Приведенными цифрами не исчерпывались ассигнованія на военное вѣдомство, такъ какъ управленіе военныхъ сообщеній (въ сущности желѣзнодорожныя вѣтки на Ямбургъ и Гдовъ) требовало по своей смѣтѣ особо до 6 милл. руб. въ мѣсяцъ, не считая экстренныхъ и чрезвычайныхъ расходовъ. Въ итогѣ общая сумма ассигнованій на военное дѣло ежемѣсячно колебалась отъ 30 до 35 милліоновъ рублей.
За все время существованія сѣв.-зап. правительства и, въ частности, въ теченіи того періода, когда деньги его имѣли платежеспособность, т. е. приблизительно до конца ноября 1919 года, въ обращеніе было пущено 125 милліоновъ кредитныхъ рублей. Изъ этой суммы, по даннымъ кредитной канцеляріи, около 88 милліоновъ рублей было израсходовано военнымъ вѣдомствомъ, а 19 милліоновъ гражданскимъ. Остальная сумма, въ количествѣ до 18 милліоновъ рублей, главнымъ образомъ пошла на обмѣнъ «родзянокъ», которые съ 10 октября 1919 года считались потерявшими силу денегъ.
Такъ какъ главная часть тыловыхъ учрежденій сосредоточилась въ Нарвѣ и Ревелѣ, гдѣ выпущенныя деньги не могли имѣть обязательной силы, пришлось организовать здѣсь рядъ размѣнныхъ кассъ нашихъ денегъ на эстонскую валюту. Эстонскія финансовыя сферы довольно косо смотрѣли на эти кассы и былъ однажды моментъ, когда распоряженіемъ эстонскаго министра финансовъ обмѣнъ нашихъ денегъ въ Нарвѣ былъ прекращенъ. Мѣстное кредитное общество, которое производило по нашему порученію обмѣнъ на сумму не болѣе 25 рублей каждому лицу, получило отъ министра финансовъ г. Кука телеграмму, запрещающую продолжать эту операцію. Маргуліесъ и я какъ разъ въ этотъ моментъ оказались въ Нарвѣ и могли воочію наблюдать эффектъ этой «дружеской» мѣры.
Около кассы стояла большая толпа, шелъ ропотъ, почему не мѣняютъ русскихъ денегъ, кое-кто откровенно бранилъ наше правительство. Мелкіе спекулянты сейчасъ же учли создавшееся положеніе и начали выплачивать за 10 рублей по 6–7 эстонскихъ марокъ, въ то время какъ мы установили обмѣнъ аі рагі.
На запросъ С. Г. Ліанозова у Кука, чѣмъ вызвана такая губительная для нашихъ финансовъ мѣра, послѣдній не могъ привести сколько-нибудь убѣдительныхъ резоновъ и обѣщалъ немедленно же отмѣнить свое распоряженіе. Въ то время какъ обмѣнъ въ Нарвѣ былъ запрещенъ, въ Ревелѣ, гдѣ находилось наше правительство, никакихъ стѣсненій этой операціи тотъ же г. Кукъ не дѣлалъ. Ясно, что распоряженіе эстонскаго министра финансовъ имѣло каверзный характеръ и послѣ протеста С. Г. Ліанозова было отмѣнено.
Для обмѣна «крылатокъ» (такъ народъ прозвалъ наши деньги, очевидно, изъ за огромнаго съ распростертыми крыльями двуглаваго орла на оборотѣ каждой кредитки) требовался извѣстный фондъ въ эстонскихъ маркахъ. Между тѣмъ, когда образовалось правительство, въ кассѣ бывш. Торговаго Отдѣла находилось не болѣе 20 тысячъ фунтовъ отъ монопольной продажи 220 льна, что, въ переводѣ на эстонскую валюту, составляло около 10 милліоновъ марокъ. Чтобы увеличить эту цифру, С. Г. Ліанозовъ вошелъ въ договорныя отношенія съ эстонскимъ министромъ финансовъ, и во второй половинѣ октября 1919 г. правительству былъ открытъ кредитъ въ эстонской казнѣ, въ предѣлахъ до 10 милліоновъ марокъ, подъ обезпеченіе 10 милліоновъ «крылатокъ» и 20 тысячъ фунтовъ стерлинговъ, которые, по двойному приказу С. Г. Ліанозова и ген. Юденича, г.Гулькевичъ долженъ былъ перевести изъ Стокгольма, а С. Г. Ліанозовъ внести ихъ условно въ Эстонскій Банкъ. При подписаніи договора условились, что заемъ дается на 6 мѣсяцевъ изъ 6 % годовыхъ.
Въ дѣйствительности для курсированія денегъ сѣв.-зап. правительства потребовалось меньше эстонскихъ марокъ: до половины ноября 1919 г., пока существовалъ фронтъ, размѣнныя кассы истратили всего 16 милліоновъ эстонскихъ марокъ, при выпускѣ около 130 милліоновъ «крылатокъ». Въ октябрѣ, въ моментъ наступленія на Петроградъ, «крылатки» стали приниматься, какъ платежное средство, даже въ ревельскихъ лавкахъ, при чемъ курсъ ихъ, особенно въ Нарвѣ, поднялся до 1 марки 30 пфен. за рубль. Рядъ крупнѣйшихъ фирмъ пошелъ на сдѣлки съ вѣдомствомъ снабженія исключительно на сѣверо-западныя кредитки.
Конецъ «крылатокъ» былъ печальный и позорный. Послѣ гибели фронта онѣ потеряли всякую цѣну; одно время онѣ еще котировались среди скупщиковъ въ Ревелѣ по 5 марокъ за 1000 рублей, а позже и такой бездѣлицы не давали. Изрѣдка за какую-нибудь баснословно мизерную сумму ихъ покупали лишь «для коллекціи». Такъ какъ въ обращеніи оказалась едва 1/6 заготовленныхъ въ Стокгольмѣ кредитокъ, то главная ихъ масса (около 1 милліарда руб.) была продана для переварки на ревельскую писчебумажную фабрику Іогансена, поступивъ въ котлы прямо изъ нѣдръ главнаго казначейства. Изъ бывшихъ въ обращеніи «крылатокъ» нѣкоторая часть была изъята путемъ обмѣна на керенки и эстонcкія марки и предана, по составленіи актовъ, сожженію. Обмѣнъ производили военная и гражданская ликвидаціонныя комиссіи и исключительно для бывшихъ служащихъ разныхъ вѣдомствъ, а не для широкой публики. Сколько такимъ путемъ изъяли кредитокъ, за отсутствіемъ подъ рукой актовъ, не могу сказать, равно какъ затрудняюсь сейчасъ опредѣлить, какая сумма этихъ бумажекъ осталась у населенія «на память».
Согласно 4, 5 и 6 пунктовъ объявленія министра финансовъ, послѣдовавшаго при выпускѣ «крылатокъ», обезпеченіе денегъ стояло въ тѣсной связи со взятіемъ Петрограда, обмѣнъ ихъ на россійскіе кредитные билеты долженъ былъ послѣдовать «черезъ три мѣсяца по занятіи Петрограда», а полученіе по нимъ указаннаго % англійской валюты «въ теченіе четырехъ мѣсяцевъ» послѣ того же событія. Стало быть, формально судьба денегъ, ихъ цѣнность зависѣли исключительно отъ успѣха предпринятой кампаніи, но мы уже знаемъ, что сѣв.-зап. правительство постаралось обезпечить ихъ особымъ неприкосновеннымъ фондомъ въ размѣрѣ 1/2 милліона фунтовъ стерлинговъ, и, такимъ образомъ, фактически эти деньги оставались деньгами и при провалѣ всего дѣла. Недаромъ С. Г. Ліанозовъ писалъ по этому поводу въ началѣ декабря 1919 г., т. е. въ самый разгаръ постигшей армію катастрофы, что «затрудненіе въ обращеніи денегъ нисколько не опредѣляетъ ихъ внутренней цѣнности, но таково уже логическое дѣйствіе слова «успѣхъ». Мы твердо увѣрены, что деньги, выпущенныя здѣсь, по внутренней цѣнности выше «царскихъ» и «думскихъ» денегъ, не говоря уже о «керенкахъ» и еще меньше о «ленинскихъ»… Такъ писалось только потому, что «въ обезпеченіе выпуска, по соглашенію съ главнокомандующимъ генераломъ Юденичемъ, была оставлена соотвѣтственная часть изъ фунтовъ стерлинговъ, переведенныхъ адмираломъ Колчакомъ»[141].
Правда, какъ видно изъ объявленія министра финансовъ, оффиціально золотого обезпеченія кредитокъ при всякихъ условіяхъ при выпускѣ ихъ въ публику не обѣщалось, но, благодаря существованію колчаковскаго фонда и частныхъ соглашеній съ ген. Юденичемъ, на послѣднемъ лежала моральная обязанность оставить гарантійную сумму стерлинговъ неприкосновенной и послѣ катастрофы арміи; въ особенности въ томъ значительно противъ первоначальнаго уменьшенномъ размѣрѣ, какъ это опредѣлило правительство въ послѣднемъ своемъ засѣданіи 5 декабря 1919 г.
Судьба судила, однако, иначе. Со второй половины октября, въ связи съ успѣхами на фронтѣ, ген. Юденичъ обнаружилъ стремленіе эмансипироваться отъ правительства и прежде всего въ финансовыхъ дѣлахъ.
Крупные нелады вышли по случаю высылки изъ Стокгольма 20 тысячъ фунтовъ, необходимыхъ, какъ обезпеченіе, по эстонскому займу. Получивъ 10 милліоновъ «крылатокъ» и вѣря слову С. Г. Ліанозова, эстонцы не стали дожидаться прихода фунтовъ и открыли кредитъ нашему министерству финансовъ немедленно.
Но фунты такъ и не пришли, а эстонскому министру финансовъ, г.Куку, впослѣдствіи пришлось пережить, я думаю, немало волненій, когда вмѣсто забранныхъ въ его кассѣ эстонскихъ марокъ, оказались однѣ безцѣнныя «крылатки». Объ инцидентѣ въ журналахъ Совѣта Министровъ отъ 26-го ноября 1919 г. имѣется такой разсказъ С. Г. Ліанозова.
