, это так. Но Сонечка должна приехать на днях, и мы распишемся, не собирая пышную свадьбу.

— Ну и молодцы! Я очень рада за тебя, доченька. И когда же это будет? Мне нужно как-то подготовиться к такому событию.

— А зачем тебе готовиться? Свадьба будет в ресторане.

— А не лучше ли по-домашнему отметить? — засомневалась Елена Васильевна.

— Нет, мама, не лучше. Да, я знаю, «ничто так не улучшает вкуса домашних блюд, как изучение цен в меню ресторана», но давай обойдемся без жертв с твоей стороны. Процесс приготовления свадебного ужина и применяемые при этом усилия могут довести до инфаркта.

— Ну, как знаете. Не буду вам диктовать. А как же Илюшенька? Ведь он сейчас в Женеве, значит, его не будет на вашей свадьбе?

— Нет, зачем отрывать его от занятий. Вот наступят зимние каникулы, тогда он прилетит и будет присутствовать на еще более важном событии — нашем венчании. Только из-за Ильи Стас и согласился отложить эту церемонию.

— Вот теперь я спокойна, — довольно улыбнулась Елена Васильевна. — А как же платье? — Тут же встрепенулась она. — Ведь прежнее ты сдала в комиссионный магазин.

— Не волнуйся, мама, Сонечка обещала привезти из Италии все необходимое. Только Стас очень недоволен — говорит, что сам хотел бы выбрать мне наряд.

Скоро из Палермо прилетела Сонечка и в качестве свадебного подарка привезла Юльке великолепное ажурное платье, атласные туфельки и все другие свадебные аксессуары.

— Соня, ты ставишь меня в неловкое положение, — с упреком сказал Волжин. — Я способен и сам приобрести для невесты свадебный наряд.

— Нет, Станислав, если хотите остаться мне другом, то не пытайтесь заводить подобные разговоры, — твердо сказала Соня, а ее карие с зелеными крапинками глаза были грустны. — Если бы вы только могли представить, как мой Луиджи любил ваших сыновей и сколько еще доброго хотел сделать для моей лучшей подруги! Он оставил меня богатой вдовой, только я не стала от этого счастливей. Единственное, что может радовать меня, — я теперь смогу помочь родным, близким и просто детям, лишенным родителей. Луиджи завещал огромные средства детским домам в России. Этот большой ребенок имел большое сердце.

«Насколько старше стала казаться Соня, — подумал Волжин. — Все та же фигура и та же гладкая кожа, но старше стали глаза, которые перестали излучать улыбку». Чтобы не расстраивать восприимчивую к чужому горю Юльку, Волжин умолчал о своих наблюдениях. Он не проронил ни слова, не желая вторгаться в такие тонкие миры, доступные пониманию лишь самых впечатлительных и чувствительных натур.

Поздним вечером, незаметно наблюдая, как теперь уже его законная жена тихо села на пуфик возле комода и с любопытством разглядывала себя — новую, совсем другую и одновременно все ту же, Волжин ощутил непередаваемое чувство умиления, сердце его было готово взорваться от нежности.

«Моя, теперь уже совсем моя, — грела его мысль. — Я создам для нее все условия, поселю ее в самый лучший сад с аленьким цветком, и она уже не упорхнет в свое проклятое небо. Она просто не захочет этого сделать».

— Детка, — только и смог произнести Волжин. Осторожно снимая с нее свадебные одежды, он удивился, не находя в себе былой страсти. Все его существо переполняла нежность. Стас думал, что не сможет уже полюбить еще больше свою Юльку. Но это новое чувство щемящей нежности оказалось не только сильнее самой что ни на есть африканской страсти, но и побеждало эту страсть. — Какая же ты у меня красивая. Ты — моя жена, — тихо сказал Волжин, глядя на мерцающее в темноте стройное женское тело. — Какими чудодейственными бальзамами ты пользуешься, что тебе нельзя дать больше двадцати лет? И каким же безобразным чудовищем кажусь я рядом с тобой.

— Не говори такое про себя, — прижалась к нему Юлька. — Разве можно не восхищаться твоим умом, твоим интеллектом, твоей добротой! К тому же ты красив и мужской красотой.

— Ты, правда, так считаешь?

— Да, конечно. Я совершенно искренна с тобой. Мне нравятся твои сильные смуглые руки, твои налитые свинцом плечи, твои проницательные черные глаза, — с жаром перечисляла его достоинства Юлька.

— А живот? — перебил ее Волжин. — Упитанный волосатый живот орангутана?

— И живот мне тоже нравится, — засмеялась в ответ Юлька.

После продолжительных разговоров, вопросов, ответов, тихих ласк и поцелуев Волжин взял ее так бережно и так нежно, и с таким трепетом отозвалось тело жены на его ласки, что оба почувствовали себя счастливо утомленными, растворяясь в блаженной истоме.

Волжин просыпался рано и, стараясь не разбудить Юльку, неслышно вставал с постели и, прежде чем осторожно закрыть за собой дверь спальни, бросал взгляд на ее розовое во сне лицо и разметавшиеся по подушке волосы. Когда-то давно, а теперь, кажется, что совсем недавно, это уже было. Правда, тогда она официально являлась чужой женой, и кончилось все плачевно, шестнадцать лет прошло, прежде чем им представился случай соединиться и понять, что они предназначены друг другу судьбой. Теперь Юлька — его официальная жена, пусть еще не венчанная, но жена. Все получилось не совсем так, как они планировали. Несостоявшаяся свадьба. Трагическая смерть Луиджи. Сорвавшийся план путешествия по Средиземноморью. И все-таки каждое утро Волжин ощущал себя счастливым человеком, у которого есть настоящая семья и любимая женщина. Его женщина, только его.

Начиная день с гантелей и холодного душа, Волжин ощущал необыкновенный прилив энергии. Все ему было по плечу. И никакие трудности и неурядицы не могли испортить его приподнятого настроения.

А как умела Юлька встречать его с работы, бросаясь на шею, будто после долгой разлуки.

— Стас! Я так соскучилась, — каждый раз говорила она, выбегая к нему в шелковых шортиках и подставляя губы для поцелуя.

— Детка моя, — задыхался от нежности Стас.

— Иди быстренько мой руки. Я знаю, что ты голодный, — деловито говорила Юлька, с трудом отрываясь от мужа.

— Какая же ты у меня хозяюшка, — расплывался в улыбке Волжин. — Завтра же пойдем в ресторан ужинать. Я не позволю тебе целый день торчать у плиты.

— Мне совсем несложно приготовить что-то вкусненькое. И вовсе не целый день я этим занимаюсь. Ты и не догадываешься, как быстро и ловко я управляюсь с домашним хозяйством.

Еще с молоком матери Юлька впитала в себя любовь к той радости, которую приносит чистота и порядок.

— Боюсь только, что надолго тебя не хватит, — погрустнел Волжин. — Ну, да ладно. Не будем о неприятном. Давай ужинать.

Юлька понимала, что хочет услышать от нее Стас, которого убивала одна мысль о ее скором возвращении в службу бортпроводников. Оставалось две недели до окончания срока списания ее на наземную работу. К счастью, пока ей приходилось приезжать в Шереметьево только два раза в неделю, да и то на несколько часов. Юлька успевала и к маме съездить, и с Олегом пообщаться, и в магазин за продуктами сходить, и приготовить, и порядок в доме навести, и даже, втайне от Стаса, записать свои сны.