Они поставлены мной рядом не по закону контрастов, а скорее в силу общности главных тенденций не только в их поэтической поступи, но и в работе многих других. Верные национальным традициям и опыту своих народов, в стихах они достигают такого уровня художественных обобщений, которые делают их стихи близкими не только русскому читателю, но и любому другому. В этом один из главных признаков подлинной народности. Опыт второй мировой войны научил национальных поэтов мыслить большими категориями. Мир так взаимосвязан, что судьба любого малого народа, как никогда, сегодня зависит от судеб других больших и малых народов. Отсюда и кулиевское сознание:
Когда я говорю с горами,
Я с целым миром говорю.
Отсюда и естественное тяготение к решению морально-нравственных, социальных проблем, одинаково волнующих наши народы. Отсюда и печать философичности на лучших стихах этих двух поэтов.
Давид Кугультинов свой успех закрепил книгой «Я твой ровесник», которая была отмечена республиканской премией. В этой книге почетное место занимает философская поэма «Сар-Герел».
В поэме поставлены глубокие нравственные проблемы: земная любовь двух юных сердец, их счастье и счастье народное, чувство жертвенности во имя спасения народа и народное достоинство:
Верьте мне, народом нам не быть,
Если мы не сделаем попытки
И любовь и правду защитить.
К чести калмыцкого поэта, его новая книга «Дальние сигналы» выдерживает сравнение с книгой «Я твой ровесник», особенно поэма «Повелитель время», полная аромата калмыцкой народной поэзии. В ней и острота современности и философичность, игра ума и многоцветье чувства.
При чтении Кугультинова встречаешь такие места, когда вспоминается Гёте. В этом добрый знак. Наше время — время философских обобщений. Наш полувековой социальный и поэтический стаж дает возможность показывать жизнь в больших исторических сечениях. При такой трудной задаче не грешно и прямо обратиться к опыту русской и западной классики. Молодой татарский поэт Ильдар Юзеев поступил оправданно дерзко, когда в свою драматическую поэму о последней ночи Мусы Джалиля ввел образ Мефистофеля.
О героической жизни и смерти: Мусы Джалиля его земляками-поэтами написано немало отличных строк. Среди них мы прочтем стихи такого зрелого и опытного поэта, как Сибгат Хаким, а также других. Тем радостнее отметить работу Ильдара Юзеева.
Балкарский поэт Кайсын Кулиев звучит на русском языке уже давно. Он один из первых поэтов Российской федерации; получивший премию имени Горького. На примере его стихов мне хочется, подробней рассмотреть новый этап нашего гуманизма, который ярко проявился как в русской, так и национальной поэзии. В этом смысле очень характерно стихотворение «Никогда не буду охотником». В нем поэт вспоминает предка, который, охотясь на тура, «пьянел и ликовал, белый снег окрасив кровью красной».
Я ни разу в жизни не стрелял
В ланей с удивленными глазами,
В чьих зрачках застыли глыбы скал,
И ручьи, и снег под облаками.
Это пишет сын народа-охотника, сын народа, у которого еще на этом веку существовал закон кровной мести. Невольно вспоминается неоконченная поэма Пушкина о Тазите. Отданный на воспитание человеку мужественному с тем, чтобы из него вышел настоящий воин, он возвращается в аул после того, как убили его брата. Отец видит в нем исполнителя кровной мести. Но Тазит ведет себя странно: бродит среди скал, любуется красотой горных рек и водопадов. Увидев караван купцов без охраны, он, к огорчению отца, не разграбил его, увидев раба, бежавшего из их дома, он не приволок его на аркане. И вот между отцом и сыном разговор:
— Кого ты видел?
— Супостата.
— Кого? Кого?
— Убийцу брата.
— Убийцу сына моего!..
Приди!.. Где голова его?
Тазит!.. Мне череп этот нужен.
Дай нагляжусь.
— Убийца был
Один, изранен, безоружен…
Гуманизм Тазита родился не в родном ауле, а во внешних связях — во встречах с людьми других аулов, а может, и соседних горских народов. У Кулиева он не занят на стороне, как у Тазита, а порожден жизнью его народа.
В своих взглядах на природу человек, относившийся к ней потребительски и часто даже враждебно, сегодня подвинулся далеко. Природа — мать, кормилица и союзница человека — тоже переживает критический момент. Вот почему тема природы в современных стихах начинает звучать как большая социальная тема. В подтверждение этого можно сослаться на стихи поэтов из самых разных республик: на ингуша Джемалдина Яндиева, на чуваша Педера Хузангая, на алтайца Бориса Укачина.
У молодого кабардинца Зубера Тхагазитова, например, есть оригинальные стихи о том, как быстрая река научила петь и ходить первобытного человека:
А река бежала вперед и вперед —
Каждая струйка, как струнка, дрожит! —
И человек решил, что река поет
Только потому, что бежит.
И встал человек,
И пошел человек…
Высокие мотивы гуманного отношения к природе встретим мы у национальных поэтов Сибири, представляющих, можно сказать, профессиональных охотников. В этом смысле показательна новая книга стихов Ювана Шесталова «Песня последнего лебедя», поэтическим ядром которой являются пять дум медвежьей головы, поставленной на стол в традиционный праздник охотников. Кажется, мертвая медвежья голова стала думать впервые.
Теперь несколько слов о женских голосах. По-моему, национальной поэзии матриархат пока что не грозит, во всяком случае Северному Кавказу. Но и здесь начинает все заметней проявляться женское самосознание. До сих пор мы знали чеченку Раису Ахматову — поэтессу большого лирического обаяния, раздумчивую и немного грустную. Сейчас можно сказать, что женского полку прибыло, и назвать целый ряд поэтесс. Прежде всего это аварка Фазу Алиева — первая женщина, получившая звание народного поэта Дагестана. В этом, казалось бы, частном факте я вижу стратегическую победу нашей ленинской национальной политики. Фазу Алиева — поэтесса немалых возможностей. Она одинаково успешно работает и в жанре маленького лирического стихотворения, и в жанре развернутой эпической поэмы. Ее поэма «Восемнадцатая весна», посвященная Герою Советского Союза Ахмеду Абдулмажидову, — заметное явление не только в дагестанской поэзии. Уже с первых строк она внушает предчувствие большой судьбы и утраты.
Дерево убили! Дерево убили!
Но корни у дерева есть.
Будут ли ветки — а ветки были, —
Будут ли листья — а листья были, —
Снова качаться здесь?
По соседству с Фазу Алиевой в Кабардино-Балкарии успешно работают Фоусат Балкарова и Танзиля Зумакулова. У них на русском вышло немного книг, но они уже замечены. А мы знаем, что горские женщины трудолюбивы.
Во все времена поэты были недовольны критикой, но в то же время сознавали, что без глубокой объективной критики, без ее объективного анализа поэзия развиваться не может. Она должна вовремя замечать тенденции, может быть еще слабые, но перспективные, предупреждать те, которых ждет близкий провал. Для этого ей нужно знать не только законы творчества, но и законы общественного развития. Эстетической дегустации стиха для его оценки еще недостаточно.
Довольны ли мы нашей критикой? Как и в прошлые времена, мы ею недовольны, но тем больше ценим тех, кто активно работал и работает в области поэзии: Александра Макарова за книгу «Идущие вослед», очень нужную, особенно молодым; Валерия Друзина за «Очерки советской поэзии»; Виктора Перцова, издавшего книгу «Поэты и прозаики великих лет»; Иосифа Гринберга — критика, более верного поэзии, чем другим; Михаила Лобанова — страстного и принципиального; Виктора Панкова — всегда обстоятельного в суждениях; Александра Михайлова — активного, но не безгрешного в поисках теорий — интеллектуальной поэзии, например; Дмитрия Старикова, автора многих полемических статей о поэзии, иногда торопливых, но всегда интересных; Валерия Дементьева за его книги. Заметно выделяется труд Ю. Прокушева о Есенине. Ему удалось показать есенинскую судьбу вровень с его стихами и поэмами, освободить ее от ложных наслоений и групповых пристрастий. Если бы я назвал еще десять активных критиков, то для нашего огромного поэтического потока это все равно было бы мало. Не случайно недостаток критических сил стараются восполнить сами поэты.