Кирило Кажан решился. Собственно, мысль эта созрела у него еще днем. Но решился он позднее. Тихо, чтобы никто не услышал, он вышел из хаты и перекинул винтовку через плечо.

Вывел из конюшни застоявшихся лошадей. Вскочил в седло и погнал. Остановился у высокого забора, накинул на ограду поводья и, высоко, как слепой, занеся ногу, перешагнул через перелаз.

— Кто идет? — спросили из тьмы.

— Свой, от атамана, — уверенно ответил Кирило.

— Пароль?

— Куренной.

Кирило подошел ближе.

— Махорка есть?

— Бери, — Кирило протянул кисет с махоркой.

Часовой полез в кисет.

— Отпирай ворота! К атаману комиссара поведу!

— И чего с ним возятся? — проворчал часовой. — Пристрели его по дороге, и все тут.

— А потом меня за это… — нехотя промолвил Кажан и крепче сжал зубы. — Отпирай, атаман ждет…

— Что же, и мне с тобою идти? — спросил часовой, шаря по карманам. — А ну подержи винтовку, ключа не найду. Пропади ты пропадом с этим комиссаром.

— Штык у тебя острый, — похвалил Кирило, ощупывая винтовку.

— А что? — встревожился часовой, всовывая ключ в замок.

— Ничего, воевать удобно.

— Навоевались уже. Гляди, чтоб не сбежал.

В тишине заскрипели ворота. Часовой шагнул в темень.

— Вставай, комиссар! — сказал он и без стона повалился лицом в ноги Марку.

— Тс, тихо… — прошептал Кирило, вытаскивая штык.

Марко ничего не понимал.

Кирило склонился над ним и перерезал веревки. Потом снял с убитого жупан и папаху.

— Одевайся, живо!..

Он помог Марку.

Казалось, расстояние от овина до забора не преодолеть и за год. Лошади заржали.

Марко ни о чем не спрашивал. Чувствовал, что не время допытываться, кто его спаситель. Вскочив, на коней, они поскакали во весь дух.

У околицы их задержали. Кажан стиснул локоть спутника.

— Пароль? Кто идет? — и мгновенно из-за кустов выросли темные фигуры.

— Куренной. По приказу атамана едем.

— Ну и валяйте, хоть к черту на рога! — крикнул тот же голос.

Марко изо всей силы дернул уздечку.

В ушах свистел ветер.

Рядом скакал Кирило Кажан.

В ночь перед наступлением Матейка с тремя ротами партизанской пехоты взял с боем станцию Степную.

Объединенные англо-греческие силы вынуждены были оставить на станции бронепоезд и под сильным огнем красных поспешно отступили.

Через полчаса после боя на станцию прискакал Кремень. Не теряя времени для бронепоезда подобрали команду. Явились несколько машинистов и предложили вести паровоз.

Договорившись окончательно о времени выступления, начдив уехал. За плавнями грузились на пароход артиллерия и пехота. Кавалерийские части готовились двинуться по берегу.

Решено было с трех сторон подойти к Херсону и атаковать город, постепенно развертывая бой. Захваченный бронепоезд значительно, облегчал задачу. Создалась возможность поддержать партизан артиллерийским огнем со стороны железной дороги. Наличие бронепоезда усиливало маневренность дивизии. Такой оборот дела окрылил партизан.

В эти часы Кремень был особенно спокоен и сосредоточен. Один за другим входили в хату командиры сотен и рот и получали от него точные короткие приказы. Отдавая их, начдив отмечал что-то карандашом на трехверстке. Охрима он задержал дольше всех. Этому командиру выпало на долю провести пароходы мимо плавней и высадить десант в Алешкинских болотах, чтобы, как только стемнеет, неожиданно появиться под стенами Форштадтской крепости.

Сам Кремень решил повести кавалерию, легкую артиллерию и пулеметный батальон в лоб оккупантам.

Для бесперебойной связи он отобрал пятьдесят конников-связистов и приказал им находиться при нем.

Лоцманский хутор ожил, загудел и походил теперь на взбудораженную пасеку. За хутором, под Горой-Резанкой, строились конные отряды. Малорослые крестьянские лошадки отмахивались растрепанными хвостами от надоедливых комаров, жевали прошлогоднюю, прибитую дождем траву и тихо ржали.

Стоя на пригорке, Кремень пропустил мимо себя конников и неожиданно заметил в конце колонны, над конскими головами, блестящую медь труб.

Командир отряда Осадчук усмехнулся в усы и, расправив от удовольствия плечи, гордо отдал честь начальнику.

— Ничего конница, — сказал Кремень. — Где трубы достал?

— Раздобыл, товарищ начальник, _ — усмехнулся Осадчук.

Трубы добыли в соседнем местечке у каких-то престарелых музыкантов.

— Губы у них распухли, — оказал он, — пускай отдохнут малость, а мы поиграем… На войне музыка нужна…

Среди партизан командир нашел немало ребят, как будто рожденных для этих труб.

Бойцы хлопотали вокруг коней. Кремень окинул взглядом пеструю толпу и заметил:

— Нам бы теперь амуниции для орлов наших.

— Там достанем, — и Осадчук показал рукой в сторону Херсона.

— Ты уверен в этом?

— Крест святой, — засмеялся матрос.

Кремень пожал ему руку и вскочил в седло.

— Будь здоров! Поеду на станцию. Сегодня приказа ждем.

— Один едешь? — спросил Осадчук. — Может, взял бы кого-нибудь… На разъезд наткнуться можно.

— Доеду, ничего…

Но как только Кремень отъехал, Осадчук послал следом за ним трех всадников:

— Смотрите в оба, ребята!

Они мгновенно исчезли за горой, только глухой топот копыт прозвучал в вечерней тиши.

На станции было людно и шумно. Сердито посапывая, стоял под парами паровоз бронепоезда. В раскрытых дверях вагонов мелькали вооруженные люди.

Матейка сидел в телеграфной.

Посланные в степь партизаны налаживали связь.

У паровоза стояли Максим Чорногуз и усатый машинист. Кремень поздоровался.

— Знакомого встретил, — радостно сообщил Максим, — когда-то вместе на заработки ходили; давно это было, не думал я, что судьба сведет…

— Судьба наша такая, что на нее надейся, да сам не плошай, — вставил машинист, с любопытством поглядывая на начдива. — Вот, к примеру, и про вас, товарищ начальник, говорят, что по Сибири гоняли вас и всякое было, а теперь вот войском целым командуете. А как вы думаете, — понизив голос и подступая ближе, спросил он, — побьем мы англичан, греков и французов?

— Непременно. И очень скоро, — уверенно ответил Кремень.

— Эх! — обрадовался машинист. — Сколько их против нас приперло сюда, а гайка-то слаба, ничего у них не выходит. Со всех концов света людей нагнали; в Одессе даже в юбках солдат видел, смех один.

В темноте вспыхивали огоньки цигарок. В конце поезда гармонь выводила веселую мелодию. Сильный звонкий голос пел:

— Хорошие слова, кстати, — одобрительно промолвил Чорногуз, — добрый знак.

Кремень кивнул головой и хотел уже идти, но машинист остановил его, робко взяв за рукав, и, заглядывая в глаза, спросил:

— Ты скажи, начальник, Ленин при войсках идет? Есть такой слушок, что он теперь на Украине, у нас.

— В Москве Ленин, — ответил Кремень, — в самом сердце Республики. А с ним Свердлов, Дзержинский, Калинин, штаб нашей революции…

— Повидать бы их, товарищ начальник, — мечтательно протянул машинист.

— Повидаем и поговорим, друзья. Да и сейчас они с нами, в сердцах наших…

Кремень обвел рукой вокруг и тихо продолжал:

— Вот повыгоняем врагов с нашей земли, заживем вольно, счастливо. А край у нас богатый…

— Завидно другим народам будет… — проговорил Чорногуз.

— А они пусть не сидят сложа руки, пусть восстают, — рассердился машинист.

Кремень пожал всем руки и быстро пошел по перрону, придерживая шашку.

В темноте звенели его шпоры.

Открыв дверь телеграфа, начдив попятился от неожиданности: на лавке у стены сидел Марко.

Они обнялись, поцеловались, и Кремень подвел сына поближе к лампе.