Из всех четырех ванов только у Бэйцзинского были особые заслуги, и вплоть до нынешнего времени его сыновья и внуки наследовали его титул.

Нынешний Бэйцзинский ван Шуйжун еще не достиг того возраста, когда надевают шапку[149]. Он был хорош собой, отличался добротой и скромностью. Узнав о кончине жены продолжателя рода Нинго-гуна, он вспомнил, что их предков некогда связывала тесная дружба, что они делили и горе, и радость, и поскольку на себе испытал, что такое траур, не посчитался со своим высоким положением и велел соорудить на дороге навес и устроить угощение. С самого утра он побывал при дворе, быстро закончил служебные дела, надел траурную одежду и в большом паланкине с зонтом прибыл к навесу. Паланкин опустили на землю, чиновники выстроились по обе его стороны и не подпускали солдат и разный простой люд, толкавшийся поблизости.

Вскоре с северной стороны показалась огромная процессия, похожая издали на поток расплавленного серебра.

Люди из дворца Нинго, расчищавшие путь, доложили Цзя Чжэню, что пожаловал Бэйцзинский ван, Вечнопроцветающий. Цзя Чжэнь тотчас приказал остановить процессию, а сам в сопровождении Цзя Шэ и Цзя Чжэна поспешил навстречу важному гостю и приветствовал его со всеми положенными почестями.

Бэйцзинский ван привстал в паланкине и со сдержанной улыбкой отвечал на приветствия. Без тени высокомерия он сделал Цзя Чжэню и остальным знак приблизиться.

— Чем я, ничтожный, живущий заслугами своих предков, смогу отблагодарить за честь, которую вы оказали мне, пожаловав на похороны жены моего недостойного щенка?! — воскликнул Цзя Чжэнь.

— Мы с вами давнишние друзья, — отвечал Бэйцзинский ван, — зачем же такие церемонии?

Он обернулся к одному из старших чиновников и приказал начать жертвоприношение. Цзя Шэ, а следом за ним и остальные снова принялись благодарить.

Между тем Бэйцзинский ван очень учтиво обратился к Цзя Чжэну:

— Говорят, у вас кто-то родился с яшмой во рту? Давно хочу на него поглядеть. Привели бы, если он сейчас здесь.

Цзя Чжэн подошел к Баоюю, велел переодеться, а затем повел поклониться Бэйцзинскому вану.

Баоюй слышал о мудрости и добродетелях Бэйцзинского вана, о его совершенстве, талантах и необыкновенной красоте, о непринужденных манерах и пренебрежении к чиновничьим обычаям и государственным церемониям и давно мечтал с ним познакомиться. Только строгость отца мешала ему осуществить это желание. И вдруг Бэйцзинский ван сам позвал его. Вне себя от радости Баоюй поспешил к вану, на ходу обдумывая, как вести себя при встрече.

О том, как прошла встреча Баоюя и Бэйцзинского вана, вы узнаете из следующей главы.

Баоюй еще издали окинул взглядом Бэйцзинского вана Шуйжуна. Шелковый халат с узором из пятипалых драконов плотно облегал его стан и был перехвачен красным кожаным поясом с кистями, украшенными лазоревой яшмой, на голове — шапочка с серебряными крылышками — повседневный головной убор вана. Лицо его цветом напоминало отборную яшму, глаза сияли как звезды.

Представ перед ваном, Баоюй отвесил ему низкий поклон. Вечнопроцветающий, не выходя из паланкина, положил руку на плечо юноше. Баоюй был одет в белый с узорами из драконов халат с узкими рукавами, перехваченный серебряным поясом, отделанным жемчугом, на голове — шитая серебром шапочка, на лбу — повязка с изображением двух драконов, выходящих из моря; лицо — едва распустившийся весенний цветок, глаза — две капельки застывшего черного лака.

— Недаром о нем везде идет молва! — с улыбкой заметил Бэйцзинский ван. — Он и в самом деле похож на драгоценную яшму! А где же сокровище, найденное у него во рту при рождении?

Баоюй протянул вану яшму, которую всегда носил при себе. Вечнопроцветающий внимательно ее осмотрел, прочел надпись и спросил:

— Эта яшма в самом деле способна творить чудеса?

— Так говорят, — ответил Цзя Чжэн. — Но сам я пока никаких чудес не видел.

Яшма вызвала восхищение у Бэйцзинского вана, он расправил бахрому у тесьмы, на которой она висела, и собственноручно надел ее Баоюю на шею. Затем взял Баоюя за руку и принялся расспрашивать, какие книги он изучает, поинтересовался, сколько ему лет. Баоюй на каждый вопрос отвечал складно и обстоятельно. Это понравилось Бэйцзинскому вану, и он обратился к Цзя Чжэну:

— Можно подумать, что сын ваш рожден драконом или фениксом! Я вовсе не хочу льстить, но, пожалуй, в будущем молодой феникс, как говорится, затмит старого феникса!

— Ну разве достоин этот мальчишка столь высокой похвалы! — воскликнул Цзя Чжэн. — Я был бы счастлив, если бы сбылось ваше предсказание!

— Все это так! — проговорил Бэйцзинский ван. — Одно меня беспокоит: бабушка, разумеется, души не чает в своем необыкновенном внуке, а чрезмерная любовь для молодых вредна, мешает учиться. Все это я испытал на себе, и у меня с вашим сыном, мне кажется, много общего. А раз так, почему бы вам не прислать его ко мне? Сам я, правда, человек никчемный, но имею честь принимать у себя самых именитых и ученых людей всей страны. Прибыв в столицу, они первым делом навещают меня. И если ваш сын сможет беседовать с ними, уверен, познания его станут еще шире.

— Совершенно верно! — согласился Цзя Чжэн и отвесил поклон.

Бэйцзинский ван снял с руки четки и с улыбкой протянул Баоюю.

— Сегодня наша первая встреча, и я не захватил никакого подарка. Поэтому в знак уважения хочу поднести эти четки, пожалованные мне самим государем.

Баоюй взял четки и передал Цзя Чжэну, после чего оба они поблагодарили вана.

В это время подошли Цзя Шэ, Цзя Чжэнь и все остальные и почтительно попросили Бэйцзинского вана не утруждать себя и возвратиться домой.

— Покойная давно вознеслась в мир бессмертных, а мы все еще пребываем в этом бренном мире, — произнес Бэйцзинский ван. — Я хоть и удостоился небесной милости, незаслуженно унаследовал титул и должность отца, все равно не посмею проехать перед колесницей с гробом святой.

В ответ на эти слова Цзя Шэ ничего не оставалось, как поблагодарить вана за милость. Он распорядился прекратить музыку, пронести гроб вперед и снова предложил пересечь путь погребальной процессии. Но об этом мы больше рассказывать не будем.

А теперь надобно вам сказать, что после выноса гроба из дворца Нинго на всем пути царило необыкновенное оживление. Добравшись до городских ворот, Цзя Шэ, Цзя Чжэн и Цзя Чжэнь приняли под навесом подношения от равных с ними по положению, а также стоявших ниже чиновников и их семей, поблагодарили и, выехав наконец из города, двинулись по большой дороге в направлении кумирни Железного порога.

Родственников старшего поколения Цзя Чжэнь и Цзя Жун пригласили следовать за ними. Цзя Шэ и его ровесники заняли места в колясках и паланкинах, а ровесники Цзя Чжэня сели верхом на коней.

Фэнцзе опасалась, как бы Баоюй не расшалился, когда прибудут в кумирню, — ведь Цзя Чжэн может за ним не уследить, и тогда не избежать неприятностей. Поэтому она приказала слуге тотчас же позвать юношу. Пришлось Баоюю подъехать к ее коляске.

— Дорогой братец, — сказала Фэнцзе, — ты знатен и благороден, а ведешь себя как девчонка, не пристало тебе изображать мартышку на коне. Садись лучше ко мне в коляску, поедем вместе.

Баоюй соскочил с коня, сел рядом с Фэнцзе в коляску, и, беседуя между собой, они продолжали путь.

Вскоре к коляске подскакали два всадника, с одной и с другой стороны, спешились и доложили:

— Неподалеку есть подходящее место для остановки. Госпожа может там отдохнуть и переодеться.

Фэнцзе велела им спросить дозволения у госпожи Син и госпожи Ван.

— Госпожи сказали, что отдыхать не будут, — сказали всадники, — а вы поступайте как вам угодно.