Къ этому же времени относится совсѣмъ своеобразный фортель, выкинутый батькой въ области… семейнаго права.

Правой рукой Балаховича во всѣхъ его военныхъ предпріятіяхъ былъ нѣкій полковникъ Стоякинъ. Кѣмъ являлся Стоякинъ въ дѣйствительности, былъ ли онъ когда нибудь офицеромъ, или, какъ это думали нѣкоторые присяжные офицеры, онъ являлся питомцемъ «каторжной академіи», всплывъ на поверхность бушующей стихіи соизволеніемъ матушки-революціи, — такъ и осталось невыясненнымъ. Но за то въ одномъ были единодушны и Родзянко, называвшій его «самозванцемъ», и эстонцы, питавшіе къ Стоякину, наоборотъ, большую симпатію, — что этотъ пришелецъ былъ на рѣдкость способный офицеръ. О полк. Стоякинѣ придется еще не разъ говорить. Въ данномъ случаѣ въ связи съ его личностью, я упомяну лишь объ одномъ эпизодѣ, великолѣпно характеризовавшемъ нравы, царившіе въ станѣ «атамана».

«Для мила дружка и сережка изъ ушка» — говоритъ русская пословица. Такъ долженъ былъ навѣрное говорить «батька» Балаховичъ, когда давалъ Стоякину слѣдующее, съ позволенія сказать, оффиціальное удостовѣреніе, которымъ «узаконилъ» бракъ своего собутыльника съ женой большевистскаго комиссара.

Исходнымъ пунктомъ, изъ котораго зародилось и потомъ стало развиваться дальше все бѣлое движеніе на сѣверо-западѣ Россіи, былъ тотъ же Псковъ.

До 25 ноября 1918 г. Псковъ находился подъ нѣмцами. Въ предѣлахъ чисто-русскихъ губерній этотъ городъ являлся самымъ сѣвернымъ и крайнимъ, куда докатывалась волна побѣдоносной нѣмецкой арміи, и естественно, что съ него же началось обратное движеніе большевиковъ въ отобранныя у нихъ нѣмцами области. Предполагалось теоретически, что населеніе ждетъ не дождется возврата назадъ своей русской власти. Поэтому, какъ только былъ заключенъ Брестъ-Литовскій договоръ, большевики стали готовиться къ новому занятію Пскова. Хотя по договору нѣмцамъ надлежало очистить Псковскую губернію въ самое ближайшее время, но они выдумывали всякія отговорки и, опираясь на свои дисциплинированныя войска, затянули очищеніе города и губерніи вплоть до собственной революціи, когда нѣмецкая военная сила разомъ исчезла «аки дымъ», а появившіеся вмѣсто нея многочисленные нѣмецкіе солдатскіе комитеты немедленно выкинули лозунгъ «домой!»

Предчувствуя полный развалъ своего фронта и желая дать возможность, по уходѣ нѣмцевъ, самимъ псковичамъ отстоять свою территорію отъ большевиковъ, нѣмецкое командованіе незадолго до ухода стало формировать во Псковѣ русскую добровольческую армію, помогая этому дѣлу совѣтами, деньгами и снаряженіемъ. Ходили слухи, что организацію бѣлой арміи нѣмцы предпринимали не изъ одного сочувствія къ судьбѣ псковичей, эта услуга уже тогда входила въ общій политическій планъ потерпѣвшей въ Германіи крахъ реакціи и, такимъ образомъ, организаціонная работа во Псковѣ являлась своего рода тактической завязью, страховкой насчетъ будущихъ временъ и «реальныхъ нѣмецкихъ интересовъ» вообще въ Россіи.

Періодъ нѣмецкой учебы оказался весьма кратокъ, а съ русской стороны дѣло велось крайне безпечно и безтолково. Уже тогда, въ моментъ зарожденія бѣлой арміи, вскрылась одна психологическая черточка, которая сразу возмутила бравыхъ нѣмецкихъ инструкторовъ. Едва успѣвъ надѣть погоны и шашку, русскіе офицеры начали кутить и бездѣльничать, не всѣ, конечно, но… многіе. Нѣмцы только руками разводили, глядя на такую безпечность. Быстро сталъ пухнуть «штабъ», всевозможныя учрежденія «связи», а солдатъ — ноль. Офицеровъ въ городѣ многое множество, но большинство изъ нихъ желаетъ получать «должности», сообразно съ чиномъ и лѣтами. Нѣмцы нервничаютъ, ругаются. Если не измѣняетъ память, такъ топчутся на одномъ мѣстѣ, пока на выручку не появляются перебѣжавшіе отъ большевиковъ на маленькомъ военномъ пароходикѣ матросы чудской флотиліи и небольшой отрядъ кавалеріи Балаховича-Пермыкина [26]. Къ этимъ, удравшимъ отъ большевиковъ частямъ, позже присоединились небольшія кучки крестьянъ-добровольцевъ, затѣмъ насильственно забрали старшихъ учениковъ гимназіи, реальнаго училища и армія была готова. Вся затѣя явно пахла авантюрой и большинству обывателей даже въ голову не приходило, что ихъ жизнь и достояніе будутъ зависѣть только отъ успѣховъ такой арміи. Стоявшіе во главѣ организаціи арміи русскіе, по естественной причинѣ, старались скрыть дѣйствительное положеніе вещей на фронтѣ, а нѣмецкое командованіе поддерживало въ населеніи увѣренность, что, впредь до образованія серьезной русской силы въ области, нѣмцы не уйдутъ изъ города и не оставятъ насъ на произволъ большевиковъ.

Оффиціально армію формировалъ нѣкій генералъ Вандамъ (военный сотрудникъ суворинскаго «Новаго Времени»), онъ же былъ командующимъ такъ называемаго «Сѣвернаго Корпуса», но фактически всю власть скоро захватили офицеры Балаховичъ и Пермыкинъ. Они пришли въ городъ тихенькіе, скромненькіе, но дурная слава ползла за ними по пятамъ. Оба офицера только что бѣжали изъ совѣтской арміи, считались тамъ ярыми защитниками совѣтской власти и въ семъ качествѣ успѣли кроваво и невѣроятно жестоко усмирить возстаніе лужскихъ крестьянъ. Явившись теперь во Псковъ, они почувствовали подозрительное къ себѣ отношеніе и потому въ первый же день обратились къ населенію съ печатнымъ заявленіемъ, въ коемъ увѣряли насъ, что солдаты ихъ не обидятъ населенія, и что отрядъ ихъ пришелъ грудью своей защищать край отъ большевиковъ. Въ частной бесѣдѣ, передъ офицерами, эти господа оправдывали свою гнусную роль у большевиковъ «соображеніями высшей политики». «Да, — говорилось примѣрно, мы усмиряли лужскихъ крестьянъ, да — усмиряли кроваво, жестоко, но дѣлалось это съ опредѣленной цѣлью — довести ненависть крестьянъ къ большевикамъ до озвѣрѣнія, утопить въ пламени народнаго гнѣва коммисарье автоматически». Слушали и, конечно, не вѣрили ихъ циничному вранью, но въ тотъ моментъ хватались за нихъ, какъ за кучку болѣе или менѣе энергичныхъ людей и на всѣ ихъ прошлыя художества просто закрыли глаза.