– Том, это еще что такое? – взвыл Билл, пытаясь вырваться из рук брата. – Отпусти ты меня! Он же сделает с собой что-нибудь!

– Он манипулирует бабушкой! Ничего он с собой не сделает, ибо боли боится! – рыкнул, прижимая брата к себе. – И мы не должны влезать в их отношения, пусть она сама попробует его найти! А когда не сможет, придет к нам. Уж слишком ей легко все дается! Она доводит Бэти до истерики, а потом зовет нас, чтобы мы его успокоили, а после мы с тобой крайние!

– Ну, она же права в своих подозрениях… – всхлипнул.

– Хватит тебе… – поцеловал его в щеку. – Бэти умный парень, ничего не сделает с собой…

– Но ему сейчас так плохо, эта грымза побрила его! Зачем? – вскрикивает, утыкаясь в плечо брата. Дрожь по всему телу сделала свое дело, комок слез все-таки вылился наружу. Билл заплакал.

– Ты чего ревешь-то?! – удивился, отстраняя брата от себя, убеждаясь в своих догадках. Брат прятался носом в изгиб его шеи, не давая возможности смотреть в заплаканные глаза. – Глупый, что ли? Чего ревешь-то?

– Не знаю… Просто мне так неприятно. Он не заслужил такого к себе отношения! И мы еще… Парень старается для нас, радуется нам, а мы… – всхлипнул. – Я ненавижу себя.

– Билл, ну перестань… – Том гладил брата по волосам, прекрасно понимая его. – Мы не можем по-другому, слышишь? – младший отрицательно помотал головой. – Чего? Думаешь, что есть возможность любить сразу двоих? – Билл кивнул, крепче обнимая старшего. – Неужели ты считаешь, что мы можем позволить себе эти отношения? – младший снова кивает. – Ты глупый.

Они простояли в тишине какое-то время, пока Билл сам не отлип от брата, направившись в душ. Он не любил плакать, ибо после слез его лицо, по его мнению, становилось неузнаваемым: нос краснел, мешки под глазами распухали, по щекам ползли красные пятна.

Том же принялся за готовку ужина, хотя время только близилось к раннему вечеру. Готовка отвлекала его от ненужных мыслей. Он включил ноутбук, а там выбрал какую-то дурацкую комедию, чтобы не готовить в тишине.

Бэти снова и снова проводил ладонью по колючему ежику, всхлипывая и ненавидя себя за все случившееся. Истерика его не отпускала. Хотелось почувствовать капкан крепких рук, тепло любимого тела. Почему-то в моменты, когда было плохо, он думал именно о Томе и желал только его присутствия. Сейчас он сидел у старого карьера и ждал, пока кто-нибудь из братьев придет за ним.

Мысли путались в юной голове. Было сложно думать от накатывающих приступов истерики. Ему снова было невыносимо плохо. За него опять все решили, наказав за глупый вопрос новой прической. Это все Эрна, это она подначила бабушку на то, что ее внук начинает выглядеть как Билл и явно берет пример с него. Дальше они решили, что Бэти должен быть похож на мужчину, именно поэтому было принято решение «избавить Рапунцель от женских косм». Бабушка пригрозила, что если юноша будет препятствовать, то ему будет закрыта дорога в дом братьев, а по итогу, когда все волосы мертвым грузом остались лежать на полу, она сообщила, что Бэти больше не будет общаться ни с кем из Трюмперов. Свое решение она пояснила тем, что Билл и Том пагубно влияют на ее внука. Никаких более точных и весомых аргументов она привести не смогла.

Погода сегодня была пасмурная, тело Бэти обдавало порывами холодного ветра. Никто из братьев так и не пришел. Мальчишка уже перестал плакать, но щеки все еще были влажными, а глаза красными. Отсутствие Тома или Билла рядом воспринялось, как предательство. Маленькое сердечко спокойно билось о ребра, гоняя кровь по замерзающему телу. На душе не становилось легче, только голова начала болеть сильнее прежнего. Никто в этой жизни не любит его по-настоящему. Никому нет дела до его настоящих, естественных чувств. Родители делают вид, что знают все лучше него самого, а бабушка потакает Эрне, прислушиваясь к ней, а не к Бэти. Братья? Братья видят в ребенке только возможность хорошего секса, юноша это понимал, ведь сам знал, что отношения просто невозможны, но только теперь от этого было очень-очень обидно. Он ведь любит их. Тома любит уже давно, а в Билла влюблялся ежеминутно. Только вот сами братья явно просто забудут о нем, как только закончится лето. Им и двоим будет неплохо.

Только когда первые сумерки отпустились на деревню, Бэти принял решение идти домой. Он до последнего ждал кого-то из братьев, но те не пришли. Юноша медленно брел домой, не желая больше ни с кем разговаривать. Он никого не винил в происходящем, может, только себя. Ведь это он такой неинтересный и легкодоступный, это он еще маленький и, наверно, в самом деле, не понимает каких-то вещей. Его представления о любви и жизни стали увядать под его грустными мыслями.

– Бэти… – бабушка заключила внука в объятия. Только он не обнял в ответ, спокойно перенося прикосновения Маргарет. – Бэти, прости меня, ради Бога! Я так за тебя переживала! Милый, ну чего ты? Ты в порядке? А волосы отрастут.

– Волосы отрастут, – медленно проговорил он, отстраняясь от женщины, – только не в них дело. Я устал и хочу спать. Не беспокой меня более! – он направился к своей лестнице, ведомый единственным желанием – укутаться в любимый плед и уснуть.

– Но… Как же ужин? – тихо проговорила она, провожая взглядом внука.

Бэти упал на кровать, сворачиваясь клубочком в любимом пледе. В комнате было темно, а тело до сих пор дрожало от холода улицы. Он смотрел в одну точку перед собой и думал только о том, что больше не хочет так страдать. С Биллом и Томом ему до жути хорошо, но только теперь он задумался о том, что к его просьбам об отношениях не прислушался ни один из них. В любом случае, если бы братья любили его, то поехали бы следом, и переезд не стал бы им преградой. От подобных мыслей становилось только больнее.

Он перевернулся на другой бок, провел ладонью по холодной стене. Родители счастливы, они занимаются любимым делом, они путешествуют, они есть друг у друга. Братья тоже вдвоем, как бы там ни было, будет между ними секс или нет, но они тоже любят друг друга. Ни родителям, ни Тому с Биллом Бэти по-настоящему не нужен. Только сейчас юноша до боли сжал веки, осознавая это. А сердце все так же размеренно билось в его теле, накатившая усталость взяла свое, позволяя измученному эмоциями ребенку уснуть.

Том проснулся с тяжелыми мыслями. Ему, в принципе, спалось не очень, да еще и невеселые думы одолевали его. Как бы он ни старался уберечь и отгородить себя от чувств, но они снова и снова, будто навязчивые идеи, ломились в его голову. Ему сложно было передать то чувство, которое он испытал, когда мальчишка обнял его на глазах у бабки. Может, это была жалость? Ведь сердце предательски защемило. Или желание защитить? Ведь ладони моментально сжались в кулаки.