Заключённых, пребывающих на карантине, было не более десяти человек. Индус снова приблизился ко мне.
— Хэлло! — вежливо приветствовал он меня.
— Хай! Как ты? — приветливо ответил я, давая понять, что я не против его компании.
Индус присел рядом на травке.
— Тебя за что? — спросил я, лишь бы что-то сказать.
— Паспорт. Бритиш паспорт. Хотеть в Америку. В аэропорту арест, суд и тюрьма, — охотно, подробно и содержательно ответил он на мой вопрос.
— Хотел улететь в Америку с поддельным британским паспортом? — уточнил я, едва веря услышанному.
— Да, — подтвердил индус, ожидая продолжения разговора о его деле.
— Какой срок тебе приговорили?
— Четыре и половина месяц, — уточнил он сказанное, показав четыре пальца.
— Девять месяцев дали!
— Нет, нет! В тюрьме — только четыре и половина, — отчаянно замахал он руками против срока в девять месяцев.
— Понял. Приговорили к девяти, но сидеть — половину, — успокоился я.
Индус смотрел на меня, ожидая продолжения дружбы.
— Сколько заплатил за паспорт? — спросил я.
— Три тысячи, — коротко ответил индус.
Я не стал комментировать цену. Мне стало жалко этого парня. Было очевидно, что это совершенно безобидный парень, работяга, ищущий своё место под солнцем. Какой-то самодовольный хмырь в парике приговорил его к лишению свободы. И отправили, едва понимающего происходящее, индуса в чужую тюрьму, где содержат реальных уголовников.
— А ты? — призывал меня новый друг к взаимной честности и дружелюбию.
— Я здесь тоже за паспорт. И мне тоже четыре с половиной. Осталось три месяца.
— Какая тюрьма был до этой? — не давал он мне покоя.
— Хайдаун в Саррэй, — ответил я, уверенный, что это название ничего ему не говорит.
— Знаю. Я тоже там был! Плохое место! Много плохих людей! — удивил меня индус.
— Просто забудь, — советовал я, и про себя признал, что здесь действительно спокойней и комфортней. И море где-то поблизости.
— Ты где жил, в Лондоне? — поинтересовался я его бытием на свободе.
— Лондон, потом — Лестер.
— Паспорт купил в Лондоне?
— Нет. В Лестере.
— Кто продал тебе паспорт?
— Индусы. Они обещали вернуть мне деньги, если паспорт плохой лететь в Америку, — наивно излагал он условия приобретения паспорта.
— Понятно.
Надзиратель подал нам сигнал об окончании прогулки. Стив стоял, задрав голову, и перекрикивался с кем-то невидимым у открытого окна на втором этаже. Я попытался понять, о чём они говорят. Это было невозможно. Они говорили каким-то особым английским, в котором, я с трудом улавливал лишь отдельные слова. Большая часть понятых мною слов были — избитые ругательства. Охранник призвал Стива заканчивать переговоры. Я вспомнил, что в предыдущей тюрьме охранники не допускали разговоров во время прогулок с заключёнными, находящимися, в камерах другого крыла.
В этот же день поп Джон посетил нашу камеру снова.
— Сергей, ты везунчик! — протянул он мне сложенный лист бумаги. — Ольга сразу же ответила нам! — сообщил он довольный, словно письмо пришло не только для меня, а и для него.
Стив наблюдал за этой сценой, как будто не узнавал капеллана. Я принял лист бумаги. Отец Джон поощрительно улыбался, ожидая моей реакции. Я был удивлён и благодарен.
— Спасибо, отец Джон! Не ожидал, что так быстро, — промямлил я, разворачивая лист.
— Хорошо, Сергей. Ты прочти, а я зайду позже, и возьму твой ответ, если ты захочешь написать, — заявил довольный отче и покинул нас.
— Ты меня постоянно удивляешь! — подал голос Стив.
— Что ты имеешь в виду? — отозвался я на его замечание, не отрываясь от письма.
— Честно сказать, мне показалась наивной твоя просьба к отче, обеспечить тебе связь с кем-то. А теперь я удивляюсь, как быстро он это сделал для тебя. Да ещё и с радостью! И призывает тебя дальше писать… You're really stupid lonely romantic spy![92]
— Yes, I am, — ответил я, продолжая вникать в полученное.
В своём письме, распечатанном для меня отцом Джоном, Ольга выражала удивление по поводу случившегося со мной, призывала не падать духом, спрашивала, что может сделать для меня, советовала дружить с отче.
Я наспех написал ей ответ. Стив наблюдал за мной и делал какие-то замечания, которые я не слышал.
Отец Джон вернулся, как обещал.
— Ну что, Сергей? — бодренько обратился он ко мне с порога.
— Я тут написал пару слов. Отправите? — протянул я ему записку.
— Конечно! Сергей, если ты не против, я, и от себя добавляю Ольге несколько слов, чтобы ей было понятно, что и как здесь происходит, — вопросительно сказал отче, принимая мою записку.
— Пожалуйста, — пожал я плечами.
Отец Джон заметил, что Стив внимательно наблюдает за нашими переговорами.
— Да, Стив, готовься, сейчас тебя переведут в другое крыло. Скоро увидишься со своими, — рассеянно обратился он к моему соседу.
— Спасибо, отец Джон, — отозвался Стив.
Отец Джон покинул нашу келью. Я, не желая обсуждать происходящее с соседом, запрыгнул на свою верхнюю полку, вставил в уши наушники и задумался о своём. Стив засуетился в сборе вещей. Вскоре камеру приоткрыл надзиратель, и Стив тут же оказался у дверей.
— Удачи тебе, мистер Бонд! — бросил он мне, и скрылся за закрытой дверью.
В номере стало просторней, спокойней и комфортней.
Я был готов отбыть здесь один, оставшиеся три месяца. Даже без телевизора и чайника.
Но один в номере, я лишь переночевал. Утром, когда я ещё спал, камеру открыли без стука, и запустили туда нового жильца. Я выругался про себя, и провалился обратно в сон. Новый сосед тоже залёг внизу и стих. Правильное решение!
Спустя пару часов, пришлось таки вставать. Из-за двери доносились звуки раздачи завтраков. На нижней полке, из-под простыни выглядывала спящая, наголо остриженная, великоватая голова незнакомца. Пока я умывался, чистил зубы, голова пробудилась и сразу же заговорила.
— Привет! — фамильярно приветствовал меня сосед.
— Привет, — ответил я.
Посреди камеры стоял низкорослый сутулый тип в трусах, с непропорционально длинными руками, чуть ли не до колен.
— Я Тони, — протянул он лапу. Пришелец ждал моего рукопожатия, рассматривая меня и улыбаясь.
Неаккуратно остриженная наголо тёмно русая голова, волосатые руки и торс, блуждающие глаза нагло рассматривали-обшаривали меня.
— Я Сергей, — пришлось пожать его руку.
В ответ, он расцвёл идиотской улыбкой. Мне стало не по себе. Минуту назад я видел себя в мутном, не стеклянном зеркале, и ничего особенного не заметил в своей внешности. Что же вызвало у него эту странную улыбку?
— Ты русский? — удивил меня обезьяноподобный Тони.
— Как ты это определил? — спросил я.
— Твоё имя, И акцент, — уверенно ответил он, продолжая улыбаться и сканировать меня своим липким, обшаривающим взглядом. Его английский тоже звучал не по-местному. Определённо, он говорил не как англичанин.
— А ты откуда? — поинтересовался я.
— Я итальянец, — довольно ответил Тони. Но я уже несколько лет живу в городе Hastings, East Sussex, — охотно рапортовал он.
У меня больше не было к нему вопросов. Я почувствовал, что его безумная улыбка и постоянно ищущий чего-то взгляд, начинают раздражать меня.
— Хорошо, что я сюда попал. Теперь у меня хороший сосед, — счастливо заявил Тони, продолжая улыбаться и смотреть мне в глаза.
— Ты сюда прямо из Хастингса? — спросил я, лишь бы что-то сказать. — Не хватало мне ещё соседа — итальянского педика-идиота, для разнообразия приключений, — подумал я.
— Нет, я здесь уже более месяца. Но я стал жаловаться на здоровье, и меня перевели в лечебное отделение. А там ужасные условия, никакого покоя!
Психиатры постоянно наблюдали меня, в любое время суток! Пичкали всякими таблетками. И еда там всегда остывшая, — начал жаловаться Тони.
Я понял, откуда у него эта улыбка счастливого идиота. Но не стал спрашивать: на что он жаловался?