— Слушаю вас, дети мои. — Отеческим взором он обводит их сдвинутые головы.

— У нас нет слов, о великий Прометей, — начинает, приняв торжественную позу, жрец, — чтобы выразить, как мы горды и рады, что ты прямо со скалы своих мучений явился именно к нам и тем самым навеки прославил наше племя…

Титан едва заметно качает головой: дескать, зачем эти хвалы, зачем эти высокие слова, дети мои? — однако после долгих лет унижений такой почет ему — словно бальзам на раны.

— Мы клянемся, что во веки веков не забудем твоего благодеяния и отныне еще усерднее станем чтить тебя, еще большие жертвы тебе приносить…

Глаза титана невольно отыскивают торчащую из подернутых пеплом углей кость с обгоревшими остатками мяса; он вспоминает, что у него и крошки во рту не было, и сглатывает слюну.

— В знак великой признательности мы хотели бы избрать тебя своим верховным жрецом и вождем племени…

— Что вы?! — даже отшатывается от удивления титан.

— Не отнекивайся! — строго возражает жрец. — Иначе зачем бы тебе идти к нам? — Он проницательно сверлит гостя глазами. — Ты — дарователь огня, кому же, как не тебе, править племенем, люди которого навеки твои должники? Кроме того, разве не огромное счастье для племени иметь своим вождем и жрецом полубога?.. Однако…

— Да! Конечно! Чистая правда! — слышны восторженные выкрики из стоящей поодаль толпы, но жрец живо унимает крикунов, кинув на них суровый взгляд.

«Так вот какую весть хотел он сообщить мне! Вот о чем они совещались, пока я спал… — В горле у титана снова застревает соленый комок. — Дети мои… благодарные… наивные дети…»

— Однако? — за робкой улыбкой титан старается скрыть свое волнение.

— …однако за той вон буковой рощицей живет племя, которое, увы, больше нас достойно этой чести. Хотя и скрепя сердце, но мы вынуждены уступить им тебя. Возможно, ты запамятовал, но ведь им первым принес ты огонь. А уж от них — мы… Поэтому они имеют неоспоримое право первыми отблагодарить тебя!

— Значит… — еще не осознав до конца смысл услышанного, Прометей оглядывает лица окружающих, с испуганной покорностью взирающих на жреца, — значит…

— Значит, — подхватывает молодой, но, видимо, щедро одаренный красноречием помощник жреца, — значит, не теряя времени понапрасну, отправляйся к тому племени, объясни им, кто ты, и они примут тебя с распростертыми объятиями. Каждое твое слово будет для них законом!

— Но…

— Никаких «но». Поспеши! Скоро стемнеет. Как бы волки не загрызли…

Кто-то услужливо подхватывает его под локти, кто-то легонько подталкивает в спину, кто-то тычет пальцем в сторону рощицы… Внезапно Прометей прозревает, словно очнулся от сладкого сна, и вскипает: ах, наглецы! Да как они смеют! Вот ухватит он сейчас за шиворот жреца — как того давнишнего вождя — и прижжет ему задницу раскаленными углями… Но, будто угадав его мысли, жрец с подручными весьма недвусмысленно поглядывают на свои копья и мечи, выкованные из железа: попробуй хоть пальцем тронуть!.. Мы уже не те забитые и беспомощные существа, про которых поминают у костра старики, теперь — сам видишь! — мы сила, с нами нынче вынуждены считаться даже боги!..

А поскольку титан все еще стоит, будто в землю врос, юный краснобай ловко выхватывает из золы дымящуюся головешку — ту самую жертвенную кабанью ногу — и сует титану под нос. Прометей инстинктивно отшатывается и без возражений направляется к буковой рощице…

Нет, нет, теперь вы лучше на него не смотрите: плетется, как побитая собака, не поднимая глаз, опустив голову, сгорбившись. И это Прометей? Восставший против Зевса, мятежный Прометей, титан среди титанов?.. О, если его позор видят боги! Тогда уж лучше самому сгореть в похищенном у них огне!.. Там, на скале, пусть прикованный и пригвожденный копьем, он был равен богам — мятежник, полный величия и сознания своей правоты… А тут?.. Кто просил этого Геракла сбивать с него оковы?.. Прометей даже не замечает, что шагает прямо на стаю голодных волков; однако, учуяв острым обонянием, что идет полубог, звери расступаются, давая дорогу. Встретив такое почтение со стороны хищников, титан несколько приободряется: ничего… не сошелся свет клином на костре этих наглецов… Пусть их… Он пойдет к другим… он еще встретит настоящих людей! А неблагодарное племя да будет заклеймено вечным позором: уж он-то об этом позаботится!

Прометей снова ускоряет шаг, а когда минует рощицу и видит дымок костра, сердце его вновь начинает биться учащенно — пусть его биение не напоминает уже грохота горного обвала, но надежда заставляет его стучать все быстрее и быстрее… Он снова прячется за деревом, снова видит волнующую картину: вокруг костра собрались большие и малые, отсветы огня сверкают в их глазах, начинается тот же ритуал, та же молитва, славящая его имя, — только на этот раз титан сдержал слезы — уже ученый!..

Выйдя к людям, он наталкивается на те же удивленные взгляды. Приветствует их короче и суше:

— Здравствуйте, мужчины и женщины. Я — Прометей.

Предъявляет неоспоримые доказательства:

— Вот следы орлиного клюва, вот стертая цепями кожа, вот рана от копья…

— Да, да, мы верим. Какая честь!.. Придвигайся поближе к огню, согрейся… Мы тебя не забыли, нет, вот на камне жертвенная кровь в твою честь… Скажи, титан, куда думаешь податься дальше?

— Еще не знаю…

— Знаешь, знаешь, ты же полубог, дарователь огня, все мы должны слушаться тебя… Разве ты можешь чего-нибудь не знать? Но пока отдохни, сосни, погрейся, а мы посовещаемся…

Совещание? Снова? Недоброе предчувствие колет титану сердце, как острие копья… А совещание, которым руководит жрец, протекает так слаженно, кончается так быстро, что бедняга не успевает и ног согреть.

— Не знаем, какими словами и благодарить-то тебя, о великий пресветлый Прометей, за то, что ты оказал нашему племени столь великую честь, посетив его, — заводит соловьиным голосом здешний юный помощник жреца. — Но поскольку огонь мы получили не от тебя, а от племени, живущего по ту сторону северной горы, то, не откладывая дела в долгий ящик, спеши туда, ибо лишь тому племени принадлежит неоспоримое право благодарить тебя и повиноваться тебе. Они, конечно, примут тебя с распростертыми объятиями! Ах, как мы им завидуем! Счастливчики!

Прометей уже понимает, что к чему, не удивляется, не злится, не мечет глазами молний: пустое дело — чем упорнее будешь сопротивляться, тем больше грубости, а то и насилия встретишь. На этот раз он даже наблюдательнее: заметил, что при словах «как мы им завидуем» на губах жреца зазмеилась ироническая усмешка. Не ускользнуло и то, что многие мужчины и женщины племени не очень-то согласны со жрецом, но на лицах печаль и беспомощность, которые говорят сами за себя.

И титан, не переча жрецу, не попрощавшись, направляется к северу, в сторону горы, и не оборачивается. «Должно же все-таки отыскаться хоть одно благодарное и гостеприимное племя, — пытается он утешить себя, — не могут же все быть одинаковы, как капли воды… Не могут!»

Однако третье племя уже было предупреждено о приходе Прометея: соседей оповестили языком факелов (глянь-ка, целая система связи с помощью огня налажена!). Поэтому, не успел он приблизиться к новому костру (сейчас и во всех других случаях), как его встречали отработанной тирадой:

— Приветствуем тебя, о пресветлый дарователь огня! И поскорее спеши на восток: там хранят твой первый факел, там рады будут принять тебя. Как мы завидуем им! Счастливчики!..

Или:

— На юго-запад, неужто сам не знаешь, о полубог?! Они ждут не дождутся, они заслужили это!

И неизменное:

— Поспешай, не медли!

И титан все шел и шел… Да, раны зажили, на их месте только блеклые шрамы, да, о невыносимых муках остались лишь одни воспоминания. Да, похищенный им на Олимпе огонь горит и будет гореть, неся людям тепло, сытость, силу. И титан неутомимо шагал вперед. Оттого, что спать приходилось где попало, зачастую под дождем, от нескончаемых скитаний грудь его терзал противный, изнурительный кашель, на губах высыпала лихорадка, спина сгорбилась от усталости, волосы сбились в колтун, глаза старчески заслезились, а на лице читалась покорность бездомной собаки; Прометей завел палку для защиты от наглых гиен и привык опираться на нее… Случалось, что он нечаянно во второй раз подходил к тому костру, откуда его уже прогнали, и тогда жрецы не упускали случая поиздеваться над беспомощным стариком: вот тебе, дескать, и светоносец: заблудился, как слепой щенок!.. Пристыженный титан снова отправлялся прочь, плохо соображая, куда идет, твердо зная лишь одно: к богам он вернуться не может, не может и никогда не сможет, это было бы окончательным падением, после которого уже нечего ждать… Он метался то на север, то на восток, шел к западу, шел на юг — неважно куда, потому что надо было идти, двигаться, пока несут ноги…