- Твои сырые пельмешки, а тут обычные, - я посадил парня, сам усаживаясь напротив и принимаясь за еду. Впрочем, я в основном наблюдал за слепым, что с каким-то восторгом, непонятным мне, съел сырые пельмени (меня чуть не подташнивало во время этого), а потом принялся за сваренные, как за какое-то лакомство.

- Так любишь пельмени? – удивленно спросил я, заставив парня почти подавиться. Свою порцию я уже съел и теперь ждал его.

- Люблю, - сдержанно ответил он, отправляя последний себе в рот и облизывая тонкие губы. Ну блять, заче-ем? Я поднялся со своего места, отбирая тарелку у блондина и с грохотом сгружая все в посудомоечную машину.

- Все, ужин окончен, - сказал я, - чай? Кофе? Потанцуем? – я не мог не ухмыльнуться, глядя на смешливую улыбку на лице Мира.

- Пожалуй, откажусь, - хмыкнул тот, поднимаясь со своего места, - спасибо за ужин.

- Да, пожалуйста, - отозвался я, понимая, что отчего-то все барьеры мои летят в ебеня, когда этот парень так искренне улыбается. Точно в клуб. Завтра же. И с Никитой пересечься, вдруг, чего нового предложит, или развеяться…

Пожалуй, я ненавижу, когда он облизывает свои тонкие бледные губы. От этого его какое-то неправильное лицо выглядит слишком невинно, хотя, по идее, должно опошлиться. Но куда этому стать пошлым? Он же… как невинная девственница. Хотя, откуда я знаю, трахался он с кем-то или нет? Этого в его резюме не написано, а сам он точно не станет на подобные темы говорить. Да и как-то это… Мы же парни, нахер нам о таком говорить?

- Мир, ты такой… блять, - не выдерживаю, произнося эти слова, когда он в очередной раз теребит край футболки, но почему-то не уходит с кухни. Медленно подхожу к блондину, заставляя того чуть отпрянуть назад, когда я оказался слишком близко. Дыхание Кантемирова сбилось, влажные волосы забавно топорщились… Милый. Нет, правда, это ужасно, но мне так кажется, что он милый.

- Отстань… - тихо и неуверенно произнес слепой, жмуря пустые глаза, - отойди… - его ладони упираются мне в грудь, отталкивая, словно не настаивая, но прося прекратить, пока не поздно.

- Угу, - наклоняюсь, щекоча своим дыханием ухо слепого, скольжу языком ниже, по скулам, руками обвивая парня. Так хочется, хоть и нельзя… Мягко припадаю к влажным теплым губам, которые как-то покорно раздвигаются, хотя ладони стискивают футболку на груди, пытаясь отстраниться, но я все целую, мягко, неторопливо, видя, как ломается его сопротивление. Хочется – значит, бери же, да? У меня всегда так было. Прижимаю парня к себе ближе, углубляя поцелуй и глядя полузакрытыми глазами на подрагивающие ресницы зажмурившегося слепого. Мило, да.

День второй. Сочувствие.

Мило, только как-то неправильно. Мир больше не сопротивляется, но эта равнодушная покорность… Гр-р, выбешивает. Он просто приоткрыл рот, позволив мне целовать его, но сам не отвечал. Ни капельки. Я же не могу… не могу сейчас отстраниться, хотя он все еще стискивает тонкими пальцами футболку на моей груди. Просто это притяжение к нему кажется сейчас неразрывным. Блять, Макс, до чего ты докатился? Борешься с желанием разложить парня (парня!) на своей же кухне. А ведь, вроде, я никогда не имел склонностей к педикам…

Не могу думать, чувствуя его горячее дыхание на своих губах. Он учащенно дышит, стараясь успокоиться, словно внушая себе, что все в порядке, когда я прижимаюсь ближе, лизнув языком его небо. Надо же, подрагивает, а я, твою мать, возбуждаюсь. Думаю, в домашних свободных штанах это особенно заметно.

Мир резко ударяет мне кулаком в грудь, заставляя подавиться воздухом и отпрянуть.

- Ты… чего? – спрашиваю я, кашляя.

Он злобно зыркает, упираясь спиной в стол, краснеет, словно только осознавая, что произошло, но от этого не становясь менее разъяренным.

- Не с-с-смей так делать, - прошипел слепой, двигаясь вбок по столу и наконец покидая кухню, цепляясь за стену. Придурок. Как мне, прости, не делать? А что мне, блять, делать?! Как будто это мне нравится…

Со своей проблемой пришлось справляться в одиночку, развалившись на стуле прямо на кухне, ибо – он же все равно слепой, да и сюда точно не зайдет еще часа три-четыре. Зато… вместо приятной сисястой девушки снова всплывало смущенное донельзя лицо этого странного парня. И во что я вляпался? Зачем? Зачем я решил стать волонтером? Я стиснул зубы, кончая и изливаясь в руку, тут же споласкивая ее под краном. Полез в холодильник, доставая всегдашнюю бутылку пива. Кажется, я решил не пить? Я соврал. Себе же. Не пить рядом с Этим я не могу.

Из гостиной доносилось только еле слышное постукивание клавиш пишущей машинки. Завтра же возьму этот алфавит и пару его листов и прочитаю. Надоело оставаться в неведении о том, что же он с таким усердием строчит? Сидеть в тишине было даже приятно, особенно, когда эта тишина нарушалась только постукиванием капель привычного дождя да клавиш. Еще изредка шуршание Мира, который двигался на кровати, и звяканье бутылки, когда я ставил ее на стол. Сигарет не было. Кажется, передо мной уже стояла полная пепельница, когда я докурил последнюю. От такого количества слегка кружилась голова, а может, это от пива, не знаю…

На душе было дерьмово. Словно я делаю что-то совершенно не так. Почему он с таким усердием не дает мне даже заглянуть за свою непроницаемую внутреннюю стену? Вляпался я во все это по самые уши, а вылезти уже нет сил… Совсем. Я не знаю, может, мне это нравится? Что он имеет такую власть надо мной, сам того не подозревая? Я сам не подозреваю, почему так привязался. Ни к кому же в жизни не привязывался. Я мог хоть сейчас встать и уехать в другую страну, потому что меня ничто не держит. А теперь… Теперь я просто заберу его с собой, с его желанием или без. Плевать я на это хотел. Он мне нужен, значит, я заберу его.

Какой я эгоист, да? Ужасный. Пиво в бутылке стремительно закончилось, и я поднялся с места, чуть качнувшись от долгого сидения. Я стал слишком мягкий с ним, а он, кажется, этого даже не чувствует. Моя голова забита этим придурком двадцать четыре часа. Я забросил университет. Я устроился на работу. Я провожу с ним больше времени, чем наедине с самим собой. Я просто не понимаю, что мне делать! Снова злость поднялась во мне, подкрепленная небольшим содержанием алкоголя в крови. Я слишком часто злюсь в последнее время, будто с цепи сорвался. Этот слепой вызывает во мне такую гамму чувств, что порой мне страшно за себя и за него. Это ненормально. Ненормально.

Не может быть все отлично. Рядом с Миром – никогда. Только не знаю пока, во что все выльется. В то, что я изнасилую его? Выгоню из дома? Вл… нет, это исключено. Влюбиться… я же не могу. Это просто глупость – любовь. Ее нет. Только страсть и похоть, и слабое «нравишься». Он мне нравится, это да, я просто его хочу.