А вдруг это вовсе не КЦ, а самый натуральный нарушитель воздушной границы? Вот будет дело! Это посерьезнее, чем отпуск сержанта.

От такой мысли Николаю стало не по себе, и он окончательно растерялся. Что еще можно предпринять? Где искать пропавший истребитель? Все из головы вылетело, что Ломакин про такие ситуации рассказывал. А может, такого на тренировках не встречалось?

Он лихорадочно перебирал в памяти проигранные с Ломакиным варианты — нет, кажется, ничего подобного не было. Как поступить?

Дублер бездумно щелкал переключателем, укрупняя то один, то другой участок обзора, передавал местонахождение других самолетов, ожидая, что вот-вот оперативный дежурный спросит, куда девался контрольный. Он надеялся, что сержант Ломакин не выдержит, погонит его от экрана и сам исправит ошибку. Лучше уж так, чем запороть боевую работу. Правда, тогда-то он уже точно поседеет в дублерах — Ломакин не скоро предоставит такую возможность, как сейчас. Но другого выхода нет, ничего не попишешь.

Но сержант Ломакин даже не пошевелился после той реплики о спешке. Точно прирос к своему креслу. И вроде бы нисколько не интересовался происходящим. Мол, выкручивайся, дублер, как знаешь, а на меня не надейся. Но уж пощады не жди!

«Рассчитывает небось, что я сам руки вверх подниму и распишусь в собственной немощи. Ну нет, такого не будет! Попробуем-ка еще раз сами разобраться, куда эта проклятая цель подевалась? Может, она в землю врезалась? Чем черт не шутит — вдруг авария случилась? А я себя ногами топчу… Фу ты, чушь какая-то лезет!»

Николай злился на свое бессилие, но все же искал. Сантиметр за сантиметром прощупывал взглядом экран, надеясь на чудо. Но чуда не происходило, и решимость его быстро убывала. Ведь поиск исчезнувшей цели слишком уж затянулся. Даже сержанту изменила выдержка — вон украдкой посматривает на часы. Ага, заело?

Николай ошибался, думая, что сержант Ломакин безразлично относится к его метаниям. С самого начала работы он был в напряжении, в готовности помочь дублеру в любую секунду. Но провал в сопровождении цели пока намного меньше нормы, и можно было еще подождать. «Неужели Николай не догадается, что произошло в воздухе? Ведь я ж его на такой же ситуации тренировал. Забыл, что ли?» — думал сержант и следил за бегом секундной стрелки. Он слышал четкие доклады дублера и удивлялся его выдержке: «Ишь ты, научился держать себя в руках. Виду не подает, что плохо ему. А у самого сердце в пятках, наверное. Самолюбив, чертенок! Ну, дальше давай. Подумай, вспомни, представь себя на месте летчика!

А Николай готов был взвыть от досады. В наушниках уже бился требовательный голос оперативного дежурного, взявшего связь на себя: «Почему не передаете цель ноль вторую? Где цель?»

Сам бы хотел знать! Позвать Ломакина, что ли? Хватит в жмурки играть. Видно, и впрямь рановато тебе, рядовой Ворсунов, в операторы. Правильно сержант делает, что не доверяет! Поделом.

Он повернул голову к сержанту и уже собрался было попросить о помощи, но прикусил язык, встретив, как ему показалось, насмешливый взгляд Ломакина. И сразу успокоился. Успеет сдаться. Неужели он ничему не научился? Не может быть! Нужно просто успокоиться и не метаться без толку. Подумать немного. Какая бы скорость ни была у истребителя, он не мог за это время уйти из зоны, просматриваемой локатором. И значит… Ах ты, голова садовая! Как же это он раньше не догадался!

У Николая даже ладони зачесались от злости: истребитель висел на хвосте группы транспортников как ни в чем не бывало. Видно, сразу после маневра пристроился. Точно летчик рассчитал, что оператор станет искать его где угодно, но только не на прежнем месте. Обвел вокруг пальца, как мальчишку. Ловко, ничего не скажешь! Ну, а он-то куда смотрел? Легкая цель! Семечки! Бога за бороду схватил! Дублер и есть дублер. Как же, допустят тебя к самостоятельному дежурству — держи карман шире! Ну и хватит посторонних мыслей. Гляди сейчас в оба, а то опять обманет.

— Координаты ноль второй те же, что и у ноль первой, — ответил он оперативному дежурному, и на связь опять вышел планшетист.

Минуты через две Николай увидел, как перехватчик начал заходить в хвост «лаптям» и КЦ, неумолимо настигая их. Ноль вторая отошла от группы, сманеврировала и исчезла, как в первый раз. Но на этот раз дублер хладнокровно выждал, когда опять появится тоненькая зеленая дужка. И только она вспыхнула, только Николай сообщил о ней — и тотчас отметки от перехватчика и КЦ слились. Все, наигрались!

Он провел оба самолета до выхода из зоны станции, не забывая о транспортниках. Наконец и они уползли, и экран опустел. Николай расправил закаменевшие плечи, прикрыл на мгновение заболевшие от напряжения глаза, глубоко, с наслаждением вдохнул тепловатый, пахнущий нагретой канифолью воздух. Хорошо, что хорошо кончается. Теперь, если провал в сопровождении КЦ окажется небольшим, все останется без последствий и сержанту не попадет за излишнее доверие к дублеру. Да, вымотала его эта КЦ! А ведь ничего сложного и не было. Эх ты, шапкозакидатель!..

Сержант Ломакин тоже сидел опустошенный. Нелегко далась ему эта неподвижность. Есть же и у него нервы! Между прочим, не железные. Горяч больно дублер. Умеет работать, но горяч. Мог бы вообще без провала цель провести, если бы не суетился зря. Надо еще тренировать. Но ведь и домой хочется — сил никаких нет! А как его оставить одного? Вдруг опять что-нибудь забудет и напортачит?..

Тишину кабины разорвал пронзительный телефонный звонок. Ломакин протянул руку к трубке. Говорил командир роты, и Николаю тоже было все слышно:

— Кто работал на контрольной? — спросил капитан.

У Николая сердце оборвалось: «Ну, сейчас задаст перцу!»

— Рядовой Ворсунов. Как мы с вами договаривались, — пробасил в ответ Ломакин.

«Ах, вон что! — удивленно подумал Николай. — Такая, значит, была свобода? А я-то думал…»

— Неплохо. Провал небольшой. Меньше нормы. Но и цель трудная. Простенько, но хитро. Вы не подсказывали?

— Нет.

— Ну что ж, поздравляю. Хорошего оператора вырастили, Ломакин. Молодец! Завтра отдадим приказ, пусть дежурит самостоятельно. А вы с утра, после смены, можете в отпуск оформляться. Как раз к поезду поспеете.

Николай внимательно смотрел на экран индикатора, но предвкушал утреннее построение, на котором командир роты объявит приказ. И успел еще подумать, что обижаться на сержанта ему нечего. Если разобраться, так не очень-то он засиделся в дублерах. И это благодаря Ломакину.

— Товарищ капитан, — Ломакин запнулся, помолчал немного, раздумывая. А Николай опять замер, предчувствуя, что радовался он, кажется, преждевременно. — Товарищ капитан, если разрешите, я с Ворсуновым еще подежурю.

— Ага, значит была все-таки ошибка? — спросил ротный.

— Не очень большая. Просто мог он и без провала провести КЦ. Подзабыл кое-что Ворсунов. Надо нам еще позаниматься, если позволите.

— Ну смотрите, вам виднее, — тоже после паузы сказал капитан и дал отбой.

Все правильно, подумал Николай. Ошибся — получай! Ломакин такое не прощает. И дуться за это не стоит — сам ведь виноват. Будешь умнее в следующий раз. Но хотя и правильно Николай оценил решение сержанта, радости как не бывало. Правда, ощущение, что рука Ломакина крепко держит его поясной ремень, как тогда на физподготовке, — это ощущение уже не вернулось.

И привиделся сержанту Ивану Коржеву сон из детства. Будто бы Генка Семенов, деревенский дружок — дверь в дверь с ним жили, — потащил его с собой на рыбалку. Поднялись они ни свет ни заря, потому что от их деревни до озера было далеко, а самый-самый клев, как доказывал Генка, только на рассвете и бывает, когда рыба, проснувшись, хватает с голодухи что ни попадет. Взяли они удочки, жестянки с ленивыми толстыми червями, которых наковыряли за сараем еще с вечера, и пошли. Иван, точно наяву, почувствовал ступнями босых ног скользкий холод росы и зябко поежился.