1974 Коровы А я вспоминаю снова: В горячей густой пыли Измученные коровы По улице Маркса шли. Откуда такое чудо — Коровы в столице? Бред! Бессильно жрецы ОРУДа Жезлы простирали вслед. Буренка в тоске косила На стадо машин глаза. Деваха с кнутом спросила: — Далече отсель вокзал? — Застыл на момент угрюмо Рогатый, брюхатый строй. Я ляпнула, не подумав: Вам лучше бы на метро! — И, взглядом окинув хмуро Меня с головы до ног, — Чего ты болтаешь, дура? — Усталый старик изрек. …Шли беженцы сквозь столицу, Гоня истомленный скот. Тревожно в худые лица Смотрел сорок первый год. 1974 «Могла ли я, простая санитарка…» Могла ли я, простая санитарка, Я, для которой бытом стала смерть, Понять в бою, что никогда так ярко Уже не будет жизнь моя гореть? Могла ли знать в бреду окопных буден, Что с той поры, как отгремит война, Я никогда уже не буду людям Необходима так и так нужна?.. 1974 «А я сорок третий встречала…» А я сорок третий встречала В теплушке, несущейся в ад. Войной или спиртом качало В ночи добровольцев-солдат? Мы выпили, может быть, лишку — Все громче взрывался наш смех. Подстриженная «под мальчишку», Была я похожа на всех. Похожа на школьников тощих, Что стали бойцами в тот час. …Дымились деревни и рощи, Огонь в нашей печке погас. Взгрустнулось. Понятное дело — Ведь все-таки рядышком смерть… Я мальчиков этих жалела, Как могут лишь сестры жалеть. 1974 «Декретом времени, эпохи властью…» Декретом времени, эпохи властью У ветеранов мировой войны Жизнь — красным — на две разделило части, Как некогда погоны старшины. Цвет пламени, цвет знамени, цвет крови! Четыре долгих, тридцать быстрых лет… Не стали мы ни суше, ни суровей — И только в сердце от ожога след. Как на войне, чужой болеем болью, Как на войне, чужого горя нет… Две разных жизни — две неравных доли: Четыре года, после — тридцать лет. 1974
Первый тост Наш первый тост Мы стоя молча пьем За тех, кто навсегда Остался юным… Наш первый тост! — И грусть, и гордость в нем, Чистейшие он задевает струны. Те струны Никогда не замолчат — Натянуты они Не потому ли, Что не забудешь, Как другой солдат Тебя собою Заслонил от пули?.. 1974 «Из последних траншей…» Из последних траншей Сорок пятого года Я в грядущие Вдруг загляделась года — Кто из юных пророков Стрелкового взвода Мог представить, Какими мы будем тогда?.. А теперь, Из космических семидесятых, Я, смотря в раскаленную Юность свою, Говорю удивленно и гордо: — Ребята! Мы деремся Еще на переднем краю! 1974 Три процента По статистике, среди фронтовиков 1922, 23-го и 24-го года рождения в живых осталось 3 процента. Вновь прошлого кинолента Раскручена предо мной — Всего только три процента Мальчишек пришло домой… Да, раны врачует время, Любой затухает взрыв. Но все-таки как же с теми — Невестами сороковых? Им было к победе двадцать, Сегодня им пятьдесят. Украдкой они косятся На чьих-то чужих внучат… 1974 «Нет, раненым ты учета…» Нет, раненым ты учета Конечно же не вела, Когда в наступленье рота По зыбким понтонам шла. И все-таки писарь вправе Был в лист наградной внести, Что двадцать на переправе Сестре удалось спасти. Возможно, их было боле, А может, и меньше — что ж? Хлебнувший солдатской доли Поймет ту святую ложь… Пока по инстанциям долгим Ползли наградные листы, На Припяти или Волге Падала, охнув, ты. И писарь тогда был вправе В твой лист наградной внести, Что сорок на переправе Тебе удалось спасти. Возможно, их было меньше, А может, и больше — что ж? Помянем тех юных женщин, Простим писарям их «ложь»… 1974 «На носилках, около сарая…» На носилках, около сарая, На краю отбитого села, Санитарка шепчет, умирая: — Я еще, ребята, не жила… И бойцы вокруг нее толпятся И не могут ей в глаза смотреть: Восемнадцать — это восемнадцать, Но ко всем неумолима смерть… Через много лет в глазах любимой, Что в его глаза устремлены, Отблеск зарев, колыханье дыма Вдруг увидит ветеран войны. Вздрогнет он и отойдет к окошку, Закурить пытаясь на ходу. Подожди его, жена, немножко — В сорок первом он сейчас году. Там, где возле черного сарая, На краю отбитого села, Девочка лепечет, умирая: — Я еще, ребята, не жила… |
