Зато авакяновцы начинают сдавать: чуткий слух майора Глушкова определил еле заметное отставание.

— «Аметист-два», говорит третий, — назвал себя начальник штаба, вызывая вторую батарею.

— Вас слушают, товарищ третий! — отозвалось в наушниках.

— Передайте: увеличить темп стрельбы!

Подстегивание помогло — «мелодия» опять стала стройной. Теперь совсем другое дело. Еще несколько минут выдержать такую скорость, а там коротенькая передышка и перенос огня.

Не видя поля «боя», майор Глушков без труда представлял себе, что там сейчас делается. Тяжелые фугасные снаряды распахали еще недавно зеленые склоны сопок, где находились оборонительные сооружения «южных», осколочные — посекли мишени, изображающие их живую силу.

Но мотострелки не пойдут сюда. Сегодня они будут атаковать левее, на своем мишенном поле, наступая вслед за огневым валом, который поставят для них артиллеристы. И сейчас наводчики изменят установки прицелов, батареи по сигналу откроют стрельбу по указанным рубежам, последовательно перенося огонь от одного к другому, по мере приближения к ним атакующих цепей. Все расчеты майор Глушков подготовил загодя, лично проверил, согласовал с начальником штаба мотострелкового полка по времени. И все же на душе у него было неспокойно, как всегда при боевой стрельбе.

Он нисколько не сомневался в своих расчетах и в том, что наводчики сумеют цифра в цифру выполнить все, что указано в карточках огневого вала, которые они получили перед стрельбой. Знал начальник штаба, что все пойдет как по маслу, что не отстанет ни одно орудие и не вылезет вперед: тренировки показали — артиллеристы умеют обеспечивать этот вид огня. И что ответственность свою понимают за тех, кто пойдет за их огневым валом. Знал — и все-таки волновался…

В ушах Глушкова еще отдавался грохот уже умолкнувшей канонады, когда начали поступать доклады с батарей об окончании огневой подготовки. Он видел, как лихо крутит маховики наводчик из расчета мирошниковской батареи, давая орудию доворот на новое направление стрельбы.

И не успел он привыкнуть к тишине, как вновь зарокотали орудия и заахали взрывы: батареи доложили о смене установок прицелов для огневого вала и, получив сигнал от командира дивизиона, открыли стрельбу по первому рубежу. А от подполковника Савельева опять ни слова. Значит, порядок? И что бы гвардии подполковнику сказать: все, дескать, в норме! Но скуп на похвалу батя. Да и своих забот у него сейчас предостаточно: хочет, наверное, «под занавес» показать майору Антоненко — гляди, как мы можем, хоть академий и не кончали! Этого у Алфея Афанасьевича не отнимешь: находило на него, бывало, высказывался в таком роде.

Холодок на сердце оттаял, и майор Глушков снова представил себе, что происходит в этот момент перед КНП. Пустыня наполнилась гулом мощных двигателей рванувшихся из укрытий танков и боевых машин. Мотострелки спешились, развернулись в цепи, пристроились позади танков, а машины отстали, чтобы поддержать их сзади из своих пулеметов.

Вот они начали приближаться к огневой полосе. Значит, пора переносить ее на следующий рубеж. Точно: последовала чуть уловимая пауза, которую способен различить лишь опытный артиллерист, — это наводчики сменили установки, — и строчки разрывов шагнули дальше.

Еще два таких переноса огня — и мотострелки вплотную подойдут к переднему краю «южных». Там они будут показывать свое огневое мастерство. А задача артиллеристов на этом исчерпана, если не случится что-то непредвиденное.

И было так, как представлялось гвардии майору Глушкову. Полковник Кушнарев, наблюдая за наступающими в бинокль, довольно повторял:

— Пошла родимая матушка-пехота! Царица полей пошла! Слышь, Алфей, нам бы такую силищу в сорок первом, а? Гнали бы фашиста — только ветер за ушами посвистывал бы. А у меня еще целый батальон в запасе. Ты, Алфей, только снарядов-то не жалей, гуще клади!

— Снаряды у меня считанные, тютелька в тютельку, и больше не получишь, — ответил подполковник Савельев, тоже удовлетворенный ходом огневой подготовки. — А батальон у тебя, между прочим, не целый, а потрепанный. Забыл, что ли?

— А ты не поддевай! Вот попадется мне на глаза твой рыжий Викторов, я ему за своего Соханя трепку дам — не мог пару раз стрельнуть, когда просят! Шучу, шучу, правильно он проучил моего комбата, проворнее будет. Нет, ты взгляни, силища-то какая прет, а?

— Силища, — уже рассеянно согласился подполковник Савельев, Он внимательно следил за огневыми завесами, поставленными впереди наступающих батальонов, готовый в любой момент в случае опасности оборвать их, перенести в глубину. Но строчки разрывов ложились на безопасном удалении и были ровнехонькими, словно их выводили не батареи, а гигантские швейные машинки.

Покосившись украдкой на стоявшего справа майора Антоненко, тоже внимательно наблюдавшего за стрельбой, подполковник с радостью отметил, что его чеканный профиль смягчила добрая улыбка. «Ага, нравится? Вот и хорошо! Понимаешь толк, истый артиллерист, оказывается, — тепло подумал Савельев. — Если бы тебе, сынок, еще и беседы наши впрок пошли! Я бы тогда с легким сердцем уезжал. Надо мне, чтобы ты не только здоровьем и молодостью меня превосходил. Очень надо, спорщик ты этакий!»

Огневой вал обрушился на последний рубеж, который находился почти у самого мишенного поля мотострелков. Савельев вытер пот со лба: довели наступающих благополучно! Теперь по всем законам боя огневой налет следовало нанести по переднему краю обороняющихся, и поэтому дивизион снова перенес огонь вправо, на свое мишенное поле.

— Вижу: ориентир два, прямо, тысяча пятьсот метров — наблюдательный пункт «противника»! — вдруг торопливо вскрикнул дальномерщик Прокофьев, не пряча торжества в тонком голосе.

«Да что это с парнем сегодня творится? — с досадой и недоумением подумал подполковник Савельев. — Дался же ему этот НП!» Но бросился к прибору с неожиданной для его комплекции живостью. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что на этот раз молодой разведчик не ошибся: воздушной волной от взрыва снаряда разметало ветки саксаула, которые маскировали траншею под гребнем высотки, и обнажился ход, ведущий к ней.

«Настырный паренек! — теперь уже с уважением успел заключить командир дивизиона. — Ладный из тебя разведчик выйдет!»

А следом стремглав набежала мысль, что он не может ни секунды отвлекаться на постороннее, потому что надо скорее уничтожить обнаруженную цель. А он все еще канителится по-стариковски!

И Савельев уже хотел было дать отбой одной батарее, чтобы перенацелить ее, но тут вспомнил, что по совету Антоненко, которому противился, пока «академика» не поддержал и майор Глушков, оставлен в резерве взвод. На всякий пожарный случай. Смотри, пригодился! Какие предусмотрительные! Обрадовавшись, подполковник быстро сообщил Глушкову координаты цели, условным сигналом передав, что стрелять должны резервные орудия. На все ушло несколько секунд. Столько же понадобилось начальнику штаба на пересчеты координат и передачу целеуказаний взводу авакяновской батареи.

Ляпунов, прервав очередную свою байку на самом волнующем месте, первым выскочил из укрытия, подбежал к гаубице и рванул на себя затвор. Новоселов установил нужный прицел на панораме, мертвой хваткой вцепился в маховики и молниеносно вывел пузырьки уровней на середину, придав орудию указанное направление. За эти мгновения Уренгалиев составил заряд, закупорил гильзу и передал ее Лебедеву, который уже перебросил Ляпунову снаряд. Доклад: «Готово!» — и выстрелы орудия гвардии сержанта Нестеровича и соседних орудий их взвода вплелись в дивизионную канонаду.

То была серия пристрелочных выстрелов, но гвардии подполковник Савельев остановил стрельбу — все снаряды угодили точно под гребень высотки, где находился «неприятельский» наблюдательный пункт. Одновременно закончился и огневой налет.

Командир дивизиона опустил бинокль, подошел к Прокофьеву и расцеловал его в обе щеки. И сразу же насупился, сведя у переносицы клочковатые брови, словно устыдился своего порыва. Коротко сказал старшему лейтенанту Федорову: