Остряк и балагур, Слави все время шутил и сам захлебывался от смеха. Вдали все явственнее вырисовывались горы. Наше волнение возрастало. Булыжные бульвары Пловдива остались где-то позади. А как меня встретит Штокман? Ох уж этот Важаров! Удастся ли нам справиться с ним?

Я молчал. Йонко, крепко сжимая в руках пистолет, был готов к любой неожиданности.

— Стой! — вдруг прикрикнул дядя Кольо на коня. — Приехали, товарищи. Это и есть западная околица села Чоба.

Мы попрощались с нашим возницей, подтянули рюкзаки, в которые тетя Данка заботливо уложила хлеб, брынзу и мармелад, и скрылись в чобенских кукурузных полях. На исходе ночи время от времени слышался лай собак. Село спало, укрытое тьмой, а на востоке уже показались первые предвестники зари и явственно вырисовывались вершины Среднегорья.

— Послушай, Слави, мы не успеем дойти, — сказал я. — Вот уже светает, и нам лучше днем не пускаться в дорогу. Села полны полицейскими и жандармами. Лучше днем переждать где-нибудь поблизости. Да и встреча назначена только на завтрашний вечер у Девичьего источника. Зачем же нам рисковать?

Мы расположились под развесистой грушей, которая росла посреди большого кукурузного поля.

Йонко взобрался на грушу, чтобы осмотреть окрестности, и подтвердил, что мы удачно выбрали место: с дерева хорошо просматриваются все дороги до самого села Брезово.

Мы даже не заметили, как взошло солнце. Наступил день. Только мы развязали рюкзаки и Слави, всегда отличавшийся знатным аппетитом, успел намазать кусок хлеба маслом, как неподалеку от нас послышался какой-то шум. Нам показалось, что в кукурузу забралась скотина. Мы схватились за оружие. Откуда ни возьмись на меже показался хилый мужчина, который вел за собой двух тощих коров. Увидев направленные на него винтовки, человек оцепенел и выпустил из рук веревку. Коровы набросились на кукурузу.

— Не бойся! — крикнул Слави. — Иди сюда! Ты кто такой и что ищешь в чужой кукурузе?

А человек даже слова вымолвить не мог. Он смотрел на нас вытаращив глаза и никак не мог решить, что же ему делать.

Я узнал его. Это был дядя Аврам из нашего села, который с трудом содержал свою семью продажей молока.

Йонко вскочил, схватил веревку и приказал:

— Привяжи коров вот здесь, наломай початков сколько хочешь и присаживайся к нам поесть.

С величайшей осторожностью, все время пытаясь поймать наш взгляд, Аврам опустился на одно колено, готовый в любой момент броситься бежать. Он заметно побледнел, и глаза его то и дело блуждали по сторонам.

— Да ты не бойся, ешь. У нас и на тебя хватит!

Аврам успокоился и не заставил себя долго уговаривать. Он наелся так, как едва ли когда-нибудь наедался дома даже на рождество или на пасху. Мы расспросили его о селе, о видах на урожай в этом году, но эти вопросы его не занимали — ему принадлежал такой небольшой клочок земли, что он на доходы с него не рассчитывал.

— По правде говоря, я тоже против фашистов, — наконец заговорил Аврам. — Я совершенно уверен, что скоро им придет конец. Вот намедни и дочка Стоянка говорила, что братушки уже близко. Да и в селе поговаривают, что горы полны партизан. Только из одного нашего села ушла уйма ребят в партизаны: Койчо, Ботьо, Генко. А раз такие хлопцы взялись за дело, значит, все будет в полном порядке.

И вдруг Аврам уставился на меня:

— А вы, ребята, откуда сами-то будете? Да как вы не заблудились в наших краях?

И он снова повернулся ко мне, осмотрел меня с головы до ног и воскликнул:

— Генко, да неужто это ты?!

Я решил сделать вид, что не узнаю его.

— Какой еще Генко?

— Послушай, да разве ты не Генко, сын Стойко? Да это же ты! Узнал я тебя. Это ты. На отца похож, на Стойко. Да ты, Генко, оказывается, жив. А знаешь ли, что перед зданием сельской общины висит объявление? Обещают деньги тому, кто тебя поймает. А кто-то даже рассказывал, что тебя убили где-то около Марицы.

Я взглядом спросил товарищей, что же мне делать. Слави понял меня, кивнул мне головой, и я решил больше не морочить голову своему земляку.

— Да так бы и сказали, что вы наши ребята, — осмелел Аврам. — Ох эти фашисты, гады… Целыми днями пьянствуют. Корчма Йоновцев битком набита жандармами, да и корчма твоего дяди тоже. Все выслеживают, как шакалы, мерзавцы… Все ждут, чтобы кто-нибудь донес о появлении партизан, но у них ничего не выйдет. Дядька Аврам не таковский. Он знает, какому богу молиться.

Мы долго разговаривали с Аврамом. На прощание еще раз хорошенько его накормили. При расставании я строго ему наказал:

— Послушай, дядя Аврам, наше дело такое: сегодня мы здесь, а завтра нас даже и днем с огнем не сыщешь. Так что ты хорошенько прикинь: если проговоришься кому-нибудь о встрече с нами, так и знай — это тебе не пройдет даром. Ни звука, понял?

— Ни звука! — поклялся Аврам. — Пусть мне ворон глаза выклюет, если я кому-нибудь хоть словечко скажу.

Мы пришли к Девичьему источнику уже за полночь. Тишина окутала горы, только из соседних сел время от времени доносилось пение петухов. На востоке занималась заря.

В условленном месте нас ждали Штокман и Морозов в сопровождении нескольких партизан. Нам с ними предстояло проделать большую работу.

Мы дружелюбно поздоровались и отправились дальше.

Если с Морозовым мы были знакомы давно, то со Штокманом встретились впервые, и поэтому он вызывал во мне немалый интерес. Этот человек как-то сразу стал мне очень симпатичен. Я с первого взгляда понял, что передо мною сын гор. Его глаза светились искренностью и теплотой. Мы двигались по тропинке. Штокман положил правую руку на мое плечо и проговорил:

— Так, значит, ты и есть Генко из Брезово? Много слышал о тебе, и мне очень хотелось, чтобы ты воевал вместе с нами. У нас здесь много неразберихи, но мы это утрясем.

Мы остановились. Предстояло пересечь большую поляну. Двое партизан из охранения предупредили, что надо соблюдать осторожность.

Штокман спросил:

— Ты выбрал себе псевдоним? Ни к чему, чтобы все знали твое настоящее имя.

— Нет, еще не выбрал.

— А ты читал книгу «Энергия» Федора Гладкова? Убедился, с какой силой и энтузиазмом советские люди строят коммунизм? Нам еще до этого далеко, но и мы пойдем по их пути после победы. Ну а если погибнем, то другие вместо нас доведут дело до конца. Взгляни на горы. Умереть в этих горах за такой народ, как наш, — это же великое дело!

Штокман словно предчувствовал свою гибель.

— Мы будем тебя называть Ватагин!

— Друзья, Морозов, Слави, это товарищ Ватагин. Отныне он будет носить это имя, чтобы оно напоминало нам о великом строительстве социализма в Советском Союзе.

Я с радостью согласился носить это новое имя. Ведь моим крестным стал Штокман! Я поблагодарил его и шутливо заметил:

— Значит, раз ты стал моим крестным, то мы уже не только товарищи, но и родственники.

Штокман рассмеялся и по-отцовски похлопал меня по плечу.

Нам предстояло еще добраться до лагеря. Двигаясь через лес, мы внимательно осматривались по сторонам. Погода стояла теплая и приятная. Дошли до местности Каваклийка. Оттуда хорошо просматривалась вся долина до самого села Голям-Дол.

— Вон та, самая близкая деревня — мое родное село Чехларе, — сказал Штокман. — Ты бывал когда-нибудь в нем?

Я утвердительно кивнул.

— Нищая деревушка, — продолжал Штокман. — Нет плодородной земли — нет и заработков, но люди у нас хорошие. Есть несколько негодяев, но они не в счет… Там, на том конце деревни, наш дом.

Сказав это, он долго всматривался в ту сторону, и я заметил, что его глаза увлажнились. Потом он рассказал мне отдельные эпизоды из своей жизни в Софии.

— В наших судьбах есть что-то общее. Мы с тобой и не крестьяне, и не горожане. Но какое это имеет значение? Сейчас важно уметь объединить людей и действовать. Действовать — это главное.

Как прав оказался Штокман!

Долгими ночами и погожими днями под зеленым шатром Буковой могилы не стихали горячие споры о боевых действиях бригады имени Христо Ботева. Наиболее горячо и страстно выражала свое недовольство и критиковала руководство бригады группа, возглавляемая Важаровым. Важаров был одним из основателей партизанского движения в Среднегорье. Он, имея хорошую теоретическую подготовку, большой житейский и партийный опыт, никак не мог стерпеть «обиду» и примириться с тем, что его не назначили командиром одной из бригад. В своем стремлении быть одним из руководителей партизанского движения в Среднегорье Важаров унизился до мелочности.