Михаил взял дракончика на руки, отнёс в машину и положил рядом с Фросей. Маруся тут же принялась выхаживать дракончика. Михаил вёл машину с особой аккуратностью, избегая кочек и рытвин, да как же их в поле избежишь? Пройдоха иногда подпрыгивал, и в Пройдохе подпрыгивали пассажиры, но вскоре они выехали на ровную дорогу и помчались к Горному Змею. Бедный старый дракон, наверное, с ума сходит от волнения за племянника.

Добрыныч уснул, и уснула Фрося. На дедаархиповых фуфайках засыпать легко. А Егорка не спал, он думал: "Неужели всего один день прошёл? Только вчера они прилетели на Кулундинское, а уже столько всего произошло. Надо же, один день... "

А Михаил с Марусей молчали и им было хорошо без слов. Это важно, когда без слов хорошо!

А когда Добрыныч проснулся, он выглядел уже намного ярче и бодрее. Оранжево-зелёные чешуйки снова блестели, и блестели его глаза, похожие на драгоценные камни.

- Уплыли? - первым делом спросил он.

Егорка кивнул.

Дракончик бесцеремонно растолкал Фросю и, разбудив, заявил: - Славно поёшь! Я тоже так хочу! Возьмёт меня в хор твоя Инесса Валентиновна?

"Выздоровел!" - обрадовался Егорка.

Но Добрыныч был ещё очень слаб. Михаил отнёс дракончика к Горному Змею и положил рядышком. Дядька и племянник, хворый да недужный, смотреть жалко. Маруся ухаживала за ними, а Фрося ей помогала. Раны Добрынычу промывать, бинты подавать, мазь накладывать, да больных подбадривать. А Михаил с Егоркой развёли костёр поблизости. Вечереет уже, а драконы как змеи, тепло любят.

А где костёр - там и еда. А где еда - там и беседа.

Маруся всю скатерть редкодубравными да славгородскими вкусностями уставила, ложку некуда положить. Вот они ложки и не клали, они ими работали, место на скатерти освобождали. От приключений всегда аппетит разыгрывается, а сегодня у них было столько приключений и путешествий, что они от этих приключений совсем оголодали. Хорошо, что у Маруси сумка-холодильник всегда с собой. Она её как аптечку, из багажника не убирает. А что вы смеётесь, Добрыныч так и называет её - спасательная сумка. От голода спасает потому что.

Сидят, едят, да нахваливают. А когда они из голодных-преголодных в довольных-предовольных превратились, беседа потекла мягко, как мёд степной.

А о чём беседовали-то?

Да о драконах, о чём же ещё? О драконах да о динозаврах.

Егорка заметил, что Фрося грустит, и догадался, что она тоскует о динозаврике. Егорке тоже было жалко расстаться с Жемчужинкой, но ведь ей надо расти с мамой. Он поделился своими мыслями с Горным Змеем и тот пообещал: - Не тужи! Её мамаша обещалась через год с Жемчужинкой приплыть нас навестить.

Тут он посмотрел на племянника и добавил: - Токмо я не понял, чавой-то она нашу Жемчужинку всё какой-то Жозефиной называла?

Змей Добрыныч покраснел и стал оправдываться: - Дядька, Жозефина - что за имя? Чужое, непонятное. А Жемчужинка - ласковое, буквы так и перекатываются, когда произносишь.

- То верно, - согласился Горный Змей, - имя ты ей пригожее дал. Водному Змею очень понравилось! Токмо всё одно не дело переименовывать как тебе в голову взбрело.

Егорка с Фросей обсуждали, что больше подходит: Жозефине имя Жемчужинка или Жемчужинке - Жозефина, и решили, что оба имени хорошие, а они будут Жозефину по привычке Жемчужинкой звать. А в следующем году она с мамой приплывёт, они и спросят, какое имя ей самой больше нравится. Как Жозефине-Жемчужинке нравится, так и будут называть. Хотя... Переводить-то им будем Змей Добрыныч, сами они драконье-динозаврового языка не знают. А как уж он переведёт, кто знает?

От известия, что через год снова увидят динозаврика, все воспряли. Привязались они к этой синей длинношеей мультяшной мордочке, да и как к ней не привязаться? Егорку перестала мучить неприятная мысль о том, что он не показал такое невероятное существо родителям. Вот через год познакомит динозавров с мамой и папой и с бабушкой-профессором. А может и с бабушкой Прасковьюшкой и дедом Архипом, но те вряд ли через весь край поедут, у них сад, огород, они от своих грядок не любят отрываться.

Солнце покрасило небо закатом и нырнуло в озеро, а они всё сидят, беседуют. Хорошо сидеть вечером у Кулундинского, пить чай, разговаривать с друзьями! Очень Егорка эти разговоры любил! Он старался обо всём расспросить, ничего не забыть. Миллион миллионов вопросов у него. Обо всём и обо всех. Спрашивает, вопросы задаёт и чем больше узнаёт, тем больше узнать хочется.

- А Добрыня, - спрашивает Егорка у Горного Змея, - он правда существует?

- А чаво ж ему не быть? - удивляется Горный Змей.

- А где он? - не унимается Егорка.

- Да где ж ему быть? Дома. Да ты, коли такой любознательный, слётай до него, да сам и расспроси.

- А можно?! С Михаилом? А Фрося с Марусей?

Вопросов у Егорки всегда хватает.

- А вы как лететь желаете - на этой вашей железяке или, может, на драконе? - Горный Змей спрашивает.

Михаил с Егоркой переглянулись, и хором ответили: - Спрашиваешь!

А Маруся с Фросей ничего не сказали, но именно это их молчание Горному Змею очень понравилось. Старый дракон обернулся к ним и спросил: - Скромные, значится? Это хорошо. Это правильно.

И, довольный, пояснил: - Они к Добрыне полетят, а вы, красавицы, к Настасье Микуличне.

И добавил: - Мазь-то твоя меня вылечила, ишо часок-другой и летать смогу. Покататься на драконе хотите?

Но Фрося с Марусей отказались.

- Зачем без дела вас утруждать? Вот к Добрыне полетим, тогда и покатаемся.

Горный Змей хмыкнул: - Тоже верно. Но видно было, что он после этих слов Марусю ещё больше зауважал.

А Добрыныч молчал-молчал, а потом тихо спросил: - Дядька, а когда мы к Добрыне полетим?

- Ты сперва окрепни после сегодняшнего-то. С такими ранами далеко не улетишь.

- А потом полетим?

- Выздоровеешь и полетим.

Все три головы Добрыныча расплылись в улыбках, а Левая не смогла сдержаться: - К Добрыне прилетим, и я наконец-то у него про подвиги узнаю.

- А чаво тебе про них знать надобно? - хитро прищурился Горный Змей.

- Как чаво, дядька! Мне ж надобно подвиги совершить, чтобы я летать мог, аль ты забыл? Вот я у Добрынюшки и узнаю, чаво такое подвиг, и где его взять, и как его совершать.

- Дак ты ж ужо совершил вроде?

- Когда? - удивился дракончик.

- Да сегодня, - ответил Горный Змей. - Ты Жемчужинку к маме на Яровое озеро отнёс. У тебя и силёнок-то маловато, и устамши был, а отнёс ведь!

- Да какой же это подвиг, маленькой помочь? - возмутился Змей Добрыныч. - Подвиги - это когда бац, дыщ, Михаил с мечом, и мы всех победили! А сегодня - это самое обычное дело.

- А подвиги чаще всего и есть самые обычные дела. Токмо ты их не для себя делаешь.

Дракончик посмотрел на Егорку, мол, Егорий, как же так, это был подвиг, а я и не заметил.

- Так оно обычно и бывает, - со знанием дела пробасил Горный Змей. И повернулся к Михаилу с Марусей: - Как стемнеет, вы езжайте туда, где племяш под кустом сидел. Где капелька драконьей крови капнула, там непременно ночью цветок зацветёт и всё своим светом озарит. Вы его сорвите и с собой заберите.

- А если много цветов расцветёт? - уточнил Михаил.

- Все забрать надобно. И рукавицы надень, а о руки обожжёшь. А за малыми я пригляжу.

Когда Михаил с Марусей уехали, старый дракон уложил детей спать. И дракончика. У драконов, оказывается, режим дня есть и отбой вовремя.

Егорка лежал, смотрел на небо и удивлялся. Неужели всего один день прошёл? Только вчера они прилетели на Кулундинское, а уже столько всего произошло. Надо же, один день... Но какой! С драконами всегда так, каждый день приключение. "Да и без драконов, - подумал Егорка. - Каждый день приключение. В лагере разве не приключение каждый день? А дома? А в школе? Везде приключения. Только надо уметь их замечать. Вот Фрося заметила динозаврика. А я заметил... я заметил..." Тут Егорка, сам этого не ожидая, не когда-нибудь потом, когда вырастет, а прямо сейчас, сделал самое настоящее научное открытие. Он вдруг всё понял про ту "обычную" жизнь, о которой так часто говорят взрослые, подразумевая, что обычная - значит неинтересная. "Нет никакой обычной жизни! Есть люди, которые замечают приключения и участвуют в них. А другие люди никаких приключений не замечают, даже если они происходят у них под прямо носом. И без приключений им, конечно, скучно. Но жизнь - она одинаковая для всех: и для тех, кто видит приключения, и для тех, кто нет. И дело-то совсем не в жизни. А в том, как ты к ней относишься. Замечаешь ты приключения или нет. Вот и весь секрет." Звёзды согласно закивали, подтверждая Егоркин вывод: "Нет никакой скучной жизни. Не бывает ничего обычного. Всё в этом мире необыкновенно! Поверь, нам сверху это лучше видно." А потом звёзды закружились в хороводе и спели ему колыбельную.