— Марин, пойдем покурим, — зашла в кабинет стройная симпатичная Татьяна, работающая теперь на земле в одном отделении с Мариной, а когда-то летавшая бортпроводницей.

— Танечка, в коридоре ждет девочка, на которую пришла жалоба. Мне надо разобраться.

— Прекрати себя истязать. Пять минут ничего не решат, а ты сумеешь расслабиться, — возразила синеокая Татьяна, всегда сочувствующая Марине и прекрасно ее понимая.

— Ну хорошо, иду. Уговорила. — Марина присоединилась к компании курящих коллег на лестничной площадке.

— Какой ужас! — услышала она обрывок фразы.

— Что случилось? — полюбопытствовала Татьяна.

— А вы разве не слышали, Валерка Яхтин найден мертвым в собственном гараже, вчера вернулся с рейса и повесился, — сказала одна из девушек.

Валера пришел в «Аэрофлот» сразу после армии и до вчерашнего дня проработал в компании ни много ни мало — тридцать лет. На лице его часто играла улыбка с оттенком грустного скептицизма. Валерка отличался необузданным нравом, чрезмерной впечатлительностью и каким-то мифическим невезением, ну точно как персонаж Пьера Ришара в фильме «Невезучие».

— Бедный Валерка! Он был таким открытым и таким наивным. Он так легко вляпывался в скверные истории и трудно из них выпутывался. И все-таки при всех своих неудачах, он был добрым малым, — сказала Таня, знавшая Валерку по совместной летной работе.

То, что произошло с Валеркой, казалось всем нелепой случайностью, и никто не подумал, что в этой трагедии, возможно, есть некая закономерность. Кто знает, может, комплекс бортпроводника пятидесятилетнего возраста приобретает порой такие ужасные формы. Человек достигает рубежа, когда сознание призывает подсознание к исповеди, а лучшие годы позади, и впереди ничего нет — ни почетного положения, ни перспективы роста, ни признания семьи и детей. Возраст уже не тот, и поздно делать какую-то иную карьеру. Еще можно существовать, но не жить в полную силу. Вся творческая энергия и вся любовь отданы «Аэрофлоту», который выжал соки и выбросил сухие корки за ненадобностью. Хорошо, если человек понимал, что бортпроводник — это временная профессия, что заморские страны и экзотические острова когда-нибудь покажутся призрачным видением. Что следует подумать о будущем, в котором он будет востребован, когда потребуются другие знания и другие способности. Бывали и такие люди, но как исключение.

Смерть была не столь уж редким явлением среди стюардов и стюардесс. Несколько лет назад администрация даже пригласила батюшку, попросив его освятить помещение службы бортпроводников.

— Прошедший год унес одиннадцать человек в нашей службе, — объяснила батюшке сердобольная председатель профкома. — Помогите предотвратить очередную смерть.

— На все воля Божия, — ответил батюшка, но освятить помещение не отказался.

Может, святая вода помогла, а может, просто так звезды расположились на небе, но смертный конвейер остановился, и служба некоторое время вела безмятежное существование.

Но вскоре трагедии возобновились с новой силой.

Как обычно, перед обедом цветущий зубоскал Костя играл в настольный теннис. Он изогнулся в прыжке, пытаясь отбить шарик, поскользнулся и врезался в стеклянную стену бассейна. Осколок стекла рассек подмышечную артерию, из которой мощной струей потекла алая кровь. Стюарды и стюардессы, десятки раз повторяющие на практических и теоретических занятиях оказание первой помощи при переломах, ожогах, сердечных и астматических приступах, эпилептических припадках, а также кровотечениях, сделали для Кости все необходимое, используя подручный материал. Беда была в том, что рядом не оказалось большого полотенца, только маленькое, которым и заткнули рану, но из-за своих ничтожных размеров оно мгновенно пропиталось кровью. Костя не доехал до больницы, он умер в машине скорой помощи на руках у своих коллег. Единственным утешением для его родных и близких было то, что он не мучился долго. В гробу Костя лежал красивым, под аккуратными усами сложенные в улыбку губы словно благодарили за легкую смерть.

Гораздо дольше мучился афганец Слава, игравший молодыми мускулами и сверкавший белозубой улыбкой. Смерть, видимо, западает на улыбчивых. Целая группа отслуживших в Афганистане молодых ребят была принята на работу бортпроводниками международных авиалиний. Их называли афганцами. Негласно эти ребята состояли на особом положении, их любили, их уважали, им все прощали. Среди лихих афганцев Слава отличался исключительной аккуратностью и легкостью в общении. Здесь, в «Аэрофлоте», он встретил свою единственную любовь, коллегу стюардессу. Командировка в Бомбей была первой после свадьбы и последней для Славы. Это казалось нелепостью — видеть в гробу мускулистого парня с крепкой «американской» челюстью, парня, уберегшегося от пуль и снарядов на войне и погибшего от какого-то микроскопического микроба в сырой рыбе.

А разве можно забыть о тех молодых ребятах, которые вместе учились в школе, вместе служили в армии, вместе пришли в «Аэрофлот» и вместе погибли под колесами автомобиля! Они вышли на обочину дороги, чтобы поменять колесо на машине. Хотелось сделать все побыстрее, чтобы не опоздать на рейс в Токио, куда они были запланированы. В Токио полетели другие.

Влюбленная в «Аэрофлот» инструктор Тамара пожертвовала ради работы своей личной жизнью и простилась с ней в собственный день рождения. Тамару любезно предложили подвезти до дома ребята из ее группы. Устроившись на заднем сиденье и держа в руках картину, подаренную ей коллегами, Тамара напевала любимую арию из оперы Верди «Аида». Неожиданно на светофоре в машину врезался огромный джип. Угол картины впился в печень Тамары, и руки, прижимающие к себе этот бесценный дар, залило кровью. С ужасающей ясностью она поняла, что надежды на спасения нет.

— Господи, прости, — успела прошептать женщина и ушла в небытие.

Когда с мертвой Тамары снимали очки, то удивились, заметив, каким беспомощным взглядом смотрела на мир эта строгая воительница, имевшая при жизни крутой нрав.

После пятиминутного перекура Марина вернулась в кабинет, села в кресло и, устало опустив руки, с неприязнью посмотрела на лежащий пред ней чистый лист бумаги, требующий заполнения. Впрочем, все эти пассажирские жалобы не казались ей теперь такими страшными по сравнению со смертью. Так или иначе она совершила все действия, необходимые после получения подобных жалоб.

После того как заплаканная молоденькая бортпроводница, написав объяснительную и сбивчиво пересказав ситуацию, вышла из кабинета, Марина с облегчением вздохнула и, сжав руками занывшие виски, закрыла глаза. А ведь такая же девочка Нелли, получившая массу ожогов при спасении пассажиров, лежит сейчас в больнице, и врачи отчаянно сражаются за ее жизнь. И теперь об этой стюардессе, попавшей в авиакатастрофу, в газетах пишут хвалебные статьи, и спасшиеся пассажиры сердечно отзываются о ней и переживают за ее здоровье. А не случись этой катастрофы, те же пассажиры могли написать на ту же Нелли жалобу. Ну почему, почему люди, приходя на борт самолета, так предвзято относятся к стюардессам и стюардам? Неужели для того чтобы написать благодарность, нужны чрезвычайные обстоятельства, а для того чтобы написать жалобу, достаточно любой мелкой неприятности, в которой бортпроводники совсем и не виноваты?

В обеденный перерыв Марина позвонила мужу и вкратце рассказала о жуткой трагедии, о которой сегодня услышала.

— Дорогая, все это, конечно, ужасно. Но постарайся успокоиться. При твоей впечатлительности можно приобрести нервную болезнь на этой почве. Приезжай скорее домой. Я тебя жду, — сказал Сергей нарочито бодрым голосом.

— Ты же знаешь, рабочий день заканчивается в шесть, — с рассудочной сдержанностью произнесла Марина. Она впервые пожалела о том, что муж не водит машину — ему, мол, просто не дано управлять автомобилем. Садиться сегодня за руль показалось для Марины рискованным делом.