Полицейские повертелись еще немного и ушли.

В томительном ожидании мы продолжали сидеть за спинкой кровати, затаив дыхание, дрожа от нервного напряжения и сжав пистолеты в вспотевших руках. И только через некоторое время сообразили, что уже можно покинуть тайник, и медленно расправили занемевшие спины.

Под окном мы сразу заметили маленькую фигурку тети Тинки. Она молча смотрела на нас своими добрыми глазами. Мне показалось, что ее плечи как-то сразу опустились. Она выглядела измученной, словно весь день таскала на себе тяжелые тюки. Она ни о чем не думала, ничего не видела и не слышала. Наверное, не смогла даже уловить и смысл тех тихих, от всей души сказанных нами слов:

— Благодарим тебя, мама!

Тысяча девятьсот сорок третий год. С каждым днем партизанское движение в Пловдивском крае разрасталось. В Среднегорье и Родопах уже создались новые отряды. Революционная волна непрерывно нарастала. Увлекшись главным образом вооруженной борьбой, окружной комитет РМС недооценил массовую работу среди городской молодежи.

Мы уходили в горы. Наступало время суровой расправы с врагом. Только за несколько месяцев в партизанские отряды вступило более ста пятидесяти молодых ребят. Из бюро комитета первыми ушли Иисус и Перван. Я остался в Пловдиве, хотя очень хотел уйти вместе с товарищами.

«Почему я должен оставаться здесь? Да неужели я самый неспособный из всех! Они в горах, безусловно, уже участвовали в нескольких сражениях. Когда же наконец и я попаду в отряд?»

Несмотря на то что я соблюдал дисциплину, мне с трудом удавалось справиться со своим желанием.

Трогательно прошел вечер, когда мы провожали в отряд Иисуса и Первана. Долго и крепко обнимали их, извинялись за недоразумения, иногда возникавшие между нами. Умоляющий взгляд Иисуса не давал мне покоя.

— Не дашь ли ты мне свой пистолет? — решился он наконец.

Иисус страстно любил оружие.

— Ну скажи, дашь мне его? — жалобно, как ребенок, просил он.

Я молчал. Мне очень нравился мой пистолет. Он никогда не давал осечки, имел простое, но очень удобное устройство. Как же расстаться с таким чудесным помощником!

— Ну ладно, возьми, — сказал я печально.

Иисус, сияя, взял пистолет, поблагодарил и сразу же начал чистить его и наводить блеск носовым платком.

— С ним не пропадешь, он будет хорошо служить тебе, ведь он работает безотказно. — Я последний раз взглянул на вороненый ствол пистолета. Мне казалось, что у меня забирают самое дорогое.

— Ну пошли, — вмешался Перван.

Я задержал их руки. Мне стало тоскливо.

— Будьте осторожны!

Мы расстались. Тяжело, когда провожаешь близких людей, к которым привык и с кем делил радость и невзгоды…

Пловдив бурлил. Почти каждую ночь то тут, то там велась перестрелка. Организаторами молодежи в то время были Иисус, Перван и я. Нашим вдохновителем был Крум — человек, давший размах нашим делам. Мы были еще юношами, он же вступил в период зрелости. Крум, Крум, память сберегла все!

В городе тогда находилось много подпольщиков. Мы проводили налеты и диверсии и не давали властям покоя. В связи с этим из ЦК РМС пришло письмо, в котором обращалось внимание на то, что нельзя недооценивать и массово-политическую работу среди молодежи, что нельзя увлекаться только задачами, связанными с вооруженной борьбой и организацией партизанских отрядов. Позже, и декабре, пришло сообщение, что в Пловдив приедет товарищ из ЦК РМС, чтобы передать нам указания и наставления. За неделю до условленного дня в город из партизанского отряда пришел Перван…

Собрались в доме бабушки Кины. Стемнело, и стало очень холодно. У печки, в которой приятно потрескивали дрова, мы с нетерпением ждали гостя. Пронизывающий ветер набрасывался на окно, словно хотел его распахнуть и отнять у нас тепло.

— Неужели именно сегодня должна состояться встреча с представителем из ЦК? — тревожился я. — Человек может замерзнуть, смотри, какой ветер.

— Если он из ЦК, то, безусловно, это бывалый человек, — успокоил меня Перван.

Наше нетерпение росло. Время шло, работник из ЦК все не появлялся.

— Должен бы уже прийти. Уж не случилось ли что-нибудь?

— Да что может случиться? — отозвался Перван. — Задержался человек где-то в пути.

— На улицах без конца устраивают проверки документов. А если его схватили?

— Вряд ли. Товарищи из ЦК — конспираторы с большим опытом.

— Хорошо бы ты был прав! — Я встал и подложил дров в печку.

Мы замолчали. В моем сознании отчетливо вырисовывался образ незнакомца — могучая фигура, строгое, сосредоточенное лицо, проницательный взгляд и низкий голос.

Вскоре в дверь постучали. Мы открыли. Вот и дорогой гость. В комнату вошла молодая стройная девушка и приветливо поздоровалась:

— Здравствуйте, товарищи, извините, я немного опоздала.

Застигнутые врасплох, смущенные, мы промолвили:

— Ничего, ничего, милости просим.

Мы почувствовали разочарование. Наши предположения о том, как будет выглядеть товарищ, которого мы ждали, совершенно отличались от действительности. Перед нами стояла нежная девушка с каштановыми волосами и прекрасными, большими глазами. Она была одета по моде, со вкусом. Мы тайком переглянулись: «Ничего себе ответственный товарищ из ЦК!»

Она, вероятно, поняла наши мысли, улыбнулась сердечно и протянула руку:

— Здравствуйте!

Мы уже прошли закалку в бою. Мне случалось вступать в ожесточенные перестрелки с полицией и солдатами, а Перван участвовал в сражении у Фердинандово. И сейчас, глядя на это хрупкое создание, мы испытывали недоумение. Наши представления о ЦК и его авторитете не совпадали с видом этой элегантной девушки. Но деваться некуда, мы подсели к печке и занялись делами. И снова нас постигло разочарование. На этот раз нас смутила маленькая записная книжка с позолотой, в которой она отмечала что-то изящной авторучкой.

«Неужели с помощью таких вот записных книжек нами будут руководить!» — недоумевали мы с Перваном.

— Ну, что у вас, товарищи? — спросила девушка и посмотрела на нас своими на редкость выразительными глазами, над которыми изгибались красивые густые брови.

— Нет, нет! — пробормотали мы виновато.

Тогда девушка заговорила сама.

— Нам нельзя ошибаться. Любая оплошность может нам дорого стоить. — Голос ее звучал уверенно, твердо и сразу же завладел нами. — Нельзя допускать, чтобы мы стали жертвами врага. Жизнь народа — наша жизнь, и ее нужно беречь — это наш долг! Ремсисты проявляют благородную инициативу, и очень важно развивать ее. Борьба ведется не только в горах, но и повсеместно. Здесь, в городе, то же самое — каждый день наполнен борьбой! — Глаза ее загорелись каким-то особенным блеском, она волновалась.

«Так вот ты какая!» — подумал я.

— Для нас наступают решительные дни, — продолжала она. — Дни, полные героизма и славы! Необходимо восстановить связи с другими районами. Вы знаете, что большая часть товарищей, отвечавших за эту работу, находится в тюрьме, а другие ушли в горы, стали партизанами. Наша задача заменить их, справиться с имеющимися трудностями и укрепить организацию. Без этого не может быть успешной борьбы. Все зависит от нашей организованности, товарищи!

Сколько силы и правды скрывалось в этих словах! Сколько воли и энергии таила в себе эта молодая девушка!

Так мы познакомились с Лиляной Димитровой — нашей Благой. Вся она излучала какое-то очарование, которое нас привлекало, покоряло, пленяло. Милый товарищ из ЦК!

Поздно ночью к нам зашла бабушка Кина:

— На сегодня хватит, не видите разве, который час? Перекусите на скорую руку и ложитесь спать!

— О, какой у вас строгий командир! — пошутила Лиляна.

Убрав со стола, бабушка Кина сказала, что будет спать у печки, а мы втроем — в другой комнате.

— Если кто-нибудь придет, я открою, — объяснила она. — А вам не нужно выходить.

Войти в дом можно было только через кухню, бабушка Кина считала, что должна находиться там, на своем посту.