Литмир - Электронная Библиотека

В Льютон прибыл, когда Татьяна была ещё на работе. Я мысленно прикинул, сколько же месяцев подряд, изо дня в день, она пакует бананы на той фабрике?! Отметил её титаническое терпение и растворился среди людей в торговом центре.

Новый торговый центр в Саутхэмптоне был более современнее, комфортней Люди здесь тоже отличались. Бросалось в глаза количество индусов и пакистанцев. Колониальное наследие.

Мимо медленно проползла группа албанских беженцев из человек семи. Не надо быть очень наблюдательным, чтобы разглядеть в них недавно прибывших албанцев и предсказать сложности их ассимиляции в английской среде. Но их внешняя чужеродность разбавлялась и скрадывалась присутствием на улицах прочих мусульман.

Я признал, что не хотел бы жить в этом городе, и уж тем более, работать на банановой фабрике за 3,6 фунта в час.

Прогуливаясь в центре города от магазина к магазину под унылым дождиком, я праздно убивал время, и думал, о всяком. Вспомнилось, что старая муз команда Jetro Tull возникла и начинала в этом сером, скучном городишке.

Время от времени я отвечал на звонки из портового города Саутхэмптон, и делал это всё конкретнее. Всем обещал, обязательно вскоре быть на месте. Этот мрачный городишко с банановой фабрикой и непрерывным дождём подталкивал меня к реальной оценке благ, которые, я уже едва замечал. С особой теплотой и благодарностью я подумал о безотказных еженедельных денежных пособиях, моряках с сигаретами и прочих людях, постоянно нуждающихся в моих услугах и обеспечивающих мне некую общественно полезную занятость в портовом городе.

Перейдя пешеходным мостом через автостраду в другую часть города, я оказался среди магазинов и лавочек индусского и пакистанского происхождения. Это вообще было едва похоже на Англию. Зашёл в индусскую лавку и прикупил пакет восточных сладостей, в надежде подсластить дождливые впечатления. Контакт с восточными торговцами происходил на основе товарно-денежных отношений и с помощью общего английского языка, искажённого нашими разными тяжёлыми акцентами. Меня они уважительно называли «мистер».

К назначенному времени я пришёл к Таниному дому. Она ожидала меня и была искренне рада перспективе посидеть, выпить и поговорить. Войдя в дом, я оказался на кухне, там я и остался. Начатая бутылка водки из холодильника была многозначительно выставлена Таней на стол.

— Пока никого нет, мы с тобой спокойно поговорим, — сделала установку Таня, разливая водку по стаканам. — Сейчас моя сестра живёт здесь со мной. Скоро придёт. А её дочь осталась работать в Лондоне. Недавно купила себе греческий паспорт, у неё дела пошли хорошо.

Таня истосковалась по свежему слушателю. Она, не умолкая, рассказывала о Людмиле, Оксане и прочих людях с фабрики, которых я уже едва помнил.

Вскоре, на кухню зашёл парень среднего возраста и вежливо поприветствовал нас.

— Он из Южной Африки, — отрекомендовала его Таня, и пригласила выпить с нами. Он вежливо согласился и присел за стол.

— Как жизнь в ЮАР? — спросил я его.

— Кому, как. А, в общем, становится всё хуже, — махнул он рукой. — Ты русский? — сменил он тему.

— Да, русский. Это слышно? — поинтересовался я.

— Догадался. Вы с Таней говорите по-русски.

— Ваших людей становится всё больше в Англии, — заметил я. — Это симптом невозможного проживания на родине, — осторожно комментировал я.

— Так и есть. Там установился общенациональный бардак. Коренное африканское население получило власть и свободу. Что они могут с этим поделать, если в массе своей это безграмотные люди.

— И что наблюдается?

— А то, что теперь они всячески и во всём ограничивают белое население. Для нас там нет никаких перспектив, кроме как заразиться СПИДом. Но страшно не то, что нас отстранили от всякого участия и управления, а то, что у них самих ничего не получается. Всё разваливается. Там стало просто опасно находиться. В этом есть и наша вина; масса наших чёрных сограждан существовали вне системы образования, и теперь мы пожинаем плоды нашей прежней политики. Люди, не умеющие читать и писать, стали хозяевами некогда развитой страны. Вы можете увидеть там такие уличные сцены; взрослый мужчина усердно долбит молотом по банковскому автомату… Прохожие обращаются к нему; Что же ты творишь?! Тебя сейчас просто арестуют…

А он отвечает им; Мне нужны деньги. Я видел, они есть в этом ящике. Я не знаю другого способа достать их оттуда, но мне тоже нужны деньги…

Такого и обвинять, едва ли можно. Ибо он не осознаёт, что совершает преступление. Его следует вести в школу и обучать, социально адоптировать. А таких, там — миллионы. И они теперь хозяева страны.

— Понятно, парень. Вы пожинаете плоды своего прошлого отношения к своим согражданам. Они продукт вашего воспитания; опасны, но их невозможно осуждать, остаётся лишь держаться от них подальше. Хорошо, что вам позволяют временно жить и работать на этом острове.

— Это тоже не так просто. Требуется соблюдение визового режима и разрешение на работу тоже надо добиться. Единственно — английский язык нам родной.

Вскоре к нам присоединилась Танина сестра. Продолжать разговор о взаимоотношениях чёрного и белого населения в Южной Африке стало сложно. А спустя полчаса, пришли гости и к южно-африканскому беженцу.

Это оказались двое выпивших местных типков, решивших зайти к товарищу, выпить пивка и пообщаться. Один из них лишь молча, отстранёно наблюдал за происходящим на кухне, сосредоточившись на своей пивной банке. Зато у другого, рот не закрывался. Говорил он быстро и неразборчиво. Постоянно отпускал шутки, хохмил, и сам же радовался своему остроумию. Это был типичный островной продукт. Длинный, худой, неряшливо одетый, наголо остриженный, с белёсыми бровями и ресницами, в очках с толстыми линзами. Его возраст можно было определить, как 30–40. По всем внешним, заплесневелым признакам, парень полюблял алкоголь и прочие, утешающие душу, средства. По мере употребления пива и освоения на кухне, он всё больше стал отпускать шуточки в наш адрес.

— Я здесь чувствую себя иммигрантом, — кокетливо пожаловался он.

— Не беспокойся, ты находишься в своём пакистанском Льютоне. И главное, под протекцией Её Величества. Её Объекта никто не посмеет обидеть, — язвительно вставил я.

Очкарик умолк и упёрся в меня взглядом сквозь толстые линзы очков, резко сменив улыбку на серьёзную мину.

— Объект Её Величества! — довольно хмыкнул его молчаливый приятель, указав банкой пива на умолкшего соотечественника.

Судя по его реакции и смеху жертвы южно-африканского беспредела, им понравилось моё замечание. Но сам Объект напрягся и о чём-то хмуро задумался. Было очевидно, что моё замечание ему не понравилось. Я ожидал, что он скажет.

— Ну что ты ему такое ляпнул?! — обеспокоилась Танина сестра, — не хватало нам здесь конфликта. Ведь от него теперь можно ожидать всякой подлости. Им же настучать на нелегалов — это как своей родине и королеве послужить, — упрекала она меня.

— Та хер с ним, придурком. Хоть заткнулся, наконец-то, — успокоила её Таня. — Сергей, что ты ему такое сказал? — весело поинтересовалась Таня, и разлила по порции водки.

Обиженный британский подданный, так и не сказав мне ни слова, стал с мрачным, глубокомысленным видом мастерить себе самокрутку из бельгийского табака.

Выпив водки и закусив, все забыли о коротком международном замыкании, и Таня продолжила прерванный доклад о новостях с банановой фабрики.

Подняв вопрос о месте моего ночлега, Таня позвонила Людмиле и предупредила о моём приходе.

— Можешь гостить у неё, сколько захочешь. Это социальное жильё, и её соседи по дому там не живут, съехали в Лондон, приезжают только пособия получать, — пояснила Таня.

На мой звонок перед выходом, Людмила отозвалась и охотно согласилась принять меня. Адрес и схему пути мне выдала Татьяна и выразила надежду на то, что мы ещё когда-нибудь повидаемся.

После выпитого, съеденного и выкуренного вокруг меня, выход на свежий воздух был большим облегчением. Оказавшись один, на безлюдной, едва освещённой улице я признал факт того, что подустал от разношерстной компании и сейчас мне хорошо, потому что я снова один. Я шёл пустынными улицами на другой адрес, где за предоставленный ночлег, мне предстояло поговорить ещё с одним человеком, с которым нас объединял лишь непродолжительный период прошлой совместной работы и коммунального проживания в одном доме.

92
{"b":"558763","o":1}