Он сразу же увидел на пороге кабинета Бари бумажный шарик. Он никуда не делся, никуда не закатился. Жозэ подошел и поднял бумажку.

Это оказался листик, вырванный из записной книжки. На нем стояло число: 18 июля.

Жозэ узнал почерк главного редактора. Изящный почерк, не соответствующий характеру Бари. Все буквы были округленной формы, четкие, старательно выведенные, и многие из них не сливались с соседними.

«Вот как! А я и не подозревал, что наш главный редактор дружит с музой», — сказал себе Жозэ.

На листке было набросано стихотворение, вернее, начало стихотворения, черновик. Видимо, он не удовлетворил автора, и тот, перечеркнув его двумя волнистыми линиями, скомкал.

«Потерянное стихотворение», — прошептал Жозэ.

Вот что было на бумажке:

(Автор сперва написал: «где же пути мои», потом зачеркнул слово «пути» и заменил его словом «огни».)

На этом стихотворение обрывалось.

Жозэ присвистнул. Первым его желанием было смять бумажку, и он уже размахнулся, чтобы забросить ее подальше, но передумал, развернул листик, старательно разгладил его и заново перечитал стихотворение…

В этот момент с первого этажа здания донесся выстрел. Затем второй.

Жозэ побежал к лифту. Он нажал на кнопку вызова. Зажегся красный глазок.

Тихо заколебались тросы.

Кабина пошла наверх.

Жозэ снова подумал о Симони, о человеке в зеленой накидке, который боялся возвращаться домой по темной набережной.

«Я живу довольно далеко, набережная Анжу, на острове Сен-Луи». Перед глазами Жозэ возникла прогуливающаяся по набережной фигура в развевающейся накидке.

Потом ее сменило лицо Бари, его тяжелый затылок, круглый большой нос, лысый череп. «Мне почему-то кажется, что основной узел в Париже».

До чего же долго поднималась кабина! Секунды текли с убийственной медлительностью.

Что увидит он там, внизу?

В памяти всплыла одна фраза.

Он машинально повторил ее про себя.

И теперь она не выходила у него из головы.

«Убийца где-то близко… Убийца где-то близко…»

Жозе посмотрел направо, потом налево, вглядываясь в оба конца коридора, и подумал, что так же вот осматривался Симони, ожидая, что кто-то вдруг появится.

Неизвестно кто…

Вот это и было самым тягостным в сегодняшнем вечере. Беспрерывно возникали все новые вопросы. Загадочное существо. У книга нет автора. Нельзя представить себе, как он выглядит. По телефону слышали его голос, но непонятно было даже, женщина это говорит или мужчина. Никто. Господин Никто.

Полная неопределенность.

А теперь еще вдобавок эти выстрелы в ночной тишине… Еще какая-то драма, и он ничего не может узнать, потому что кабина никак не поднимется.

Гул лифта постепенно замирал. Показалась крыша кабины. Сейчас раздастся щелчок, кабина вздрогнет и остановится.

Останется открыть решетчатую дверцу, потом стеклянную, войти в кабину, нажать кнопку «1-й этаж», спуститься вниз и наконец узнать, что озна…

Кабина подняла чье-то тело.

Вернее, там, привалившись к стенке, согнувшись, поддерживая левую руку правой, стоял мужчина.

— Д'Аржан! — воскликнул Жозэ.

В лифте действительно стоял д'Аржан. У него был крайне взбудораженный вид, лицо его время от времени искажалось от боли.

— Старина, что с вами? Вы ранены?

— Кажется, не очень серьезно, — тихо сквозь зубы проговорил д'Аржан.

— Пойдемте!

Жозэ увлек д'Аржана в приемную и усадил в кресле.

— О! — воскликнул д'Аржан, силясь выдавить улыбку. — Я еще легко отделался.

— В плечо? — спросил Жозэ.

— Да.

— Вы сможете добраться до моего кабинета? Здесь не очень-то жарко…

Жозэ помог ему дойти.

На уровне плеча в плаще д'Аржана виднелась выжженная пулей дырочка. С помощью Жозэ д'Аржан снял с себя плащ и пиджак. Рана слегка кровоточила, но, к счастью, оказалась поверхностной. Пуля только коснулась плеча…

— Рана легкая, — сказал репортер.

— Разорвите рубашку, — попросил литературный обозреватель.

— Не надо. Дайте мне ваш носовой платок… Я смочу его под краном.

Жозэ закатал д'Аржану рукав до самого плеча, обнажил его худую загорелую руку и, свернув платок, промыл рану и наложил повязку.

— Так что же произошло?

— Все очень просто. Видимо, я попался под руку нашему писателю…

— Как это так?

— Должен признаться, что, когда мы с вами расстались, я уже был настороже. Наша редакция и люди, которые здесь работают, бесспорно, интересуют нашего приятеля, я имею в виду того, чье лицо мы мечтаем увидеть. Почему он позвонил Симони и уговаривал его пойти повидаться с вами? Короче говоря, меня тревожило, что вы остаетесь здесь в одиночестве. Я медленно спускался вниз. Когда я выходил из здания, мне показалось, будто кто-то мелькнул справа от меня, в конце улички. Но это мог быть случайный полуночный прохожий, и я, как обычно, пошел налево к своему дому. Я сделал несколько шагов. Все было спокойно. Проехали две или три машины. Метров через пятьдесят мне почему-то вздумалось обернуться. Я увидел у дверей редакции какую-то фигуру. Но в то же мгновение она растворилась в темноте. И вот тут я дал маху. Я бегом вернулся назад и, видимо, привлек внимание этого… посетителя. Но я подумал о вас, что страшно оставлять вас одного. У входа никого не было, и я вошел в холл. Как вы знаете, там всегда горит свет, только у лифта темновато. Я никого не увидел…

Д'Аржан сделал гримасу.

— Не двигайте рукой, — сказал Жозэ. — Дня через два все пройдет. А сейчас, конечно, поболит.

— Я пошел к лифту, — продолжал д'Аржан, — по-прежнему никого. Но, вероятно, этот субъект решил, что я его вижу или увидел еще раньше. И он выстрелил. Я услышал, как мимо меня просвистела пуля…

— С какой стороны стреляли?

— Слева от лифта. Там есть чуланчик, куда уборщицы складывают свои щетки и тряпки.

— А второй выстрел, ранивший вас?

— Минутку… Мне стало жутковато. Я не трусливее других, но все же. Ведь я стоял перед врагом, и довольно предприимчивым врагом, не имея возможности дать отпор. У меня было два пути отступления: входная дверь и лифт. Я выбрал лифт. Если бы я побежал к выходу, я бы попал на освещенное пространство. Я открыл решетчатую дверцу, потом внутреннюю и тут же обе захлопнул за собой. Я сразу же понял свою глупость. Я просто потерял голову. В лифте я превратился в великолепную мишень, ведь кабина автоматически освещается, как только в нее заходишь…

— И в этот момент я вызвал лифт. Я услышал выстрел…

— Нет, — прервал его д'Аржан, улыбаясь через силу. — Вы вызвали лифт после второго выстрела и этим спасли мне жизнь. Ведь второй раз в меня стреляли, когда я уже стоял в кабине.

— Значит, он стрелял снаружи, сквозь стекло? — спросил Жозэ.

— Совершенно верно. Почти в упор. Пуля задела мне плечо и пробила второе стекло кабины. От боли я присел. Стрелявший, возможно, решил, что я серьезно ранен, и в этот момент благодаря вам лифт стал подниматься…

— Да, словом, вы были на волоске…

— И все же я убежден, что ему был нужен не я.

— А кто же?

— Вы, именно вы! Вы же были один на всем этаже.

— Черт побери! — проговорил репортер, почесывая затылок. — Вы во что бы то ни стало хотите нагнать на меня страху. Но я благодарен вам. Вы вернулись ради меня. Одного я не понимаю… Если мне угрожает этот… этот субъект, — предположим, он и есть Дубуа, — то почему же он так глупо привлекает к себе мое внимание. Он позвонил Симони и назвал ему мою фамилию. Симони предостерег меня. Потом убийца является ночью в редакцию, чтобы прикончить меня. Хм! Тут что-то не то.