— Вы хотите сказать, что удача делает князем, а неудача — разбойником? — спросил Лэн Цзысин.
— Совершенно верно, — отвечал Цзя Юйцунь. — Вы ведь не знаете, что после того, как меня уволили от должности, целых два года я странствовал по разным провинциям и каких только детей не видел! Но в общем все они делятся на две категории, я вам о них говорил. К одной из них и относится мальчик, рожденный с яшмой во рту. Кстати, знаком ли вам господин Чжэнь из Цзиньлиня, начальник провинциальной палаты Благотворительности?
— Еще бы! — воскликнул Лэн Цзысин. — Ведь семья Чжэнь состоит в близком родстве с семьей Цзя и тесно с нею связана. Мне и то не раз приходилось иметь с ними дело.
Цзя Юйцунь улыбнулся и продолжал:
— Так вот, в прошлом году в Цзиньлине меня рекомендовали учителем в семью Чжэнь. Богатство и знатность не мешают ей придерживаться весьма строгих нравов, и более подходящего места я не смог бы найти. Хотя заниматься с мальчиком, еще не знающим грамоты, гораздо труднее, нежели со взрослым, выдержавшим экзамены. Меня всегда забавляло, когда он говорил: «Если бы вместе со мной занимались девочки, я лучше запоминал бы иероглифы и понимал ваши объяснения, а то ведь останусь на всю жизнь глупым и неученым». Сопровождавших его слуг он поучал: «Слово „девочка“ — самое чистое и святое. Перед девочками я благоговею больше, чем перед сказочными животными и редкостными птицами, чудесными цветами и необыкновенными травами. И вам, сквернословам, запрещаю произносить это слово без надобности. Запомните! А появится надобность, прежде чем произнести, прополощите рот чистой водой или ароматным чаем! Дерзнувшему нарушить мой приказ я выбью зубы и выколю глаза!» Он был жесток и бесчеловечен до предела, но стоило ему, вернувшись с занятий, увидеть девочек, как он преображался, становился ласковым и покорным, остроумным, изящным. Отец его наказывал, бил палкой — ничего не помогало. Когда становилось особенно больно, мальчик громко кричал: «сестрицы», «сестрички». Девочки над ним насмехались: «Ну что ты зовешь нас? Думаешь, мы вступимся за тебя? Постыдился бы». — «А мне от этого легче становится, — отвечал мальчик. — Слово „сестрички“ — мое тайное средство от боли». Ну не забавно ли? Бабушка после каждого наказания ругала сына, да и мне доставалось. В общем, пришлось отказаться от места. Такие дети не дорожат наследием предков, не слушаются ни учителей, ни друзей. А сестры у этого мальчика замечательные, редко встретишь таких!
— В семье Цзя тоже три девушки, — заметил Лэн Цзысин. — Юаньчунь, старшую дочь господина Цзя Чжэна, за мудрость и благочестие, добродетели и таланты взяли в императорский дворец. Еще есть Инчунь — дочь господина Цзя Шэ и его наложницы, Таньчунь — дочь господина Цзя Чжэна и его наложницы, а четвертая девушка, Сичунь, родная сестра господина Цзя Чжэна из дворца Нинго. Старая госпожа Цзя души в них не чает, внучки живут и учатся у нее в доме, все их хвалят.
— Весьма любопытно, что в семье Чжэнь, в отличие от других семей, принято называть девочек так же, как и мальчиков, пышными именами, — продолжал Цзя Юйцунь. — Например, «Чунь» — Весна, «Хун» — Красная, «Сян» — Благоуханная, «Юй» — Яшма. Не понимаю только, как это могло войти в обычай в семье Цзя!
— Вы не совсем правы, — возразил Лэн Цзысин. — Старшая барышня в семье Цзя родилась в первый день Нового года, то есть в начале весны, потому ее и назвали Юаньчунь — Начало весны. А потом уже слово «чунь» вошло в имена остальных дочерей. В предыдущем поколении часть имени могла быть и у мальчиков и у девочек одинаковой. А жену вашего хозяина господина Линя — родную сестру гунов Цзя Шэ и Цзя Чжэна — дома называют Цзя Минь. Можете это проверить, возвратясь домой.
— Совершенно верно! — рассмеялся Цзя Юйцунь, хлопнув ладонью по столу. — У меня есть ученица, зовут ее Дайюй. Я не раз с удивлением замечал, что иероглиф «минь» она произносит как «ми», а при написании сокращает в нем одну-две черты. Теперь все понятно. Вполне естественно, что речь и манеры моей ученицы совсем не такие, как у других девочек! Значит, как я и полагал, мать ее из знатного рода. Это видно по дочери. Раз она принадлежит к роду Жунго, то тут все ясно. К сожалению, мать девочки в прошлом месяце скончалась.
— Ведь это самая младшая из трех сестер старшего поколения! — сокрушенно вздохнул Лэн Цзысин. — Так рано умерла. Интересно, кому достанутся в жены сестры младшего поколения?
— Да, интересно, — согласился Цзя Юйцунь. — А есть у них в семье еще мальчики, кроме сына господина Цзя Чжэна, родившегося с яшмой во рту, и малолетнего внука? Есть ли сын у Цзя Шэ?
— После Баоюя наложница господина Цзя Чжэна родила ему еще одного сына, — сказал Лэн Цзысин, — но о нем мне ничего не известно. Итак, у господина Цзя Чжэна сейчас два сына и один внук, а что будет дальше, кто знает? У Цзя Шэ тоже есть сын по имени Цзя Лянь. Ему двадцать лет. Четвертый год он женат на Ван Сифэн — племяннице жены господина Цзя Чжэна. Этот Цзя Лянь купил себе должность, но служебными делами не интересуется, живет в доме господина Цзя Чжэна и помогает ему по хозяйству. Все в доме от мала до велика восхищаются его женой, и Цзя Ляню пришлось уступить ей первенство. Жена его красива, бойка на язык, ловка и находчива, не всякий мужчина с ней сравнится.
— Это еще раз подтверждает мою правоту, — улыбнулся Цзя Юйцунь, выслушав Лэн Цзысина. — Уверен, что люди, о которых у нас с вами шла речь, явились в мир либо по воле доброй Судьбы, либо по велению злого Рока.
— Пусть добрые будут добрыми, а злые — злыми, — произнес Лэн Цзысин, — не нам об этом судить. Давайте лучше выпьем вина!
— Я уже выпил несколько чарок, пока мы беседовали, — ответил Цзя Юйцунь.
— Ничего удивительного, — засмеялся Лэн Цзысин. — Когда болтаешь о чужих делах, вино пьется особенно легко. Но почему бы не выпить еще?
— Поздно уже, как бы не заперли городские ворота, — проговорил Цзя Юйцунь, взглянув в окно. — Мы можем продолжить разговор по дороге в город.
Они встали, расплатились. Но едва собрались уходить, как позади раздался возглас:
— Брат Юйцунь! Поздравляю. Я пришел сообщить тебе радостную весть.
Цзя Юйцунь обернулся…
Если хотите узнать, кого он увидел, прочтите следующую главу.
Глава третья
Линь Жухай с помощью шурина пристраивает учителя;
матушка Цзя из жалости дает приют осиротевшей внучке
Обернувшись, Цзя Юйцунь увидел, что перед ним не кто иной, как Чжан Жугуй — его бывший сослуживец, в одно время с ним отставленный от должности. Уроженец этой местности, Чжан Жугуй жил сейчас дома. Недавно он узнал, что в столице удовлетворено ходатайство о восстановлении в должности всех уволенных чиновников, и, случайно встретившись с Цзя Юйцунем, поспешил высказать ему свою радость.
Они поздоровались, и Чжан Жугуй рассказал все, что ему было известно. Обрадованный Цзя Юйцунь немного поболтал с ним и распрощался — ему не терпелось вернуться домой.
Лэн Цзысин слышал их разговор и посоветовал Цзя Юйцуню испросить у Линь Жухая разрешение отправиться в столицу, а также заручиться его рекомендательными письмами к Цзя Чжэну.
Цзя Юйцунь прибежал домой, заглянул в правительственный вестник. Так и есть — Чжан Жугуй сказал правду.
На следующий день он отправился к Линь Жухаю и изложил суть дела.
— Счастливое совпадение, — сказал Линь Жухай. — Теща, когда узнала, что дочь моя осталась без матери, прислала за ней лодку. Теща живет в столице, и, как только девочка окончательно поправится, я хочу отправить ее туда. До сих пор мне не представлялось случая отблагодарить вас за ваши наставления. Так разве могу я не выполнить вашей просьбы?! Говоря по правде, я знал, что так случится. И у меня давно лежит для вас рекомендательное письмо к моему шурину. Буду рад, если он сумеет оказать вам услугу. О дорожных расходах не беспокойтесь — я все написал шурину.