Прикалываю к волосам хризантему Дни шли. Она росла в большом сосуде, Что у ограды нашего жилья. Сорвав ее, я в зеркало взглянула: Красиво! Уж и вправду ль это я? Чанъаньский княжич сей цветок увидит И обомлеет, позабыв про сан, Пэнцзэ правитель [277], господин почтенный, Потянется к вину и будет пьян! На волосах роса трех троп садовых, А на висках — приятный холодок, Когда б цветком украсили дерюгу, Дерюга стала б как осенний шелк. Пусть от меня отводит взгляд прохожий, Высоких чувств не принижая зря, А лучше скромно хлопает в ладоши, — И будет рад, о ней не говоря. Гостья из-под банана Тень хризантемы Осень собирает, умножает Клад своих немеркнущих красот, К трем тропам тайком я пробираюсь, Чтоб не слышно было, кто идет… От окна мерцающий светильник То как будто близок, то далек, За ограду лунный свет пробился, Яшмой звякнул на вратах замок… Мерзнет он, цветок мой ароматный, Но, однако, духом крепок он, Жизнестоек, если выпал иней, И непостижим, впадая в сон. Драгоценность ночью ароматна, О, не мни ее и не топчи, Только кто очам хмельным поможет Различить всю красоту в ночи? Подруга Утренней зари Сон о хризантеме В разгаре осени хмельна по эту сторону ограды И, как у осени, чиста моя душа и холодна, Луна и облако плывут, не отрываясь друг от друга, И одинаково светлы то облако и та луна. Пред сном Чжуан-цзы, в коем он кружился бабочкою пестрой, [278]Я не предамся слепоте, хоть и на небо вознесусь. Но, думой в прошлое уйдя, ищу и ныне Тао Цяня, И полагаю: он со мной вошел бы в искренний союз, Я в сон едва лишь погружусь — и снова, снова устремляюсь К тем вольным гусям в небесах, которых в край иной влечет, И вздрогну вдруг, придя в себя, — и вновь доносится до слуха: Стрекочет в тишине ночной неумолкающий сверчок. Вот сон развеян… А без грез в душе моей опять досада, И груз тяжелых тайных дум — их высказать бы, да кому? …Трава зачахла, и мороз над нашим садом стелет дымку, И нет границ разливам чувств, привычных сердцу моему! Фея реки Сяосян Увядшая хризантема Роса застыла, превратившись в иней, Обвисли стебли, стройные дотоле, При Малом снеге проводы устроим, Прощальный пир, обильное застолье! И золото со временем тускнеет, — Но все ж благоухаешь ты покуда… Увы, на стеблях не хватает листьев, Рассеял ветер гроздья изумруда… Пал свет луны на половину ложа, Пронзительно опять сверчок стрекочет, На десять тысяч ли — мороз и тучи, А караван гусей спешить не хочет. Ну, что же, осень? До свиданья, осень! Прощаемся до будущего года! Пока же разомкнем рукопожатье, — Грустить не будем даже в непогоду! Гостья из-под банана Слушая стихи, все дружно выражали свое восхищение и обменивались мнениями. Ли Вань сказала: — Позвольте мне рассудить по справедливости. Каждое стихотворение по-своему хорошо. Но первое место я присуждаю стихотворению «Воспеваю хризантему», второе — «Вопрошаю хризантему», третье — «Сон о хризантеме». Темы для стихов были не традиционные, и лучше всех с ними справилась Фея реки Сяосян — ее стихотворение отличается новизной и свежестью мысли. Остальные стихи можно расположить в следующем порядке: «Прикалываю к волосам хризантему», «Любуюсь хризантемой», «Застолье с хризантемами» и, наконец, «Вспоминаю хризантему». — Правильно, верно! — воскликнул Баоюй, захлопав в ладоши. — Совершенно справедливо! — Но в моих стихах недостает изящества, — возразила Дайюй. — Все равно они хороши, — заметила Ли Вань, — без нагромождений и шероховатостей. — А по-моему, стихотворение, в котором есть строка «Припомнилась мне та прогулка в вечерний, предзакатный час», — самое хорошее, — настаивала Дайюй. — Эта строка своего рода фон всей картины. Прекрасны также строки: «Мне не до книг, я их отброшу — лишь суета мирская в них. Я вижу только эти ветки со всей осенней их красой». В них все сказано о хризантеме на столе. Автор мысленно возвращается к тому времени, когда хризантема еще не была сорвана. В этом заключен глубокий смысл! — А строка из твоего стихотворения «А потом, аромат своих слов не тая, я послушать луну попрошу» — выше всякой похвалы! — воскликнула Ли Вань. — Да, на сей раз Царевна Душистых трав проиграла, — заметила Таньчунь. — Такие строки, как «За оградою пусто, старый сад наш дряхлеет…» и «А мечта, как и прежде, неизменна, светла», звучат красиво, но никаких чувств не вызывают. — А у тебя строки «На волосах роса трех троп садовых, а на висках — приятный холодок» и «Когда б цветком украсили дерюгу, дерюга стала б как осенний шелк» тоже не раскрывают темы «Прикалываю к волосам хризантему», — улыбнулась Баочай. — «Скажи, — я услышала, — кто затаенно, сей мир презирая, растет?» и «Кто, как и другие цветы, раскрываясь, все медлит, все ищет и ждет?» — добавила Сянъюнь, — это вопросы, на которые можно не отвечать, так как все ясно без слов. вернуться Пэнцзэ правитель. — Имеется в виду поэт Тао Юаньмин, имевший при жизни такое звание. Имя Тао Юаньмина, по традиции, упоминалось поэтами других поколений, обращавшимися в стихах к образу хризантемы. вернуться Пред сном Чжуан-цзы, в коем он кружился бабочкою пестрой… — Во 2-й главе «Чжуан-цзы» (IV—III в. до н.э.) есть такие строки: «Однажды Чжуан-чжоу (т.е. Чжуан-цзы) приснилось, будто он бабочка: он беззаботно порхал, ликовал от восторга и не знал, что он — Чжоу. А когда вдруг проснулся, то даже удивился, что он — Чжоу. И не знал уже: Чжоу ли снилось, будто он бабочка, или же бабочке снится, будто она Чжоу. Но ведь между Чжоу и бабочкой, несомненно, есть разница. Значит, то было превращение». |
