Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Вы часто навещаете вашу матушку?

— Нет. Почти каждое воскресенье она сама к нам приходит повидаться с внуками.

— Приносит им лакомства?

— Это не в ее духе.

— Пробует с ними поиграть?

— Нет. Сидит на стуле, вся прямая — опуститься в кресло ее не уговоришь, — и смотрит, как они возятся. Мы с мужем иногда пользуемся ее визитами, чтобы сходить в кино.

— Благодарю вас. Больше вам нечего мне сказать?

— Нет, пожалуй. Хотелось бы избежать встреч с журналистами и фотографами.

— Сделаю все от меня зависящее. Но когда ваша матушка пойдет на опознание тела, газеты все равно об этом напишут — им не запретишь.

— Вы все-таки постарайтесь, ладно?

Он потянулся к дверной ручке, и тут она добавила:

— Можно мне его увидеть?

— Да.

— Мне бы хотелось.

В отличие от матери она, наоборот, как-то помягчела. Похоже, это одна из тех дочерей, что обожают отцов.

3

В половине третьего Мегрэ постучал в дверь кабинета судебного следователя. В длинном коридоре на всех скамьях сидели люди, некоторые между двумя жандармами, а кое-кто и в наручниках. Тишина была, как в монастыре.

— Войдите.

Кабинет следователя Кассюра размещается в той части здания, где еще не было ремонта, и тут свободно можно представить себя персонажем бальзаковского романа. Обшарпанный стол, крашенный, как когда-то в школах, черной краской, в углу на полу куча папок. Письмоводитель хоть и не носит люстриновых нарукавников, но выглядит так, словно явился из прошлого века.

— Садитесь, Мегрэ.

Кассюру еще нет и тридцати; в прежние времена немыслимо было бы даже представить, чтобы человек его возраста получил должность в Париже.

Мегрэ, как правило, остерегался молодых судейских чиновников: слишком они напичканы теорией, которую им не терпится применить на практике. Кассюр — один из таких. Высокий молодой человек, в котором еще сохранилось что-то от студента, худощавый, гибкий, всегда безукоризненно одетый.

— Поскольку вы захотели видеть меня, у вас, очевидно, есть что сообщить.

— Я хотел бы держать вас в курсе расследования.

— Обычно полиция устанавливает с нами контакт в самый последний момент, например, когда нужен ордер на арест. — В улыбке Кассюра был какой-то оттенок тоски. — У вас, Мегрэ, репутация человека, который ходит всюду сам, беседует с привратницами в их каморках, с ремесленниками в мастерских, с хозяйками на кухне или в столовой…

— Так оно и есть.

— Мы себе такого позволить не можем. По традиции безвылазно сидим в кабинетах, разве что нас приглашают в прокуратуру, но и там мы теряемся среди специалистов, так что это, как правило, оказывается всего лишь формальностью. В газетах я прочел, что фамилия вашего клошара Вивьен и когда-то он был краснодеревщиком.

— Правильно.

У вас есть какие-нибудь соображения, почему он бросил семью, мастерскую и стал клошаром?

— Я разговаривал с его женой и дочерью. Ни та, ни другая не ответили мне на этот вопрос. Впрочем, я знаю подобный случай: один известный лондонский банкир сделал в точности то же самое.

— Когда Вивьен исчез?

— В сорок пятом.

— Была у него любовница или другая семья?

— Выяснить пока не удалось. Мои люди прочесывают квартал. Трудность расследования в том, что обращаться имеет смысл только к пожилым. Сегодня в бистро, куда Вивьен каждое утро ходил пить кофе, я побеседовал с несколькими ремесленниками, торговцами и мелкими рантье, но впустую. Помнить они его помнят, но рассказать ничего не могут: он ни с кем не общался.

— Странно, что через двадцать лет кто-то решил его убить.

— Потому-то я так отчаянно и копаюсь в его прошлом. Проще было бы принять версию о сумасшедшем, который напал на первого встречного клошара, но она маловероятна.

— Какая у него жена?

— Малоприятная особа. Правда, жизнь у нее была нелегкая. Внезапно осталась одна с восьмилетней дочкой, без всяких средств. Хорошо еще, немного умела шить. Сперва обшивала соседок, потом клиентура расширилась.

— С квартиры съехала?

— Нет. Живет в том же доме на улице Коленкура. Переселилась только на другой этаж — в квартиру поменьше и подешевле. Представьте себе женщину неопределенного возраста, утратившую цель в жизни. Взгляд какой-то неподвижный, выцветшие глаза, как у много выстрадавших людей…

— Ей известно, почему ушел муж?

— Практически я ничего из нее не вытянул. Если она что-то и знает, то скрывает, и заставить ее переменить поведение нет никакой возможности.

— А дочка?

— Сейчас ей двадцать восемь. Замужем за заведующим отделом в «Бон марше», но его я не видел. Немногим словоохотливей матери, держится тоже настороженно. У нее двое детей — мальчик шести и девочка четырех лет.

— С матерью в хороших отношениях?

— Более-менее. Из-за детей видятся почти каждое воскресенье, но, думается мне, особо пылких чувств друг к другу не питают. Одетта — так зовут дочку — создала и ревниво хранит Культ отца. Полагаю, не сегодня-завтра они пойдут получать тело из Института судебной медицины.

— Вместе?

— Меня было это удивило. Нет, придут порознь. Я обеим сказал, что теперь можно заняться похоронами. Обе страшно боятся журналистов и фотографов. Если вы не против, я предпочел бы не предавать гласности эту сторону дела.

— Разумеется. Прекрасно понимаю их. А какие-нибудь соображения относительно причин преступления у вас есть?

— Пока я не напал на след. За всю мою карьеру я не встречал человека одинокого до такой степени. Мало того, что он жил в доме, предназначенном на снос, без воды и электричества, так еще нет никакой возможности узнать, как он проводил свои дни.

— А что говорит судебно-медицинский эксперт? Как у Вивьена обстояло со здоровьем?

— Великолепно. Внешне выглядел лет на шестьдесят пять, но, похоже, ему не было и пятидесяти пяти. Все органы в прекрасном состоянии.

— Благодарю, что держите меня в курсе. Если я правильно понял, расследование грозит затянуться?

— Разве что нам случайно повезет… Если бы госпожа Вивьен решилась нарушить молчание, мы узнали бы много интересного.

Вернувшись к себе в кабинет, Мегрэ позвонил в Институт судебной медицины.

— Алло!.. Не могли бы вы мне сказать, не приходила ли некая госпожа Вивьен опознать труп своего мужа?

— Она ушла с полчаса назад.

— Нет никаких сомнений, что это он?

— Она его мгновенно опознала.

— Плакала?

— Нет. Несколько секунд стояла, вся напрягшись, и смотрела на него. Спросила, когда можно будет заняться похоронами. Я посоветовал обратиться к вам. Доктору Лагодинеку тело больше не нужно. Все, что можно, он уже определил.

— Благодарю вас. Сегодня к вам, очевидно, придет еще одна женщина. Дочка.

— Я к ее услугам.

Мегрэ приоткрыл дверь в комнату инспекторов и позвал Торранса.

— Новостей никаких?

— Шесть человек, как вы приказали, прочесывают окрестности улиц Лепик и Коленкура, опрашивают лавочников, клиентов баров и кафе, а также пожилых людей, которые могли бы знать Вивьена до того, как он исчез…

Никаких доказательств, что, исчезнув из дому, Вивьен сразу стал клошаром, не было. Он мог переселиться в другой район, мог несколько лет прожить в провинции.

Вести розыск по всей Франции у Мегрэ возможности не было, и он, сам не зная почему, ограничился Монмартром.

Чуть позже он позвонил г-же Вивьен, номер которой нашел в телефонном справочнике. Она уже вернулась домой. Голос у нее был недоверчивый, как у человека, который постоянно ожидает скверных вестей.

— Алло! Кто у телефона?

— Мегрэ… Мне сообщили, что вы ходили опознавать труп… Это действительно ваш муж?

— Да, — сухо процедила она.

— Он сильно изменился за двадцать лет?

— Как всякий другой человек.

— Я только что был у судебного следователя. Говорил с ним о похоронах. Он разрешил выдать вам тело для погребения. И согласен, чтобы пресса, насколько это возможно, не была поставлена в известность.

130
{"b":"556984","o":1}