Я слушал его больше из вежливости и любопытства к нему, как новому человеку. Какой-либо полезной для себя информации из услышанного, я не почерпнул. Да и едва ли, меня всё это интересовало, в моём положении — искателя полит убежища и претендента на титул сэра.

В один из нерабочих вечеров я один зашёл в паб, где было поменьше народу и потише, в целях просмотра футбольного матча. В этот вечер Динамо Киев, в своём полу распроданном ослабшем составе, играли против Ливерпуля в матче Лиги Чемпионов. Матч проходил в Ливерпуле, и в Саутхэмптоне особого внимания у английских болельщиков не вызывал.

Я взял пинту пива и скромно присел за свободный стол с хорошим обзором большого настенного экрана. Дезорганизованный украинский клуб неуклюже отбивался от атак Ливерпуля, привычных играть в марте месяце. Присутствующие зрители, потребляя пиво, лениво наблюдали за малоинтересной игрой, в ожидании открытия счёта. Я с сожалением вспоминал, как интересно выступали Динамовцы в Лиге Чемпионов в 97 и 98 годах и добирались до четверти финала. В 2000 году это уже были просто козлы отпущения. Теперь, этот около футбольный клуб купи-продай, принадлежащий двум братанам иудеям, впрочем, как и некоторые облэнерго и другие хлебные куски бывшего госимущества. В том английском пабе мне очень хотелось, чтобы украинский клуб заиграл, как раньше, и показал равную интересную игру. Но укрчуда не случилось. Скоро Ливерпуль открыл счёт. Присутствующие спокойно восприняли это, как должное. Я допил пиво и ушёл бродить по улицам.

Однажды, на кухне в нашем доме я встретил афганца среднего возраста, который зашёл в гости к одному из наших соседей. Они в одной группе в колледже язык изучали. Меня представили ему, как русского, и я приготовился к претензиям за советскую оккупацию Афганистана. Но тот обрадовался мне и заговорил на хорошем русском. Оказалось, он не один год прожил в России в качестве студента и беженца. Поведал мне о потере многих родственников в Афганистане, о своей некогда небедной семье, и полной неопределенности в настоящее время. Заговорив о подработках на хлеб насущный, я неожиданно для себя, узнал, что он подрабатывает здесь, обучая любителей большому теннису. Он охотно поведал о своих спортивных успехах в прошлом, об его участии в национальной теннисной сборной Афганистана…

Я с трудом представил себе какой-либо теннис в современном Афганистане, и перешёл к конкретным вопросам о его теннисных подработках здесь. Разговорчивость собеседника как рукой сняло. Он уклончиво заговорил о многочисленных формальностях и сложностях; какие-то лицензии и прочая фигня, якобы необходимые для спарингования с любителями тенниса.

Единственно, что он конкретно сказал, так это о местонахождении спортивного комплекса с теннисными кортами, где он это делает. Это место оказалось далековато в стороне от Саутхэмптона. Затем, как-то странно для бывшего профессионального теннисиста, он прервал спортивную тему и начал жаловаться на несправедливость, творящуюся в Британской миграционной службе. Якобы он знал массу примеров, когда пришельцы из среднеазиатских пост советских республик, называя себя афганцами, успешно получали здесь полит убежище. А он — настоящая жертва из Афганистана, уже который год пребывает в подвешенном состоянии ожидания.

Выговаривалось это на приличном русском языке с легко уловимой интонацией упрёка в адрес всех русских и прочих бывших советских. Словно мне вменяли факт моего рождения в СССР. Всё это становилось утомительно неинтересно и усугубляло моё ощущение неприкаянности.

Расстались мы по-приятельски, но мне вовсе не показалось, что я встретил человека, которого мне захочется повидать вновь.

Количество и разнообразие новых людей, повстречавшихся мне в этот период, было велико, но все они были чужими и безнадёжно озабоченными своими проблемами, впрочем, как и я сам. В большинстве случаев мы говорили на разных языках и о разном. Хотя, один, случайно повстречавшийся мне индус, некогда обучавшийся в России, заявил мне, что их санскрит и русский язык имеют много общих корней. Он с благодарностью отметил хорошее техническое образование, полученное им в российском институте, которое достойно оценили в Саутхэмптонском университете. И вообще, тепло отзывался обо всём русском.

В местном университете индус занимался научно-исследовательской работой в области астронавтики, и к тому же, делал он это легально.

Пожелав мне удачной реинкарнации, он исчез в своей университетской среде. Я же, пошёл далее своей дорогой, с надеждой когда-нибудь ещё повстречаться, возможно, в следующей, более удачной жизни.

Одной ночью, моим соседом по рабочему месту оказался неказистый студент с неопределённым акцентом. Представился он, как пришелец с острова Мальта. Осваивал он в местном колледже информационные технологии. Мы легко нашли, о чём поговорить, и приятно скоротали рабочую ночь. Мы даже договорились и встретились днём в перерыве между его уроками в колледже. Он охотно провёл меня в библиотеку колледжа, показал, как туда можно пройти, не будучи студентом, и как пользоваться бесплатным Интернетом.

Столов с компьютерами там было много. Студенты, и прочие служащие колледжа, и народ со стороны заходили, пользовали компьютеры и принтеры в своих целях. Движение там наблюдалось достаточно интенсивное, сама обстановка мне пришлась вполне по душе.

Кроме этого места, работающего с 9 до 17, он подсказал мне и о городской библиотеке, где так же можно было пользовать бесплатный Интернет, хотя и с некоторыми ограничениями во времени. Мальтийский студент открыл для меня ценные дополнительные источники информации и средства связи. Доступная электронная почта на острове — это уже не бутылки с писульками брошенными в океан на авось, а стационарный мостик, соединяющий меня со всеми материками. Этакое техническое средство утешение, пока у тебя утрачена связь с космосом.

Вероятно, нет страны в Европе, телефонная связь с которой дороже, чем с Украиной. К примеру, позвонить в США, Канаду или в Австралию, которые значительно дальше, оценивается в несколько раз дешевле.

Чем это объяснить?

Каждый раз, проходя мимо памятника героям членам экипажа теплохода Титаника, я вспоминал о чудо-пассажирке с затонувшего теплохода, подобранную в сентябре 1990 года. Экипаж норвежского рыболовного траулера встретил в Северной Атлантике молодую женщину на дрейфующем айсберге, выряженную в платье по моде начала двадцатого века. Оказавшись на борту траулера, она заявила о себе, что является пассажиркой… Титаника, спасшейся в ночь крушения.

Полу-обезумевшая, исхудавшая, но по-прежнему, молодая женщина, отказывалась верить, что со дня крушения Титаника прошло более 78 лет. Она предъявляла свой сохранившийся в сумочке билет пассажирки на имя Вини Коутс, и утверждала, что крушение теплохода случилось прошлой ночью.

Морские архивы в Англии подтвердили факт таковой пассажирки. Наблюдения врачей и прочих специалистов не обнаружили никаких расхождений в её изложении подробностей. Наблюдаемая, по всем фактам, действительно была пассажиркой Титаника, но затем, оказалась на льдине и, не осознавая того, задержалась на десятилетия в неком, необъяснимом для неё и нас, временном состоянии.

Я пытался представить себя, оказавшимся в подобном временном провале-скачке. Уверенно желал себе пропустить десятилетний период своей жизни в условиях украинской незалэжности, и мечтательно подбирал себе время и место, где я хотел бы оказаться в результате прыжка во времени.

Одного ишака обязательно назови Эдуардом Шеварнадзе, а другого Леонидом Кучмой и сдавай их мужикам по самой низкой цене. А в День Независимости — бесплатно.

Круг моих новых знакомых в Саутхэмптоне расширялся. Должен признать, что по своему содержанию, эти новые человеческие отношения едва ли способствовали моей английской ассимиляции. И уж вовсе, такое окружение не приближало меня к обретению положенного мне титула. Тем ни менее, некоторые из моих случайных приятелей, были в чём-то близки мне, и по-своему, интересны. Я искренне ценил всякую полезную информацию, полученную от общения с ними. По сути, всех нас объединяла отчаянная потребность в адаптации и выживании.