Десяток фрицев Матвеич точно положил, получая похвалы от друга, перепачканного смазкой и выхлопными газами. Шутки Шишкина перестали достигать сознания Матвеича, ветеран сполз вдоль борта и смог только утереть струйку крови с глаз, улыбнуться ошарашенному товарищу и после умер.
В борт застучали пули, недалеко послышались крики гитлеровцев. Шишкин смотрел на залитое кровью лицо Матвеича, его торчащие усы, застывшую ухмылку и сжимал руку товарища.
– Прости, батя, что не уберегли! Мы отомстим, мы порвем их… рвать будем до конца… Мы победим! Обязательно победим эту Германию! Мы уже в ней. Слышишь? Первыми из всех солдат Красной Армии вступили на землю противника. Мы первые-е!
Рядом с транспортом ухнул взрыв, Шишкин дернулся, очнулся, вышел из нирваны и начал откручивать колпачки с трофейных гранат. Потом стал кидать их сначала на звук немецкой команды, приказывающей окружать заглохшую без топлива машину, затем вокруг, на вопли немцев. Там, в деревушке, рядовой так и не смог, не успел найти топливо, а в баке броневика штурмшарфюрера Зингера его запасов оказалось немного!
– Прощай, Матвеич… и прости! – боец разбросал почти ящик гранат, три сунул за ремень, а одну метнул внутрь кабины за тело убитого товарища. Затем распахнул задние двери и, поливая округу свинцом из пулемета, обвешанный автоматами, боеприпасами, сидором и гранатометом, слез вниз и на полусогнутых стал отходить в глубину леса. Предварительно брошенная дымовая шашка задымила так, что не стало видно даже ствола, изрыгающего огонь. Едкий дым вызывал спазмы, но опытный боец тяжело побежал через кусты, врезался в дерево, обронил одну из гранат, но продолжил движение. Вслед неслись пули, вразнобой трещали выстрелы, немцы хаотично искали противника, а еще спасения в этом аду.
* * *
Прусская мельница представляла собой высокое деревянное сооружение с некоторыми деталями интерьера из старинного кирпича, четырьмя огромными лопастями ветровика и парой мелких пристроек. Разведчики загнали себя в ловушку, из которой, казалось, не было выхода. С другой стороны, здесь было достаточно надежное укрытие от противника, по крайней мере от огня его стрелкового оружия. Если бы мельница оказалась каменной да оборонялась отделением бойцов, а не двумя воинами, то можно было держаться и сутки, до прихода тяжелой артиллерии врага или помощи наших. Но в глубоком тылу гитлеровцев ни на какую поддержку своих войск рассчитывать не стоило, оставалось только геройски погибать с верой в победу Красной Армии в этой страшной и затяжной войне.
Поняв, что диверсантов всего двое и они прочно засели в трехэтажном здании, ядовито огрызаясь из пулеметов, немцы перегруппировались и окружили мельницу, вызвали подмогу, и вскоре к ним прибыл такой же мобильный патруль СД, обитающий неподалеку.
Офицеры перебросились несколькими фразами, распределили людей по секторам, выставив оцепление, и стали думать, как выкурить парашютистов из укрытия. Они проклинали умелые действия диверсантов, свою неудачную зачистку, приведшую к приличным потерям личного состава, и ночь.
– Если бы не темень, все было бы иначе! – сетовал гауптшарфюрер, первым напоровшийся на бивак русских разведчиков. – Манфред, помоги выкурить этих партизан, в долгу не останусь. У меня треть роты выбыла из строя убитыми и ранеными, боезапасов на полчаса боя, а в ночи сложно уследить за врагом, засевшим внутри и, возможно, высматривающим нас снаружи.
– Да уж, Дитрих, положение незавидное! – Другой офицер присел от греха подальше за бортом бронемашины, меняя фуражку на каску. – Ты готов пожертвовать этим зданием, чтобы быстрее покончить с русскими?
– Ты предлагаешь взорвать их? Но у меня, кроме «фаустпатрона» и двух зарядов, нет ничего лучшего. А вызывать зенитное орудие из расположения литерного – это не лучшая мысль. Штурмбаннфюрер Гринберг не одобрит таких действий.
– Дитрих, какое орудие?! Нужно… – офицер ойкнул от очередной очереди с окна мельницы и тяжелых пуль, ударивших по обшивке броневика… – нужно спалить эту чертову мельницу вместе с засевшими парашютистами.
– Ты с ума сошел, Манфред! Ты прекрасно знаешь положения инструкции по демаскировке литерного и укрепрайона вообще. Заполыхает так, что видно будет в Москве. А еще в Берлине. Фюрер нас за такие выходки в секретной зоне повесит на Бранденбургских воротах, предварительно расстреляв. Нужно выкурить этих свиней из здания… Может, химией или запалить резину? Найдем пару-другую покрышек, выманим их из берлоги. Как думаешь?
Снова стрельба, близкий взрыв. Офицеры пригнулись.
– Унтер Клюге, – гауптшарфюрер крикнул ближайшему солдату с автоматом в руках, прячущемуся за открытой дверцей транспорта, – не давайте им высовываться, держите станковыми пулеметами на прицеле все окна и амбразуры. Они даже гранаты умудряются кидать!
– Темно, герр офицер! Их не видно, а нас хорошо. Луна периодически подсвечивает нас, да и фары светят. Хотя почти все выбиты русскими.
– Разрешаю одиночный выстрел «фаустпатрона» по наиболее вероятному месту нахождения противника. И станковыми проштопайте весь деревянный верх этой чертовой мельницы.
– Слушаюсь.
– Давай попробуем дымовыми шашками и пару покрышек у входа, – согласился второй офицер, – только с учетом ветра. У меня всего пара шашек, у тебя как?
– Так же. Ты же знаешь, нам, патрулям, выдают стандартные комплекты.
– Значит, итого четыре выстрела «фаустпатрона», четыре шашки, два станковых, две бронемашины, шесть мотосредств и полторы сотни солдат. Было бы стыдно и позорно не взять русских диверсантов такими силами! Время уходит, литерный в трех километрах от нас, опасно держать бой вблизи объекта.
– Согласен. Что предпримем?
– Разворачивай свою машину передком к мельнице, я свою выставлю вон с той стороны, мотоциклы со светом фар и пулеметами между бронемашинами. Отвлекаем огнем, пусть пара-тройка твоих солдат подберется с другой стороны к зданию, ветер, кажется, оттуда… И запалят покрышки. Шашки забросать нужно на второй этаж. Затем под прикрытием бронемашин пойдем вплотную, пробьем те ворота и дверь… видишь? Возле мукомолки. Ударим с гранатометов и запустим штурмовую группу внутрь.
– Хорошо, Манфред, всегда считал тебя опытным воином!
– Так я успел неплохо повоевать во Франции и Бельгии, дорогой мой Дитрих. Есть кое-какой опыт.
– А если они сверху закидают машины гранатами?
– Ты думаешь, их у них бесконечное множество? Выдохлись уже, это же видно. Давай не будем затягивать процесс. Помогу тебе, так уж и быть, коллега-смежник!
– Благодарю, Манфред. За мной станется.
– На выход.
– Удачной охоты, дружище!
– И тебе, дорогой.
– Клюге, ко мне…
* * *
– Командир, я на восточную сторону… Там какие-то терки, смотрю, намечаются.
– Давай, старшина. Я тут пока поупражняюсь. Береги патроны… и себя. Ты мне еще нужен, Васюков. Ох, как нужен, братишка!
– Взаимно, лейтенант. Живы будем – не помрем! Все… Убег.
Неупокоев дождался, когда боец скроется из виду за лабиринтом лестниц, переходов, сложенных мешков и прочей мельничной атрибутики, потом скривился от боли и застонал, перестав сдерживаться при подчиненном. Он убрал с левого бока руку, поднес к лицу. Липкая теплая кровь на ладони показалась малиновым киселем, в который он залезал маленьким мальчиком в деревне у бабушки, отчего невольно высунулся язык, чтобы лизнуть пальцы. Затылок ныл, налившись свинцом, в глазах плыли круги, какая-то игла застряла в теле, невыносимо укалывая бок. Схлопотал пулю буквально пять минут назад, а крови уже море вытекло.
– Точно, старшина, живы будем – не умрем! Повоюем еще… – Лейтенант зубами разорвал ИП, сунул сверток бинта в рану, ремень ослабил и снова затянул его, но уже выше, зажав затычку.
Рядом доски прошили крупнокалиберные пули станкового пулемета, грозя зацепить и защитника. Неупокоев пополз по стапелям внутренней системы ходов мельницы в сторону, волоча «МГ-42» с последней лентой. На той стороне башни трещал ППШ Васюкова, посылая во врага короткие очереди. За старшину лейтенант не волновался – опытный разведчик умел беречь патроны и при этом метко бить противника, выжидая наиболее удобные моменты. Знал, как часто нужно менять позиции, маскироваться, находить лазейки, казалось бы, в безнадежных ситуациях. Да и сам лейтенант, будучи почти самым молодым в группе, хоть и имел достаточный опыт, но командовал подразделением недавно.