Но через несколько дней истина выходила на свет божий. Будет ли так и на этот раз?

Поднимаясь по лестнице домой, Мегрэ пытался насвистывать.

Наутро Мегрэ повеселел и даже прошелся пешком до самой набережной Орфевр. Муниципальные машины для подметания улиц не спеша двигались вдоль безлюдных тротуаров, оставляя за собой широкие полосы влажного асфальта. Припекало, и над Сеной поднимался пар.

В уголовной полиции, поднимаясь по лестнице, комиссар заметил увешанного аппаратами фотографа, который чего-то ждал. Мегрэ хорошо знал этого человека. Он поспевает всюду, где произошло преступление. Работает на какое-то агентство и часто проводит целые часы в ожидании, не случится ли что. Рыжий, похожий на чересчур рослого мальчишку, он славится настырностью: гони его в дверь — влезет в окно.

Коллеги называют его Коко. На самом деле его зовут Марсель Кон.

На всякий случай он сфотографировал Мегрэ на лестнице — как минимум, в двухсотый раз.

— Вы вызывали свидетелей?

— Нет.

— Вас уже кто-то ждет в коридоре.

— Что ж, первая новость.

И вправду, на скамье сидел мужчина весьма преклонных лет. Держался он, несмотря на возраст, очень прямо и встал быстро, легко.

— Господин комиссар, не можете ли уделить мне время для небольшого разговора?

— Вы по поводу преступления в районе Центрального рынка?

— Да, убийства в тупике Вье-Фур.

Сперва, по давней привычке, Мегрэ заглянул в комнату инспекторов. Там все сидели без пиджаков, окно было распахнуто настежь. Комиссар увидел Торранса, тот просматривал статью в газете, озаглавленную: «Комиссар Мегрэ идет по следу».

На самом-то деле следов нет и в помине.

— Что новенького, ребята?

— Как всегда, анонимные письма. Два письма от сумасшедших — уже не первые…

Вернувшись в кабинет, Мегрэ позвонил в парикмахерскую школу.

— Мсье Жозеф? Хочу попросить вас об одной услуге… Не могли бы вы послать кого-нибудь из ваших учеников в Институт судебной медицины? Надо сбрить Барину усы и бородку. Оплату, разумеется, гарантирую.

— Лучше я схожу сам: дельце-то деликатное…

Затем Мегрэ позвонил в картотеку, его соединили с Мёрсом.

— Местраль на месте?

— Только что пришел.

— Пошлите его в Институт судебной медицины. Там он увидит парикмахера, который должен сбрить у нашего незнакомца усы и бороду. Когда с этим будет покончено, пускай сделает для меня несколько приличных снимков в разных ракурсах. Это очень срочно.

Едва он повесил трубку, телефон зазвонил.

— Алло! Комиссар Мегрэ?

Голос показался ему знакомым.

— Я звонила вам вчера насчет убийства в районе Центрального рынка…

Говорила та из собеседниц, что помоложе.

— Вероятно, вас интересует тот же вопрос?

— Да.

— Вы не единственная, кто обратился ко мне с ним.

— А-а…

— Мне звонила еще одна женщина и спрашивала в точности то же, что вы.

— И что вы ей ответили?

— Я скажу это вам только при личной встрече или если вы назоветесь и укажете ваш адрес.

— Мне бы не хотелось…

— Как угодно, дело ваше.

На этот раз Мегрэ сам бросил трубку, бормоча сквозь зубы:

— Вот ведь негодная!

Итак, кто такой этот Барин, известно троим: двум женщинам, справлявшимся по телефону насчет шрама, и, естественно, убийце.

Мегрэ встал, открыл дверь. Маленький, сухонький посетитель легко вскочил и пошел ему навстречу.

— Я уже беспокоился, вдруг вы меня не примете.

В его походке, разговоре, манере держаться было что-то странное, но что именно — Мегрэ не понимал.

— Меня зовут Эмиль Югон, живу на улице Лепик, в той же квартире, где жили мои родители, когда я родился.

— Садитесь.

— Мне, видите ли, ровным счетом восемьдесят пять лет.

Похоже, человечек немало гордится, что сумел дожить до таких лет и при этом сохранить вполне сносную форму.

— Я пришел сюда с Монмартра пешком. Каждый день хожу пешком часа два, не меньше.

Мегрэ понимал, что приступать к посетителю с вопросами бесполезно.

— У нас в квартале меня прозвали Полковник. Причем полковником я никогда не был, дослужился только до капитана. Когда началась война четырнадцатого года, я учился в унтер-офицерской школе… Всюду я побывал: и под Верденом, и на Шмен-де-Дам. Под Верденом ни царапины. Зато на Шмен-де-Дам осколком снаряда меня ранило в ногу, вот, по сей день хромаю. А во время второй мировой у меня уже возраст вышел, так что обошлось без меня.

Чувствовалось, что он весьма собой доволен. Комиссар призвал на помощь терпение и мечтал лишь, чтобы Полковнику не взбрело в голову посвятить его во все подробности своей биографии.

Но вместо этого посетитель неожиданно спросил:

— Вы установили его личность?

— Нет еще.

— Может, я и ошибаюсь, но, по-моему, его звали Марсель Вивьен, и я очень удивился бы, если бы это оказался не он.

— Вы были знакомы с убитым?

— У него была мастерская тут же в нашем дворе, напротив моих окон. Куда бы я ни шел, обязательно заглядывал к нему поздороваться.

— Когда это было?

— Почти сразу после второй мировой, в сорок пятом.

— Сколько лет было тогда убитому?

— Около тридцати пяти. Высокий такой был, крепкий парень, лицо умное, открытое…

— Чем он занимался?

— Он был столяром-краснодеревщиком. И посещал курсы прикладного искусства. Занимался главным образом реставрацией старинной мебели. Я у него великолепные вещицы видел, сплошь инкрустация.

— Он жил в том же доме, что и вы?

— Нет. У него там была только мастерская, вся застекленная. Приходил утром, вечером уходил.

— И он действительно был похож на фотографии, которые вы видели в газетах?

— Я совершенно в этом убежден, хотя тогда он не носил ни усов, ни бороды.

— А вы не знаете, был он женат?

— Как не знать! Иногда в конце дня за ним заходила жена, на вид его ровесница. И дочка у него была, лет семи-восьми. Она часто забегала после школы поцеловать отца.

— Когда вы потеряли его из виду?

— Не то в конце сорок пятого, не то в начале сорок тертого. В одно прекрасное утро он не пришел в мастерскую, и назавтра не пришел, вообще больше не показывался. Сперва я подумал — болеет. Потом появилась его жена, у нее был ключ. Она прошла в мастерскую и возилась там очень долго, видать, вещи разбирала.

— А после того вы ее видели?

— Да она и сейчас живет в нашем квартале, часто бывает на улице Лепик, покупает овощи с тележек. Несколько лет кряду я встречал на улицах и дочку. Она выросла и теперь уже, наверно, замужем.

— А что сталось с мебелью, которая была в мастерской?

— Все забрал владелец мебельной лавки. А мастерскую занял слесарь.

Мегрэ выложил перед посетителем снимки человека, убитого в тупике Вье-Фур. Полковник внимательно их рассмотрел.

— Остаюсь при своем мнении. Я почти уверен, что это он. Знаете, я давно на пенсии. Летом усядусь на скамейке где-нибудь в сквере или на террасе и разглядываю прохожих. Пытаюсь угадать, кем они работают, как живут. А это развивает наблюдательность.

— Скажите, на вашей памяти с этим человеком не происходило никаких несчастных случаев?

— У него не было машины.

— Несчастные случаи бывают разные. У него не было ранений черепа?

Полковник хлопнул себя по лбу.

— Конечно! Помню, лето было в разгаре. Жара, как вот сейчас. Он возился во дворе с каким-то стулом, у которого не хватало ножки. Я выглянул из окна и вижу: ему на голову валится горшок с геранью. Мадемуазель Бланш с четвертого этажа, поливая цветы, нечаянно столкнула этот горшок вниз. Вивьен отказался ехать в больницу или к доктору. Сам продезинфицировал себе рану и пошел в аптеку. Там ему сделали перевязку.

— Шрам остался заметный?

— Нет, волосы у молодого человека были густые, длинные и такие пышные, что совершенно закрывали пораненное место.

— И больше ничего не помните? Никогда с тех пор не встречали этого человека в вашем квартале?