Настя подходит ко мне сзади, обнимает плечи, спрашивает у Тани:

— Это плохо?

— Скажем так: нехорошо. Двойники появляются, когда нить, связывающая физическое и астральное тела, начинает становиться все тоньше и длиннее. В таких случаях астральное тело начинает теряться и пытается найти путь к физическому телу, так как оно отдалилось от него. Если двойник оказывается в нашем мире, стоит знать: связывающая нить стала совсем тонкой, почти незримой, и скоро порвется.

Таня замечает то же, что и я — страх на лице Насти, когда та поглядывает на спящую старушку-алкоголичку.

— Но могу быть не права. Как вариант — в доме призрак. Здесь умирал кто-нибудь?

Настя отводит взгляд влево, сводит брови.

— Не помню.

— Тогда вот тебе домашнее задание: постарайся разузнать об умерших в квартире и, если они есть, понять, из-за чего появился призрак. Может, у него неоконченное дело? На этом все, я пошла.

Таня хватает сумку и направляется к выходу. Зовет меня:

— Максим, я хотела бы поговорить с тобой без лишних ушей.

Мне приходится вновь надевать куртку и ботинки. Вместе с Таней выхожу на улицу.

— Максим, я услышала от Насти о раке. Соболезную.

Мы идем медленным шагом. Куда — не знаю. Хотя хочется идти быстрее из-за окружившего нас карканья ворон.

— Я должна сказать две вещи, но сегодня скажу только одну. У тебя есть жизнь, и она дана не просто так. Ты обязан прожить достойно. Так достойно, чтобы о тебе еще долго помнили.

— Но что я могу сделать за пять месяцев?

— На самом деле можешь многое. Тебе нужно присесть и подумать. Сделай в жизни что-то достойное.

Я находился в кабинете невероятных размеров и следил за шевелящимися губами своего литературного агента Зухры.

— Потрясающе! Максим, своей сказкой ты стольких вдохновил людей, что я тебе готова в ноги кланяться! Спасибо тебе огромное! Ты молодчинка, с твоей легкой руки у нас все пошло как по маслу.

Она всегда так быстро говорит. Время — бесценно. Кому, как не ей ли знать это.

В пятнадцать лет я издал фэнтезийную повесть для детей и подростков и возымел огромный успех среди молодежи. Мне стали подражать. Мне начали писать в социальных сетях. «Максим, ты вдохновил меня на творчество! Огромно благодарю и прошу прочесть мою книгу». И мне слали и слали разные произведения. Я их все читал, отбирал понравившиеся и отправлял агенту, Зухре.

— За этот год мы издали тринадцать книг!

Зухра подняла палец и покачала им. Мол, целых тринадцать! Затем поправила пальцем очки. А я воспользовался паузой:

— Я пришел к вам, чтобы сообщить кое-что.

— Что? Рукописи? Давай их сюда!

Она протянула руку. Но я ничего не дал и встретил взгляд полнейшего изумления.

Максим Волков произнес:

— Больше не могу уделять время литературному творчеству. Мне шестнадцать, самое время решить, на кого пойти учиться после школы. Я решил стать пластическим хирургом.

Ее губы разжались, показывая мне ротовую полость, но ничего не изрекли. Я произнес:

— Удачи вам.

Дорожа каждой секундой Максим Волков покинул кабинет. Кому, как не ему знать цену времени.

Достойное. Достойное. Слово так и вертится в голове

Я хотел быть хирургом. Резать людей — в этом есть какое-то наслаждение. Но потом желание сменилось на кое-что похожее. Возжелал стать психологом. Копошиться в чужой голове — тоже прелестно. Ну, мне так казалось поначалу. И, может быть, если сдал бы ЕГЭ по биологии хотя бы на тройку, то пошел бы учиться на него.

Я искал достойную для себя и общества профессию. И остановился на журналистике.

Направляюсь в кафе, что на Верхне-Волжской набережной. Восемь вечера, на улицах Нижнего Новгорода царит мрак. Я люблю слушать редко нарушаемую тишину ночных городов. В этом есть своя романтика.

Поступив в институт, я поспешил разочароваться. Во-первых, образование. В то время как одногруппники с радостными криками неслись к преподавателю с зачетками, только что пообещавшему всем автоматом пятерки, я с прискорбным выражением лица и в умирающей позе полз последним. Я хотел сдать экзамен. Я готовился к нему.

В кафе меня ждет Аня. Она о чем-то хочет поговорить наедине.

Хотя еще обиднее обстояло дело с одной дисциплиной. Преподаватель отказался учить нас, сказав, что сия дисциплина бессмысленна, мол, сами на практике все поймете.

Давайте зачетки.

Сделаем вид, что я вам преподавал, а вы молодцы.

Всем пять.

То была важная дисциплина. Правовые основы журналистики.

Во-вторых, специфика профессии. Оказывается, журналисты не так уж много зарабатывают. А те, кому деньги текут рекой, долго не живут. Хотя еще меньше живут те, кто пишет и говорит правду.

Журналистика — не профессия, а образ жизни. Быть журналистом опасно. Я про настоящих журналистов, а не про тех лижущих зад верхушке власти.

Еще я мечтал стать писателем, даже определился с университетом. Но переезжать в Москву ради учебы в литинституте посчитал глупой затеей.

Уютное кафе открывает передо мной двери. Атмосфера царит романтическая, звучит Аврил Лавин. Нахожу Аню за восьмым столиком у широкого окна.

Когда, сняв куртку, сажусь напротив нее, она делает мне замечание:

— Ты мог бы мне сообщить, что весь день проведешь у Насти. Я пошла бы с тобой.

Хватаю меню, сразу перехожу в раздел безалкогольных напитков.

— Роллы уже заказала. Хочу с тобой поговорить о Владе.

Я мычу. Мол, ясно.

Заиграла песня «Move Along» группы The All-American Rejects. Если бы не тема разговора, я ловил бы кайф от царящей в кафе атмосферы.

— Он сегодня весь день не желает вылезать из комнаты. Играет что-то грустное на гитарке и поет. От его песни аж кошки на душе скребут.

— Ну, здорово. Парень поймал момент и решил развлечь себя.

С энтузиазмом жму кнопку вызова официанта.

— Я просила открыть дверь, поговорить со мной, но Влад сказал, что занят. Он даже ничего не готовил. Пришлось варить борщ самой. Ты чем-то его обидел? Он же ранимый!

Вот. Теперь вижу, что Аня рассержена. Не столько на меня, сколько на саму ситуацию. Она не любит, когда ей что-то непонятно, когда попытки изменить ситуацию оказываются неудачны.

Она продолжает:

— Макс, я знаю, что ты не сильно расстроен раком. Ты всегда умел адаптироваться, принимал любые резкие изменения в жизни мгновенно. И рада, что у меня есть такой позитивный друг, как ты.

Заказываю марокканский чай у подошедшего официанта.

Подруга берет мои ладони в свои и приподнимает их.

Аня Матвеева, она же Анна Эванс, — подруга с детства. Ей известно многое, даже, пожалуй, больше, чем другим моим лучшим и преданным друзьям.

— Но у Влада после Юры остался только ты. У него больше нет лучших друзей. Как ты думаешь, что он чувствует? Поговори с ним, скажи, как он для тебя многое значит. В первую очередь он хочет услышать именно это. А ты, как был упрямым болваном, таким остался, не можешь уделить хоть немножечко времени только ему!

Подруга разжимает ладони. Принесли роллы и чай. Один горячий ролл с помощью палочек отправляется в путь к желудку Ани. Жуя, Аня озаряется идеей:

— А еще можешь дать ему послушать «Время» Tracktor Bowling.

— Держи, чтоб никто не видел!

Продавщица заговорщицки сунула в карман моей олимпийки пачку сигарет. Без тени улыбки, без намека на позитив я выдавил:

— Спасибо.

И вышел из магазина.

Перебежал дорогу в неположенном месте, прислонился к мокрой от дождя желтой стене больницы.

Нижний Новгород, улица Минина, почти восемнадцатилетний парень со шрамами на лице и руках закурил сигарету.

Моя последняя госпитализация. Больше не хочу. Зачем скрывать шрамы, если без них забываешь о сделанных ошибках?