…Во времена многовекового и мрачного турецкого рабства в долине, где сейчас расположен город, скрывался отряд Калофера. Калофер — смелый и дерзкий воевода — не давал спуску туркам-душегубам. Много лет в этом краю не смел появиться ни один турок. Бесплодными оказались все попытки поработителей уничтожить отряд. Сами условия местности помогали отряду удерживать этот край как настоящую крепость. Турки пытались подкупить отважного болгарского воеводу, но все их попытки оказались напрасными. Слухи о нем дошли до султана. Задумался турецкий султан и в конце концов издал грамоту, в которой предоставлял воеводе Калоферу и его людям свободу и разрешал поселиться в этом краю. Однажды воевода собрал своих молодцов и повел их в Сопот, славившийся своими красивыми девушками. Отряд Калофера появился в Сопоте как раз в праздник, когда на площади водили хоровод. Калофер приказал каждому из своих молодцов выбрать себе девушку и увезти ее на своем коне. Так воевода Калофер основал город Калофер…

Внезапно тишину нарушили автоматные очереди. Через мгновение я оказался на земле и почувствовал, как трава нежно гладит мое лицо.

«Засада!» — решил я и стал внимательно осматриваться вокруг. Но так никого и не увидел. «А куда же девались товарищи? Кругом — ни души!» Стрельба не прекращалась, и я никак не мог понять, откуда ведут огонь. Я отполз на несколько метров в сторону, снова осмотрелся вокруг, но так и не обнаружил никого из своих. Пули свистели совсем рядом, а слева от меня вспыхивали смертоносные язычки пламени. Я открыл огонь в этом направлении, но так и не понял: в цель ли я стреляю? Перестрелка настолько усилилась, что я уже не слышал знакомого звука очередей моего автомата, а только чувствовал, как он дрожит, когда я нажимаю на спусковой крючок. Пришлось постоянно менять позицию, переползая с места на место по-пластунски, и мне казалось, что земля вокруг меня превратилась уже в решето. Несколько раз я громко позвал Любчо и Трилетова, но тщетно, никто не отозвался. Сама мысль, что я остался один, не давала покоя. Все же совсем другое дело, когда в подобные моменты чувствуешь рядом с собой плечо товарища. Я снова вставил обойму в автомат и отполз к высокому кусту терновника. Вдруг совсем рядом взорвалась граната, и меня ослепило. Сильный взрыв оглушил, в глазах потемнело. Когда я пришел в себя, то в ушах гудело, а тело стало каким-то чужим и непослушным, не подчиняющимся моей воле. Я ощупал себя и уверился, что следов крови нет. Решил отступить. Осторожно отполз немного назад и скатился вниз по склону. Стрельба внезапно стихла. Наступила напряженная тишина. Только я начал обдумывать, что же мне предпринять, как справа от себя услышал голоса. Оттуда раздалась автоматная очередь. Уж не Любчо ли стрелял?

— «Остров»! «Остров»! — произнес я вполголоса.

Автомат продолжал строчить. Наверно, это не Любчо.

— «Остров», ты слышишь меня? — крикнул я громче.

Ответа не последовало.

— Послушай, «Остров», я — Белов, слышишь, Белов! — назвал я свой псевдоним. И в ответ послышался незнакомый и полный ненависти голос:

— Какой еще Белов?

— Вот такой Белов! — крикнул я и выпустил в его сторону очередь из автомата. Потом, пригнувшись к земле, спустился вниз, полагая, что враг не успел еще замкнуть кольцо блокады вокруг всего Старчовеца и, значит, путь, по которому мы пришли сюда, остался свободным. И в самом деле вскоре я оказался в безопасности, но обнаружить следов моих товарищей нигде не мог. Пройдя почти с километр, я так и не уверился в том, что возвращаюсь по той же дороге. Шел и думал: «Если не найду своих друзей, то придется подыскивать надежное убежище на весь день».

Никого из жителей этого края я не знал. И мне оставалось рассчитывать только на себя. Продолжив свой путь, я пересек небольшой овраг и очутился в чьем-то винограднике. Посредине стоял небольшой дом. Внимательно прислушиваясь, я подошел к нему. До меня донесся какой-то шум. Это пережевывал корм конь или мул. Значит, здесь есть люди. Хозяева, должно быть, заночевали тут, а возможно, уже встали, несмотря на столь ранний час. Постучал в дверь.

— Кто там? — тихо отозвался чей-то мужской голос.

Мне не хотелось рисковать, и я поэтому решил не входить в дом.

— Выйди! — попросил я. — Хочу кое о чем тебя спросить.

Из дома вышел мужчина средних лет, внимательно оглядел меня и, убедившись в том, что я не полицейский, распахнул дверь и пригласил войти:

— Заходи в дом, товарищ, не бойся, я — Петко из Калофера. А ты не из группы ли, которая нарвалась на засаду? Ты один? Нет ли убитых среди вас?

— Ничего не знаю, Петко, — ответил я. — Остался один, меня чуть не схватили. А ты не видел кого-нибудь из наших?

— Ко мне со вчерашнего дня никто не заходил, но полчаса тому назад через виноградник прошли несколько человек. Они очень торопились. Я выходил стреножить мула и не сумел рассмотреть, кто они такие.

— А ты не можешь показать, в каком направлении они пошли?

— Конечно могу. — Он встал и вывел меня на крыльцо. — Вот здесь они прошли вниз и свернули вдоль ограды соседнего виноградника.

Сердечно поблагодарив доброго Петко, впоследствии ставшего нашим верным помощником, я заторопился в том же направлении. Какова же была моя радость, когда в двухстах — трехстах метрах от дома на пароль мне наконец-то ответили. И не успел я прийти в себя, как из темноты ко мне бросился Любчо, крепко обнял меня и сказал:

— Мы все о тебе думали, товарищ Белов. Как же получилось, что ты отстал от нас? Мы как раз обсуждали: искать ли тебя или подождать? Да как же ты нас нашел?

— Ну, вас-то я всегда разыщу, — рассмеялся я радостно.

— Цел ли ты? — обнял меня и Трилетов.

— Абсолютно. Мы еще повоюем, браток! Настоящая партизанская душа так легко не сдается.

Мне стало легко на сердце и так хорошо, как стало бы любому, кто снова нашел своих товарищей, встретиться с которыми уже не надеялся.

Брезовский отряд разбил свой лагерь под Бакаджиком, у прозрачного горного потока. В сущности, это был уже не лагерь, а лесной поселок. Среди буков виднелось около ста землянок. Партизаны устраивались в них по двое, по трое. Каждый вкладывал в устройство временного жилища что-то свое. Здесь, в этом отряде, оказалось трудно выделить старых партизан и новичков. Все они вместе выдержали одну из самых серьезных блокад, предпринятых врагом, и теперь их связывала настоящая боевая дружба. В отряде установился необыкновенно высокий боевой дух.

Самым веселым человеком в отряде слыл Харитон, очень изменившийся за последнее время. Ветер и солнце так над ним поработали, что от его нежного цвета лица не осталось и следа. Волосы и брови сильно выгорели и стали совсем светлыми. Он показался мне еще более гибким и подвижным, чем прежде.

Мы с Боцманом полулежали на земле, прислонившись спиной друг к другу, и внимательно слушали Харитона, призывавшего к активным боевым действиям.

— Наш отряд существует уже два года, но мы не сделали всего того, что могли бы сделать. Возможно, условия нам помешали — так думают и говорят некоторые. Мы обязаны переменить свою тактику и активизировать боевую работу.

Именно для этого вместе со Слави Чакыровым мы и пришли в отряд — поговорить с людьми, которые уже ясно поняли, что больше так продолжаться не может. Нужно переходить к наступательным действиям.

До чего же хорошо, что рядом Боцман! А тот, словно отец среди родных сыновей, с огромным удовлетворением слушал Харитона и то и дело подталкивал меня:

— Ведь именно так, не правда ли, браток?

— Блокада нас не запугала! — продолжал Харитон.

Приближалась зима, причем отнюдь не первая из проведенных брезовцами в горах. Но теперь нас стало много. Перед нами возник вопрос: где же перезимовать?

Вдруг раздался чей-то голос:

— Царь умер! Товарищи-и-и, где вы?

Партизанский лагерь расшумелся, как потревоженный пчелиный улей. Следом за часовым к нам приближался какой-то человек. На спине он нес мешок, а в руках держал посох. Немного сгорбленный, он ступал тяжело и все время опирался на него.