Егор тоже с любопытством наблюдал за нашим странноватым диалогом, заметив её повышенное внимание ко мне. Я про себя гадал; по каким признакам она пытается идентифицировать меня? По внешним, или по голосу и акценту? Моя внешность — незаметна. А вот акцент, вероятно, и побеспокоил её память.
Процедура открытия счёта Егору закончилась. Время игры истекло. Загадка не разгадана. Клиент не опознан. Мы покинули банк, вежливо поблагодарив за услугу.
— Чо она от тебя хотела? Она чо, родом из Украины? — наконец, смог поинтересоваться Егор.
— Не, просто чуть более года назад, она уже открывала мне здесь счёт на мой украинский паспорт.
— Ну, ты больной, Джаспер! Ты ещё и подыгрывал ей. А если бы она вспомнила тебя?!
— Не, смогла! Я даже подсказывал ей. Назвал прежний пароль, и продиктовал слово точно, как это делал год назад. Вот если бы я назвал ей ключевое слово нашего разговора годичной давности, то она бы вспомнила меня.
— Что ещё за слово такое?
— «Раиса Горбачёва». Она тогда спрашивала о ней. А я рассказывал.
— Ну, тебя в жопу вместе с твоим ключевым словом! В следующий раз, если захочешь поиграть в Штирлица, предупреждай меня. Если бы я знал об этом, то не пошёл бы туда с тобой.
— Это акцент меня выдаёт. Думаю, что именно мой акцент расшевелил её старческую память, — сетовал я, не обращая внимания на его ворчание.
— Не такая уж старческая у неё память. Она была близка к опознанию тебя. Ей явно хотелось поговорить с тобой больше, и вспомнить. Не хватило лишь времени. Вот снизойдёт ей просветление памяти, отыщет в компьютере твой первый счёт. Сравнит фото на копиях двух паспортов. И доложит службам об украино-голландском шпионе. Ночью наш дом окружат и накроют там украинское гнездо, — прогнозировал Егор.
— Да ладно тебе. Я ожидал от тебя положительной оценки моего эксперимента, а ты меня опускаешь. В конце концов, цель визита достигнута. На работу приняты, счета для оплаты труда готовы.
— Ты ищешь приключения на одно место, какую ещё оценку можно этому дать.
— Я знаю, знаю. Постоянно слышу от разных людей, что я совершаю безумные поступки. У меня просто неудержимая тяга к приключениям. Потребность в острых ощущениях, это у меня в крови. Понимаю, что возможны неблагоприятные последствия, но остановить себя не могу. Без эксперимента, это была бы обычная, скучная бюрократическая процедура.
— Я ж и говорю, ты — больной, социально опасен, и нуждаешься в присмотре.
— Я не считаю себя социально опасным. Для кого и какую опасность я представляю? Социально опасны те, кто устанавливает такие порядки в этом мире. Прежде всего, это политики. Ну, если честно, то я не против террористических актов в отношении оборзевших вождей всех масштабов.
— Ну во, антисемит, расист, да ещё и потенциальный террорист. И вообще, человеконенавистник. Проводишь издевательские эксперименты над пожилой служащей банка.
Праздно шагая улицами восточного Лондона, мы зашли в какое-то Интернет кафе, и присели там отдохнуть. Каждый уткнулся в свой монитор.
Я зашёл на сайт www.loot.com и дал там объявление о розыске человека из прошлой жизни. Короткая записка в бутылке, заброшенная в мировой информационный океан сообщала:
Ищу (Maria Almeida) Марию Алмеиду, 1958 г. р. уроженка Бразилии г. Сан-Паулу, гражданка Великобритании и убеждённый противник капитализма.
В 1990 г. Проживала: 56 Thomas More House, Barbican, London, EC2Y 8BT.
В 1990 г. посещала СССР.
Звоните в любое время.
21
Егор, ты звонил, узнавал, почём там сперму принимают?
Вернувшись вечером домой, прежде чем войти в свою комнату, я внимательно осмотрел под дверью. Поставленный мною контрольный маячок красноречиво валялся на полу.
— Во, хохлы! — тихо, но выразительно прошипел сибирский эстонец, а теперь — лже голландец.
Мы вошли в комнату. Всё оставалось на своих местах. Вещи не тронуты. Документы и корреспонденция были при нас.
— Мы ничего не рассказали соседям о себе. А им любопытно! Если ещё и без дела торчать весь день дома, то заглянуть в доступную комнату соседа — святое дело. Придётся быть немного подружелюбней с ними, что-то сочинить и поведать о себе. Иначе, неудовлетворённое любопытство может перерасти в неприязнь к нам, — рассуждал я в полголоса.
— Тебе виднее. Ты своих соотечественников лучше знаешь. Ты у нас продвинутый сказочник, вот и рассказывай, ублажай их. Не занят среди них — лишь один, тот разговорчивый, любопытный тип. Придётся тебе пристроить его на работу, иначе, он достанет нас, — заявил Егор.
— Может, ещё и о документах для него похлопотать? Мы дали им ценную путёвку в трудовую жизнь, пусть звонят по объявлениям и предлагают свои донорские услуги. Там не требуется знания языка и разрешения на работу, зарплата сдельная, — отвечал я.
— Однако такое украинское соседство напрягает! Надо подыскивать другое жилище, — бурчал Егор.
— Хотелось бы найти что-то поспокойней… Но сейчас мы будем заняты на работе, и на этот адрес должны письма прийти. Придётся как-то приспосабливаться. Тебе, Егорушка, надо освоить украинский язык и подружиться с соседями.
— Мне легче в доноры пойти, чем общаться с ними. Ведь они только вопросы задают! Ни чувства меры, ни такта. Лезут в душу, как в чужую незапертую комнату, — завёлся голландский Егор. — Меня уже начинает беспокоить, что такие типы станут спермо донорами. Английские исследователи, применяя их продукцию, могут создать клона, от которого ужаснётся всё человечество! Уж лучше будет для всех, если наши соседи выберут профессию испытателя препаратов.
— Егор, ты преувеличиваешь негативные качества моих соотечественников. Ты их ещё и в первородном грехе обвини. Кстати, им это может понравиться. Так как они всерьёз не исключают, что Адам и Ева были украинцами. Но, если тебе представится случай оказаться в окружении поляков, то ты быстро заметишь, что украинцы для тебя более понятней и ближе. Можешь возразить мне, но если вычислить среднестатистических американца и украинца, и сравнить их, то американский образчик окажется фиолетового цвета, неграмотным, самовлюблённым, прожорливым типом. А украинец — ещё вполне образованным парнем.
На следующее утро мы вышли из дома в начале девятого, не дождавшись почтальона. Остановка, нужного нам автобуса, находилась недалеко. Ехали минут тридцать. И пассажиры, и виды кварталов, через которые мы проехали, вызывали у меня глубокую тоску.
Чтобы скрасить наш путь на работу, мы, как дети, забрались на верхнюю палубу автобуса, и, молча, обозревали мрачные, однообразные улицы, вылепленные из тёмного кирпича. Дома, оккупированные пришельцами из Индии, нелепо пестрели коммерческими вывесками, зазывающими потребителей экзотических восточных тканей, одёжки, специй и сладостей. На фоне серых улиц, с особой красочностью и дисгармонией выделялись цветные афиши кинотеатров, промышляющих прокатом индийского кино.
Район East Ham оказался более обжитым, коммерческим и довольно оживлённым. Выходя из автобуса, на остановке я отметил объявление, приглашающее всех в местный храм Кришны.
Нужный адрес мы нашли легко, но дверь была закрыта, и на звонок никто не отвечал. К девяти пришёл мужик среднего возраста и открыл офис, мы подошли к нему.
— Доброе утро. Нас направили к вам, — представились мы.
— Привет, парни! — обрадовался он. — Пожалуйста, проходите.
Мы вошли в помещение. Всё пространство было заставлено стеллажами, высотою до потолка. Кучи бумажных папок, различной пухлости, горами лежали на полу во всех углах. Архив пребывал в запущенном состоянии.
Мы познакомились. Мужик оказался инвалидом. Одна рука у него была неисправимо травмирована. Он бегло объяснил нам суть нашей задачи. Следовало все папки разместить на полках стеллажей, в строгой хронологической последовательности. Всё это он пожелал сделать в течение недели. Пояснив нам, в каком порядке он хочет видеть все папки на стеллажах, наш временный начальник включил радио и оставил нас осваиваться.