— Дайте научно-технический отдел.

Мегрэ позвал инспектора Лебеля, занимающегося отпечатками пальцев убитого.

— Алло! Лебель?.. Успели заглянуть в картотеку?

— Только что оттуда. Отпечатки этого человека у нас не зарегистрированы.

Тоже странно. Большинство клошаров когда-нибудь да сталкиваются с правосудием.

— Благодарю. Не знаете, фотографии не готовы?

— Будут минут через десять. Через десять, Местраль?

— Скажите — через пятнадцать.

До уголовной полиции было рукой подать, и Мегрэ с Торрансом через несколько минут приехали на набережную Орфевр. Мегрэ поднялся в лабораторию, но ему пришлось подождать, пока высохнут снимки. Торранса он оставил в комнате инспекторов.

Мегрэ взял фотографии, вернулся к себе и послал Лурти разнести их по редакциям газет, особенно вечерних.

— Пойдем, Торранс. До завтрака остается час, а нам еще придется походить.

Ходить по кварталу с фотографиями Мегрэ послал Торранса.

— Показывай их владельцам лавок и маленьких баров вокруг рынка. Встретимся у машины.

Сам он направился на улицу Сен-Дени. Эта узкая улочка, несмотря на отпускное время, кипела жизнью: ее обитатели не принадлежат к тем, кого встречаешь на курортных пляжах.

Комиссар разглядывал номера. В нужном доме оказалась лавка, торгующая семенами. Но левее витрины открывался проход во двор. Там была лестница, а на стене, когда-то зеленой, а теперь какого-то неопределенного цвета, висели две эмалированные таблички:

Стрелка указывала на лестницу, рядом была надпись: «На полуэтаж».

Ниже вторая табличка гласила:

И еще одна стрелка указывала на лестницу, но надпись была уже: «Третий этаж».

Мегрэ вытер пот со лба, поднялся на полуэтаж, открыл дверь и оказался в довольно большой комнате; два небольших окна, видимо, недостаточно освещали ее — их дополнял унылый свет свисающих с потолка плафонов из матового стекла.

Тут стояли два ряда кресел: один, вероятно, — для мужчин, второй — для женщин. Юноши и девушки под руководством людей более солидного возраста упражнялись в парикмахерском искусстве, а командовал всем низенький тощий человечек, почти совершенно лысый, с усами, крашенными в черный цвет.

— Вы, полагаю, хозяин?

— Да, я и есть Жозеф.

Ему могло быть шестьдесят, а могло быть и семьдесят пять. Мегрэ машинально обвел взглядом тех, кто сидел в креслах, явно приобретенных по случаю. Внешность этих людей сразу наводила на мысль об Армии Спасения и о бездомных, ночующих под мостами: в креслах сидели сплошь клошары обоего пола, а молодые люди и девушки хлопотали над ними с ножницами, расческами и бритвами. Зрелище было впечатляющее, особенно если учесть скверное освещение. Из-за жары оба окна были открыты, и в комнату врывался уличный шум, что придавало картине еще большую нереальность.

Не дожидаясь, когда г-н Жозеф выразит нетерпение, Мегрэ вынул из кармана фотографии и протянул ему.

— Что мне с ними делать?

— Посмотрите. Скажите, вы его знаете?

— А в чем дело? Вы из полиции?

Г-н Жозеф смотрел с явным недоверием.

— Комиссар Мегрэ из уголовной полиции.

На Жозефа это не произвело никакого впечатления.

— Вы разыскиваете его?

— Нет. К сожалению, уже нашли. С тремя пулями в груди.

— Где это произошло?

— У него дома, если можно так выразиться. Вам известно, где он жил?

— Нет.

— Он поселился в доме, предназначенном на снос. Туда забрел мальчик, обнаружил труп и сообщил в комиссариат. Узнаете его?

— Да. Здесь его звали Барином.

— Часто он сюда приходил?

— По-разному. Иногда не появлялся чуть ли не месяц, потом начинал ходить по нескольку раз в неделю.

— Фамилию знаете?

— Нет.

— Имя?

— Нет.

— Он что-нибудь рассказывал?

— Почти не открывал рта. Усаживался в первое попавшееся кресло, прикрывал глаза и позволял делать с собой все, что заблагорассудится. Я попросил его отпустить усы и бородку. Они входят в моду, и молодым парикмахерам надо учиться работать их, а это гораздо труднее, чем кажется.

— И давно это было?

— Месяца три-четыре назад.

— А до того он бороды не носил?

— Нет. У него роскошные волосы, с ними можно делать что угодно.

— Как долго он ходил к вам?

— Года три-четыре.

— К вам ходят только клошары?

— Главным образом. Они знают, что в полдень я выдам каждому монету в пять франков.

— И он знал?

— Конечно.

— Он знал кого-нибудь из ваших постоянных посетителей?

— Ни разу не видел, чтобы он разговаривал с кем-нибудь из них. Если же к нему обращались, делал вид, что не слышит.

Время близилось к полудню. Ножницы защелкали быстрее. Через несколько минут все высыплют отсюда, как из настоящей школы.

— Вы живете где-нибудь поблизости?

— Мы с женой живем здесь на втором этаже, как раз над этой комнатой.

— Вам доводилось встречать его на улицах в этом квартале?

— Не думаю. Но если бы и встретил, то не удивился бы. Прошу извинить — время.

Г-н Жозеф нажал кнопку электрического звонка и прошел за некое подобие прилавка, перед которым тут же образовалась очередь.

Мегрэ медленно спускался по лестнице. Ему казалось, что за столько лет службы в полиции, в том числе в наружной службе и в отделе охраны вокзалов, он изучил парижскую фауну. Но что-то ему не припоминается, чтобы он встречал человека вроде этого — по кличке Барин.

Он не спеша дошел до машины, оставленной на углу улицы Рамбюто. Почти сразу же, стирая пот со лба, появился и Торранс.

— Что-нибудь нашел?

— В булочной на улице Лебеля он покупал хлеб.

— Каждый день?

— Почти. Чаше всего поздно утром.

— Булочник о нем что-нибудь знает?

— Ничего. Покойник говорил, что ему дать, и все.

— Еще что-нибудь он покупал?

— Там — нет. На улице Кокильер брал сосиски или сардельки. На углу стоит продавец жареного картофеля, который торгует, главным образом по ночам, еще и горячими сосисками. Так вот, иногда ночью, часа в три, он покупал у него кулечек картофеля и сосиску. Я показывал фотографии в нескольких бистро. Время от времени он заходил туда, брал чашку кофе. Ни вина, ни водки не пил.

Странный получается портрет. Этот Барин, как назвал его г-н Жозеф, похоже, не поддерживал ни с кем никаких контактов. Иногда, видимо, ему удавалось подработать ночью на рынке — разгрузить машину овощей или фруктов.

— Да, надо же позвонить в Институт судебной медицины, — спохватился комиссар.

Это дало ему возможность выпить второй за утро стакан пива.

— Доктора Лагодинека, пожалуйста.

— Минутку, я позову. Да он уже в дверях.

— Алло! Лагодинек? Это Мегрэ… Еще не приступали к вскрытию?

— Часа через два примусь.

— А вы могли бы не попортить ему лицо? Мне понадобится сделать еще несколько фотографий.

— Можно. А когда пришлете фотографа?

— Завтра утром вместе с учеником парикмахера.

— Что вы намерены делать?

— Сбрить ему усы и бороду.

Торранс высадил Мегрэ на бульваре Ришар-Ленуар у самого дома.

— Продолжать сегодня? — поинтересовался Торранс.

— Да.

— Все в том же квартале?

— Пожалуй, на набережных тоже. Может быть, он когда-то там ночевал.

Г-жа Мегрэ сразу почувствовала, что муж озабочен, но не подала виду.

— Есть хочешь?

— Не особенно.

Сегодня Мегрэ самому хотелось говорить.

— Нынче я столкнулся с очень странным типом.

— Преступник?

— Нет, жертва преступления. Его убили. Он поселился в пустом доме, давно уже предназначенном на снос. Занял там единственную более-менее пригодную для жилья комнату и заполнил ее невообразимым хламом, собранным на помойках и свалках.

— Короче, клошар?

— Да, но с внешностью благородного отца семейства.