Но Александрова не дождался ни Псковъ, ни Ямбургъ, а съ Юденичемъ широкая публика познакомилась позже, когда онъ сталъ дѣйствовать уже въ качествѣ члена сѣв.-зап. правительства.
Что же дѣлало въ такомъ случаѣ Политическое Совѣщаніе и самъ ген. Юденичъ за тѣ 2½ мѣсяца, когда вся занятая область возглавлялась ими юридически?
Если эти дѣятели не въ силахъ были измѣнить создавшагося, помимо ихъ воли, тяжелаго экономическаго положенія населенія, то въ какой мѣрѣ они отвѣтственны за весь тотъ политическій произволъ, который такъ пышно развернулся въ печальные дни балаховщины и хомутовщины? Какова была идеологія Политическаго Совѣщанія и самого ген. Юденича и какія мѣры борьбы съ воцарившимися безобразіями предпринимали эти люди, если они только дѣйствительно хотѣли этого?
Раньше я уже говорилъ вскользь объ отдѣльныхъ мѣропріятіяхъ этой власти. Въ настоящей главѣ постараюсь поближе подойти къ этой группѣ общественныхъ дѣятелей, въ лицѣ ея главныхъ руководителей гг. Карташева, Кузьмина-Караваева, Суворова и самого ген. Юденича.
Былой либералъ, противникъ смертной казни, проф. Кузьминъ-Караваевъ въ эмиграціи оказался совсѣмъ чернымъ. Въ своей средѣ онъ распоясывался въ этомъ смыслѣ настолько, что временами становился нестерпимъ даже для елейнаго въ обращеніи г. Карташева. Послѣдній не разъ жаловался на реакціонныя тенденціи Кузьмина-Караваева I. В. Гессену, А. И. Каминкѣ и другимъ общественнымъ дѣятелямъ. Для «возрождаемой» Россіи, въ частности для Петрограда, почтенный профессоръ готовилъ чисто аракчеевскій режимъ и, повидимому, вовсе не подозрѣвалъ, что своими откровенно-марковскими заявленіями окончательно дискредитировалъ своихъ товарищей по кадетскому «національному центру». Онъ, напримѣръ, не допускалъ для будущаго «бѣлаго Петрограда» никакого сколько — нибудь широкаго городского самоуправленія, предполагая, что многочисленныя муниципальныя функціи съ успѣхомъ могутъ быть замѣнены организаціей Политическаго Совѣщанія — такъ-называемымъ «комитетомъ по городскимъ дѣламъ», учрежденіемъ, построеннымъ главнымъ образомъ на началахъ усмотрѣнія. Никакихъ правъ за старой петербургской думой онъ не признавалъ, считая, что даже трамвай долженъ быть въ вѣдѣніи военнаго вѣдомства. Печать называлъ зломъ и Петрограду сулилъ одинъ «Правительственный Вѣстникъ».
Годы и лишенія, которыя перенесъ при большевикахъ въ Петроградѣ проф. Кузьминъ-Караваевъ, сдѣлали его желчнымъ, сварливымъ, онъ вѣчно бранилъ всѣхъ и вся и дѣлалъ въ сущности совершенно невозможной какую-либо общественную работу съ нимъ. Когда почтенный профессоръ заговаривалъ съ кѣмъ-нибудь изъ пріѣзжихъ русскихъ о возсозданіи Россіи — «вѣшать», «разстрѣливать» были его любимыя слова. Балаховича онъ величалъ героемъ, а къ его пристрастію къ висѣлицамъ относился съ добродушнымъ смѣшкомъ:
«Да, правда, любитъ самъ вѣшать, любитъ, любитъ этакъ подвѣшивать, есть грѣхъ, но герой!» — прибавлялъ обычно г. профессоръ.
Въ Политическомъ Совѣщаніи проф. Кузьминъ-Караваевъ вѣдалъ продовольственную часть «будущаго» Петрограда. Дѣло это оказалось явно не подъ силу ветхому деньми профессору: на одномъ изъ совѣщаній мѣстныхъ дѣятелей въ Гельсингфорсѣ, въ іюлѣ мѣсяцѣ, выяснилось, что продовольственный отдѣлъ, въ сущности, фикція, такъ какъ никакой организаціи и реальныхъ плановъ по подготовкѣ снабженія Петрограда у г. профессора не имѣлось. Единственнымъ рессурсомъ были заготовленные въ Выборгѣ американцами хлѣбъ, сало и молоко, но всѣми припасами распоряжались на мѣстѣ сами американцы и никакого участія въ этомъ дѣлѣ г. Кузьмина-Караваева не требовалось.
Другой профессоръ — А. В. Карташевъ, б. министръ исповѣданій Россійскаго Временнаго Правительства, вѣдавшій въ Совѣщаніи Юденича пропаганду и агитацію, былъ прямой противоположностью по характеру своему коллегѣ. Хитрый, неискренній, онъ старался каждаго покорить своей почти неземной кротостью и елейностью. При своемъ мистически-туманномъ міровоззрѣніи, онъ больше былъ у мѣста во Временномъ Правительствѣ на амплуа министра исповѣданій, чѣмъ у ген. Юденича въ роли завзятаго политика. На видъ святоша, онъ великолѣпно умѣлъ ковать козни за спиной ближайшихъ своихъ политическихъ противниковъ, но вовсе оказывался никуда не годнымъ, когда приходилось дѣлать практическую политическую работу, разбираться въ запросахъ дня, или хотя бы удовлетворительно организовать порученную ему функцію — агитаціи и пропаганды.
Тѣ прокламаціи «штаба бѣлой арміи», которыя выходили въ свѣтъ въ бытность у власти Политическаго Совѣщанія, были настолько черны и неумны, что я никакъ не могу приписать ихъ авторства проф. Карташеву. Скорѣе надо думать, что онъ вовсе ничего не наладилъ въ этой области. На фронтѣ долгое время распространялась марковская газета «Бѣлый Крестъ», а посланный профессоромъ для практической работы студентъ Лифшицъ вскорѣ былъ арестованъ, какъ «большевикъ», несмотря на всѣ мандаты, выданные ему г. Карташевымъ.
По общеполитическимъ вопросамъ А. В. Карташевъ велъ какую-то двойную линію и часто чрезвычайно было трудно разглядѣть его подлинное политическое лицо.
Въ Балаховичѣ онъ тоже, напримѣръ, готовъ былъ видѣть народнаго героя; мирился со смертными казнями въ «оккупированной» полосѣ, а когда ему указывали на черносотенный антуражъ, царившій вокругъ ген. Юденича, профессоръ хватался за голову, бранилъ «шайку изъ «Бѣлаго Креста», засѣвшую въ штабахъ, и говорилъ, что онъ выйдетъ изъ состава Совѣщанія, поѣдетъ въ Парижъ и добьется тамъ смѣны ген. Юденича. И въ то же время онъ упорно сторонился отъ участія общественности въ противобольшевистской борьбѣ, а коалицію съ радикальными элементами считалъ «керенщиной».
Ген. Суворовъ вѣдалъ въ Совѣщаніи «внутренними дѣлами». Академикъ, слывшій либераломъ въ военной средѣ, онъ производилъ крайне неопредѣленное впечатлѣніе. Этому человѣку явно не хватало твердости воли и на него не могли опереться ни лѣвые, ни правые. Порядки, установившіеся въ занятой бѣлыми полосѣ, онъ осуждалъ, но рѣшительно ничего не дѣлалъ для ихъ, исправленія. Противъ созыва общественнаго съѣзда возражалъ, находя его несвоевременнымъ. Въ чемъ выражалась его дѣятельность по вѣдомству внутреннихъ дѣлъ — никто не зналъ. Повидимому, знаменитые приказы №№ 14, 31 и прочіе составлялись не имъ, а проф. Кузьминымъ-Караваевымъ.
Генералъ Юденичъ появился въ Гельсингфорсѣ въ началѣ 1919 г. Поселившись здѣсь, онъ повелъ крайне уединенный образъ жизни. Правда, матеріальныя дѣла его были неважны и онъ вынужденъ былъ прибѣгать къ займамъ у одного банкира. На должность главнокомандующаго его рекомендовалъ, кажется, П. Б. Струве, бывшій тогда въ Гельсингфорсѣ и сосватавшій для этой роли генерала мѣстному русскому комитету, гдѣ проф. Карташевъ былъ предсѣдателемъ. Но и послѣ этого событія ген. Юденичъ остался глубоко равнодушнымъ ко всему окружающему, связей съ мѣстнымъ русскимъ обществомъ не искалъ и совершенно игнорировалъ финляндскихъ государственныхъ и общественныхъ дѣятелей. Маннергеймъ, являвшійся тогда главой Финляндіи и желавшій всячески помочь ген. Юденичу въ организаціи противобольшевистской борьбы, тщетно ждалъ къ себѣ для переговоровъ этого генерала. Несмотря на всѣ уговоры и доводы, Юденичъ твердо стоялъ на своемъ: «Маннергеймъ лишь генералъ-майоръ русской службы, а онъ — Юденичъ — генералъ-отъ-инфантеріи и что не онъ къ Маннергейму, а Маннергеймъ къ нему долженъ придти для переговоровъ». Молчаливый, необщительный — ген. Юденичъ долгое время былъ загадкой для окружающихъ. Въ Политическомъ Совѣщаніи онъ тоже по большей части молчалъ или съ видимымъ удовольствіемъ поддакивалъ реакціоннымъ репликамъ проф. Кузьмина-Караваева. Въ политическіе руководители онъ явно не годился: для этого ему не хватило ни широкаго кругозора, ни энергіи, ни талантовъ.
Въ такомъ духѣ приблизительно говорилось въ мѣстномъ русскомъ обществѣ о главныхъ столпахъ Политическаго Совѣщанія. Особнякомъ стоялъ С. Г. Ліанозовъ, завѣдывавшій въ Совѣщаніи финансами. Онъ вовсе не касался политики, сосредоточивъ свою дѣятельность исключительно на изысканіи финансовъ для арміи, если въ этой безнадежной по тому времени области вообще было что изыскивать.
