– Я думал, что капитан вернется, сэр, – с самым невинным видом ответил я.

– А я думаю, что он ушел насовсем, – сказал мистер Кристиан. – Ступай за ним. Ему может понадобиться твоя помощь.

Палатка была последним местом, в котором я желал оказаться, и все-таки я неохотно поплелся к ней, но капитана там не застал, он снова пребывал в гальюне.

Вот вам история о том, как приступ поноса привел к непродуманному решению, которое посеяло первые семена недовольства, а оно породило кучу наших дальнейших бед. Если бы я знал, что нас ждет, то еще прошлой ночью подмешал бы к чаю капитана немного мускатного ореха и экстракта из листьев оливы, всем же известно, как они хороши для желудка, как отвращают понос.

С этого все и началось. В следующие недели характер капитана стал претерпевать ужасные изменения, я заподозрил даже, что жара помутила его разум, поскольку незлобливый и добрый человек, которого я знал на борту «Баунти», обратился в раздражительного, готового наброситься на кого угодно.

Мистер Фрейер, видевший одним вечером, как капитан едва не оторвал мне башку из-за сущего пустяка, отвел меня в сторону и заслужил мою вечную благодарность, спросив, как я поживаю, – мне такого вопроса отродясь не задавали, а уж с тех пор, как я вступил в нашу паршивую команду, тем более.

– Лучше некуда, – соврал я сквозь зубы. – Живу на тропическом острове, солнце светит в лицо, живот полон. На что мне жаловаться?

Мистер Фрейер улыбнулся, и я на миг испугался, что он меня обнимет.

– Ты хороший паренек, мастер Тернстайл, – сказал он. – И очень хорошо заботишься о капитане, ведь так?

Я подумал немного и ответил, тщательно подбирая слова:

– Он был добр ко мне. Вы не знаете, с какими людьми мне приходилось иметь дело до встречи с ним.

– В таком случае позволь дать тебе совет: не принимай его нагоняи близко к сердцу, – сказал он. Ничего себе – нагоняи! Пять минут назад я принес капитану чай, а про лимон забыл, так, клянусь, он готов был за кортик схватиться. – Главное в людях вроде капитана Блая то, – продолжал мистер Фрейер, – что они прежде всего мореплаватели. Когда под ногами у них твердая земля, когда их не окружают волны, когда запах соленой воды не щекочет им ноздри, они становятся раздражительными, склонными к брани. Разумное смешивается в них с неразумным, и потому советую тебе не обращать на его ругань внимания. Я хочу сказать, Турнепс, не принимай ее на свой счет.

Поведению капитана можно было найти и другое объяснение. Насколько я знал, лишь двое из всего экипажа «Баунти» еще не вкусили того, что предлагали им туземные женщины. Одним был капитан Блай, который постоянно держал при себе портрет Бетси и, в отличие от других женатых членов команды, даже таких высокопоставленных, как офицеры, считал, по всему судя, священными обеты, данные им при венчании. И я начинал гадать, не могла ли одна-другая пикантная шалость поднять его настроение; со мной, я был в этом уверен, она сотворила бы чудеса. Ибо вторым из тех, кто так пока и не прикоснулся к женщине, был, разумеется, я.

Тем не менее совет мистера Фрейера пришелся кстати, и я проникся к нему благодарностью. Годом раньше, при первых наших встречах, я нередко думал о нем как о человеке, с которым трудно сойтись. Было в нем что-то – главным образом в бачках и длинном лошадином лице, – внушающее желание сторониться его. Однако душа у мистера Фрейера была добрая. Он заботился о матросах, серьезно относился к исполнению своих обязанностей. И нравился мне этим. В отличие от надменного хлыща мистера Кристиана, который проводил больше времени, любуясь на себя в зеркало, чем думая о тех, кто трудился бок о бок с ним.

Когда я вернулся после разговора с мистером Фрейером в палатку капитана, он велел мне уведомить команду – офицеров и матросов, – что ей следует собраться вечером на борту «Баунти», так как он желает обратиться к ней с глазу на глаз. Я вознамерился было попросить его довериться мне и заблаговременно поведать, что он собирается с нами обсудить, да побоялся, что капитан оскальпирует и освежует меня еще до того, как я доберусь до конца моей просьбы.

А потому просто выполнил его приказание, и вечером, когда пробило семь склянок, весь личный состав «Баунти» собрался на палубе. В первый раз с того дня, когда мы подошли к острову, я увидел команду в сборе и не мог не заметить, насколько она изменилась. Моряки выглядели поздоровевшими, это уж будьте уверены. Кожа их порозовела, из-под глаз исчезли мешки, лица повеселели; впрочем, я видел, что неожиданный сбор всей команды на борту заставляет их нервничать. Моряки побаивались, что капитан возьмет да и прикажет поднять якорь.

Офицеры стояли впереди, мистер Фрейер и мистер Эльфинстоун были одеты положенным образом, а вот мистер Кристиан с мистером Хейвудом пришли на судно в шароварах и рубашках с открытым воротом. Добавлю для полной ясности: я не сомневался, что мистер Хейвуд явился еще и под мухой.

Удача улыбалась мне, на Отэити я их обоих видел не часто, поскольку мистер Кристиан отвечал за питомник, а мистер Хейвуд состоял у него в помощниках, – там они и жили, и проводили бо́льшую часть времени. Капитан, разумеется, заглядывал туда ежедневно и казался по возвращении довольным увиденным, я же, пока он отсутствовал, прибирался в палатке и стирал его грязную одежду. Но разумеется, я слышал разговоры о том, что после успешной дневной работы эта парочка закатывала по ночам такие вакханалии, каких постыдились бы и древние греки с римлянами. Я этого не видел – пока, – потому что к их кругу не принадлежал, да и слишком тесно связан был с капитаном, чтобы они решились пригласить меня присоединиться к подобным забавам. Однако я знал, что почти каждый член команды пробирался туда глухой ночью, дабы свести близкое знакомство с островитянками, а поскольку ни одна из них христианкой не была, никаких укоров совести за свое блудливое поведение эти женщины не испытывали.

Капитан вышел на палубу при полном параде и, глубоко дыша через нос, оглядел своих подопечных. Я вспомнил слова мистера Фрейера о том, что капитану необходимо ощущать в ноздрях запах моря, и подумал, не запасается ли он этим запахом впрок, не наполняет ли им легкие, чтобы затем смаковать его в ночные часы. Капитан оглядел офицеров, нахмурился, увидев наряды мистера Кристиана и мистера Хейвуда, но лишь покачал головой и пока что отвел взгляд в сторону.

– Моряки, – начал он, одним этим словом заставив стихнуть негромкое бормотание команды, – я созвал вас нынче вечером потому, что мы не собирались уже долгое время. Я хотел… – Он примолк, подыскивая нужное слово, и, по-моему, когда подыскал, оно ему ничуть не понравилось, – поблагодарить вас за тяжелую работу, которую вы исполняете на острове. Побеседовав сегодня днем в питомнике с мистером Кристианом и с нашим ботаником мистером Нельсоном, я могу подтвердить, что работа идет по плану и, если мы будем продолжать продвигаться так же споро, успех нашей миссии гарантирован.

Однако нам еще предстоит провести на острове самое малое месяц, и потому я должен упомянуть об одной-двух вещах и убедиться в том, что все у нас будет идти так же гладко, как шло до сих пор. Сейчас вы услышите перечень… не правил, в точном смысле этого слова; думаю, нам достаточно хорошо живется и без них. Считайте это перечнем рекомендаций, и я прошу, чтобы в последующие недели каждый из вас держал их в уме.

Матросы забормотали снова, но, поскольку капитан не сказал, что всем надлежит остаться на корабле и готовиться к отплытию в Англию, тревоги в этом ропоте не было.

– Во-первых, – продолжал капитан, – как вы наверняка заметили, туземцы этого острова верят, что капитан Кук жив и благоденствует в Белгравии. Разумеется, на самом деле этого героического человека десяток лет назад убили дикари одного из расположенных неподалеку островов. Я хочу, чтобы эту ложь, если ее можно так назвать, продолжали считать правдой. Поддерживать этот обман в наших интересах, поскольку благодаря ему сохранится приязнь к нам хозяина острова Тинаа, который, естественно, чтит покойного капитана и преклоняется перед ним, чего капитан Кук, несомненно, заслуживает. И я приму самые серьезные меры против каждого, кто раскроет эту ложь.