Леонид Васильевич Решетников принадлежит к тому поэтическому поколению, которое сформировалось в годы Великой Отечественной войны, хотя под его стихами можно встретить и более ранние даты. В развитии этого поколения есть свои отличительные особенности. Для Решетникова поэтическая работа долго не была профессиональной. Когда началась Отечественная война, ему шел двадцать первый год. Когда же он снял военную форму, юность была уже далеко позади, в стихах уже отложился опыт суровых испытаний, выпавших на его долю. За каждым его стихотворением стоит конкретное время, определенное место. Вот стихотворение, под которым обозначено: «май 1942 г. Малоярославец». Эта коротенькая пометка как бы дополняет глубокий смысл поэтических строк: «Сколько их? Не считал, дорогая. Здесь убитых не любят считать. В этом поле от края до края кровью полита каждая пядь».

Если скажет кто: «Переплатили

Здесь за клок неудобных полей», —

Ты ответь, что у нас не любили

Торговаться с Отчизной своей.

Опыт жизни пришел к Решетникову раньше поэтического опыта, зато это избавило его от беспредметных поэтических упражнений, от бесплодной игры словами. Когда он пишет о хлебе, о том, как где-то между Зальцбургом и Мельком резал этот хлеб крестьянин, я начинаю чувствовать запах хлеба, видеть тот тоненький, экономный ломтик, который даже просвечивает на солнце. Тут всякая словесная красивость выглядела бы кощунством.

Тот, кто любит и понимает человека, не может не любить и не понимать природы. Леонид Решетников уроженец Кировской области, богатой лесами. Вот почему ему по душе пришлась Сибирь, где он сейчас живет и работает. И мне радостно, что именно там родилось одно из лучших его стихотворений: «Сосновый бор зимой». Мне нравится в нем праздничная зрелость образов, чистота и возвышенность.

Ах, этот гордый бор —

Веселый иль угрюмый, —

Он, видно, с давних пор

Назначен для раздумий.

Стоит в нем в полный рост —

Вот так всегда и мне бы! —

Молчание до звезд

И музыка до неба…

Рядом с этой отличной вещью может быть поставлено и стихотворение «Глухарь».

Круг поэтических раздумий Леонида Решетникова широк. Здесь и «Разговор с сыном» о преемственности поколений, и веселая и в то же время грустная песенка о дочке и маме, здесь и философское размышление на тему «Ничто на свете не случайно».

Женщины выходят на орбиту. Речь идет не только о Валентине Терешковой. Она, можно сказать, — ярчайшее проявление общей тенденции, высший взлет женского самосознания. В поэзии заметно активизировались женские голоса. На поэтическую орбиту выходит большая и талантливая группа молодых поэтесс. В их групповом полете не последнее место занимает Ольга Фокина. Точнее, она приметно выдвинулась вперед с выходом ее книги «Сыр-бор».

Когда ее стихи появились в печати, было еще трудно составить о ней целостное впечатление. Бывает так: отдельные стихи хороши, но, когда они собраны вместе, начинают проигрывать: или слишком дублируют друг друга, или совсем непохожи и даже враждебны. В одном случае мы имеем дело с талантом неразвившимся, в другом — с версификатором, лишенным собственной палитры.

У настоящего поэта встреча стихов похожа на встречу взрослых детей одной матери: они уже успели обрести индивидуальные черты, но сохранили печать единоутробного рождения. Вот почему поэт по-настоящему утверждает себя книгой.

Ольга Фокина вырастила свой «Сыр-бор» с тропинками, речками, человеческими судьбами — и повеяло от пего поэзией северного сказа, суровой жизнью, жаждой добра и счастья.

О, как я жизнь люблю!

Мне утро рассказало

Губами облаков и голосами птиц,

Что радость так близка,

И счастья так немало,

И столько для пера нетронутых

Страниц!

Счастлив и многообещающ поэт, у которого есть ощущение близкой радости, да к тому же есть и чувство слова.

Хорошо, что, входя в «Сыр-бор» Ольги Фокиной, на самой его опушке встречаешь еще не ее — она где-то за своей «Северной Двиной», за «Речкой Содонгой», за «Черемухой», — а доброго и большого мастера северного сказа Бориса Шергина, который рассказывает о ней и ее «Сыр-боре» мудрую сказку. Сказка есть сказка, она — о многом, но в ней — одна из главных творческих черт молодой поэтессы. «Парень и девица стоят на берегу. Он говорит:

— Хочу посвататься. У тебя есть ли какое именье?

— Мои вон те сизые елочки.

— Мои вон те белые березки.

Парень говорит:

— Елки да березки боговы.

— Нет, мои, мои!»

Мир огромен и разнообразен. В нем много красоты, много печалей. Поэт начинается тогда, когда он начинает понимать, что в этом мире принадлежит ему. На пути к красоте его уже ничто не устрашит. Он говорит: «Это мое!» — но говорит не всему, что видит. Версификатор, тот всеяден. Он одинаково любит, вернее, одинаково не любит все, что видит, и тоже кричит: «Это мое!» Настоящий поэт, наделенный чутьем, берет только «свое». Вот почему у нас и появляется много поэтов хороших и разных.

Ольга Фокина уже знает, что принадлежит ей как поэтессе, о чем она может сказать, чему может придать нечто от своего взгляда и душевной настроенности. К примеру, возьму ее стихотворение «Северная Двина». Однажды мне довелось побывать на этой чудесной реке, проплыть от Котласа до Великого Устюга. Вероятно, у меня было тогда свое представление о ней, свои чувства и свои мысли о ее красоте, но со временем все позабылось. Читая Фокину, я вспомнил Северную Двину, но вспомнил такой, какой ее изобразила Фокина:

В неизменной фуфайке сосновых лесов,

Холодна, а порой диковата,

Ты не рядишься в крылышки парусов,

Лишь плоты на тебе как заплаты.

И хотя день и ночь сарафан голубой

Катерами прилежно утюжишь,

Все равно недосуг любоваться собой —

Приближаются долгие стужи.

Великий Устюг, высоким берегом как бы приподнятый к небесам, начал проступать сквозь пелену дождя своими куполами. Проступил, вспыхнул на солнце и стал явью. Ничего об этом не сказано у Фокиной, однако когда-то виденная картина вписывается в общее настроение ее стиха, ибо оно верно. Для этого оказалось достаточным, чтобы поэтесса лишь упомянула: «раскинешь туманы», «росою обильной наплачешься всласть».

О разливах, о плесах твоих золотых

Мало песен поется в народе.

То ли люди не видят такой красоты,

То ли слов, чтобы спеть, не находят.

Возможно, мне еще посчастливится побывать на Северной Двине, возможно, я увижу ее не такой, как она описана у автора «Сыр-бора», возможно, у меня родится свой образ, но, если мне не случится воплотить его в стихах, моя память снова должна будет сдаться на милость уже готового образа.

Вначале я говорил о сказке. Северный колорит всегда несколько сказочен. Тем заметнее эта характерная черта в стихах Ольги Фокиной. Глянем на «Речку Содонгу»:

Над речонкой круча,

И под-над кручей

Травы колючие,

А внизу у нее —

Над каждой каплей

Дрожат

Осоки-резуньи —

Обнаженные сабли.

А и беречь-то что?

Велика ли царица —

Перекинешь рукавицей!

Если бы «Сыр-бор» состоял только из таких сказочных зарисовок, он бы не привлек к себе внимания. Конечно, читатель не прошел бы мимо целомудренной ясности строк: «А на темном фоне строгих елей светлое девичество берез», задержался бы он и на других стихах, но не прикипели бы они к сердцу, если бы в них не было и беспощадности жизни. Такое наше время. Мало прожито, а пережито уже много. Слишком рано начались потери. Война увела отца и где-то в жестоком бою навеки закрыла ему глаза.