Сонечка любила слушать Луиджи, он говорил таким красивым проникновенным голосом и такие интересные вещи, что она просила его рассказывать еще и еще. А теперь Луиджи нет, и нет его рассказов. Зато появилась бессонница. И никакие снотворные не помогают. Остаются только антидепрессанты, от которых мутнеет сознание, а настроение не улучшается.

Соня набрала в шприц лекарство и ввела себе в мышцу. Скоро сознание потеряло свою четкость, мысли перепутались, поплыли, и Соня, откинувшись в кресле, закрыла глаза.

В комнате послышался легкий шелест, словно взмахнула крыльями залетевшая с улицы птица.

— Кто здесь? — спросила встревоженная Соня и не услышала ответа. Она накрыла голову одеялом и замерла в напряженном ожидании. По комнате кто-то ходил, и Соня чувствовала, как шаги приближаются к ее постели. — Кто здесь? Я буду кричать, — с трудом произнесла Соня. Все члены ее сковало. Язык не слушался, а вместо голоса слышалось шипение, как после открытия водопроводного крана при отключенной воде.

— Не бойся, это я, любовь моя, — послышался мягкий завораживающий голос, который мог принадлежать только одному человеку на свете — ее Луиджи.

— Ты не умер! — радостно воскликнула Соня и, вскочив с постели, бросилась к темневшему в центре комнаты силуэту. Она протянула к нему ладони и уже хотела положить их ему на плечи, как вдруг почувствовала, что ее руки пронзают пустое пространство.

— Я не умер, ведь жива моя душа, но я и не жив, ведь мертво мое тело, — сказал Луиджи.

— Но как же мне обнять тебя?

— Я чувствую твои объятия. Для этого не надо иметь тела.

— Как это может быть?

— Биотоки передают даже самые мельчайшие оттенки эмоций. Воздух словно материализуется, и я чувствую твое тепло и твою любовь.

— А как мне это почувствовать?

— Расслабься и думай только обо мне. Сейчас ты все почувствуешь.

Соня с нежностью посмотрела на бестелесного Луиджи, и вдруг ощутила рядом мягкое тепло, напоминающее тепло последних сентябрьский дней.

— Луиджи, дорогой мой. Я чувствую, что ты рядом. Чувствую. Только зачем ты ушел? Зачем оставил меня одну?

— Всему свое время. Когда-нибудь ты обо всем узнаешь. А сейчас послушай меня.

— Я не хочу ничего слушать. Возьми меня с собой. Я задыхаюсь без тебя.

— Дорогая моя, любовь моя. Пожалуйста, послушай, это очень важно.

— Для меня нет ничего важнее, чем быть с тобою рядом. И мне все равно, будет у меня при этом тело или нет.

— А для меня очень важно, чтобы ты жила на земле и молилась за меня. Это очень поможет мне здесь.

— Прости меня, милый, прости. Я буду молиться за тебя, каждый день буду молиться.

— Соня, я прошу тебя закрой, когда я уйду, все двери и протри пыль на картинах.

— Зачем? У нас же нет пыли.

— Протри. А потом почитай свою медицинскую энциклопедию.

— Хорошо, я все сделаю. Только скажи, когда ты еще придешь.

— Не знаю, — едва слышно сказал Луиджи, и очертания его фигуры стали тускнеть, расплываться в воздухе и наконец исчезли.

— Не уходи, не уходи от меня, любимый мой! — закричала Сонечка и с мольбой протянула руки туда, где еще совсем недавно видела мужа.

Глаза ее раскрылись, и она не могла понять, сон это был или явь. «Боже мой, неужели у меня начались галлюцинации? А ведь сильные антидепрессанты могут дать такой эффект. Нет, только не это. Я не хочу закончить свою жизнь в психиатрической больнице. Я должна жить в полном уме и здравии, по крайней мере до тех пор пока не исполнится сорок дней после смерти Луиджи». Однако Сонечка понимала, что замедление психических процессов — утрата интересов, глубокая тоска с желанием собственной смерти, застывание в одной позе, бедность мимики, замедленность движения, чувство «остановки мысли» — это симптомы вялотекущей депрессии, способной привести к самому непоправимому.

«Нет, надо встряхнуться и не поддаваться болезни. Так о чем же просил меня Луиджи? Ах да, он просил протереть картины. А что еще? Закрыть все двери. Я все сделаю, как ты сказал, милый, я все сделаю».

Поворачивая золоченые ключи в дверях, Сонечка прислушалась к шуму подъезжающей машины и решила не открывать, если только это не дворецкий и не адвокат. Не дождавшись ответа на звонок, автомобиль развернулся и поехал назад. Сонечка взяла в руки ведро с мягкой тряпочкой, как обычно делали их многочисленные служанки, и принялась протирать картины, выполняя волю мужа.

Она протирала их уже по третьему разу и вдруг почувствовала, как одна из картин будто провалилась в стену. Соня приподняла картину и увидела за ней потайную дверцу, похожую на сейф.

«Так вот почему Луиджи попросил меня взять в руки тряпку. Но как открыть этот сейф? Ах да, ведь он просил еще читать медицинскую энциклопедию».

Соня вошла в библиотеку, безошибочно взяла с книжного стеллажа огромную книгу, в которую она время от времени заглядывала. Только по истечении двух часов она наткнулась на страницу, где в верхнем левом углу виднелись аккуратные цифры. Соня дрогнувшей рукой стала набирать шифр на потайной двери, которая открылась так легко, словно только вчера была смазана маслом. Не обратив внимания на большую бархатную коробку, Сонечка потянулась за конвертом. Внутри находилось письмо, написанное на русском языке и адресованное Сонечке. Она узнала почерк Луиджи и заплакала.

Дорогая моя, несравненная Соня!

Жена моя, радость моя!

Если ты читаешь это письмо, значит, меня больше нет на этой бренной земле. Но это вовсе не значит, что меня не существует. Я с тобой, моя милая, я всегда буду с тобой, где бы ты ни была и что бы ты ни делала. Я благодарен Богу и судьбе за то, что встретил тебя. Такую неповторимую. Такую добрую. Такую нежную. Про меня говорили, что я никогда не женюсь, потому что знали — я влюблен в светлый образ Сикстинской Мадонны. И вот я встречаю эту мадонну наяву. Я думал, что ангельская внешность и неземная доброта встречаются только в сказках. Я ошибался, потому что встретил живую женщину, живого ангела. Все мои миллионы и годами нажитое богатство ничто в сравнении с твоей бесценной чистой душой. Я так хотел знать ваш богатый русский язык, чтобы в полной мере выразить те чувства, которые меня переполняют. Прости, родная, но втайне от тебя я нанял учителя русского языка, чтобы сотни и сотни раз признаваться тебе в любви. До сих пор не могу понять, за что мне такое счастье — твоя любовь ко мне. Хочется сделать для тебя так много! Не знаю, смогу ли окупить ту радость, которую испытывал в твоем присутствии. Твои золотые, как солнце, волосы, твои синие, как озера, глаза, твои сладкие, как нектар, губы я унес с собой навечно. Видишь, с тобою я выражаюсь почти что, как поэт.

Мне дорого все, что связано с тобой и все, что окружает тебя, моя любовь. Язык, на котором ты говоришь. Страна, в которой ты родилась. Природа, которой ты любуешься. Книги, которые ты читаешь.

Я полюбил русскую литературу и не переставал восхищаться гениальностью Пушкина, Толстого, Достоевского. Я хотел вжиться корнями во все это, чтобы стать для тебя ближе и роднее и чтобы ты не грустила вдали от Родины. Иногда я подозревал, что твоя деликатность не позволяет тебе признаться в том, что ты тоскуешь по своим бескрайним полям и русским березам. Я понимал, что не в силах полностью заменить тебе дом, и все же надеялся и старался. А когда к нам приехала твоя ближайшая подруга Юлька, которую ты так обожаешь, то я даже начал ревновать тебя к ней. А потом вдруг почувствовал, что она — часть тебя, и полюбил ее всем сердцем, как мог бы любить дочь или младшую сестру. К детям же ее я привязался так, словно они были моими собственными сыновьями, и потому оставляю часть своего наследства им.

Сонечка! Любимая моя женщина, жена моя, друг мой бесценный! Каждый раз я убеждался в том, что ты святая. Когда я видел тебя молящуюся в легкой белой накидке, мне казалось, что передо мною святая Дева Мария. Помнишь, как ты говорила, что скорбь ради любимого терпеть радостно. Святые мученики с радость терпели скорбь за имя Господа Иисуса. Только лицемеры в своем благополучии радуются, любят Бога и благодарят его. Но стоит только отнять у них это благополучие, как они начинают роптать и гневаться. Значит, любят они блага Божии, а не самого Бога. Ты же любила Бога, любила всех: людей, меня, страждущих, несчастных, благополучных. С тобою рядом я и сам становился лучше. Твоя святость словно освещала меня. Истинная святость ненавидит грех, но не грешников. Я всегда знал, что ты сокрушалась о грехах моих, продолжая любить меня.